Посты сменяются на рассвете - Владимир Понизовский

Пулемет замолк. Снова зашелся в кашле — и снова оборвалась очередь. Одинокими и беспомощными показались хлопки винтовочных выстрелов.

Он больше не имеет права ждать...

Однако не успел Андрей подать сигнал к отходу, как послышались треск сучьев, шарканье тяжелых шагов, колыхнулись ветви и на берег выбрались из-за кустов люди. Бойцы поддерживали под руки тяжело раненного, его безжизненные ноги носками сапог гребли траву, сучья, песок. В этом обвисшем Андрей узнал комиссара.

Гонсалес мутным взглядом посмотрел на командира:

— Todo está terminado... No podemos sostenernos más...[11] — Вскинулся, глаза его загорелись: — ¡Ordene! ¡Ordene![12]

Лаптев помог бойцам уложить комиссара на дно лодки, сам перевалился через борт, обеими руками обхватил весло и отвел его для гребка. И в эту последнюю секунду на берег выбежали двое, они несли третьего. Это были рабочие и Лусьяно.

— В лодки!

Пока отплывали, Божидар перебросился с рабочими несколькими словами. Перевел Андрею:

— Они уже успели выйти за ворота, когда на заводе началась тревога. Лусьяно был бодрый. Он сказал, что может быть погоня, они не должны идти прямо к лодкам — выдадут всех нас. Они пошли далеко в обход, и сил у него не хватило. Несли его, поэтому опоздали.

Лодки вырвались из-под навеса ив. Только те две лодки, предназначенные для группы Росарио, безмолвными пустыми гробами качнулись на черной воде.

Лаптев греб, а сам до рези в глазах вглядывался в уходящий берег. Потом, одной рукой подняв весло, чтобы не мешать грести другим, дотронулся до колючей щеки Гонсалеса. Комиссар шевельнулся, открыл глаза. Взгляд его был осмыслен. Он разомкнул губы, с сипом спросил — Андрей не разобрал слов.

— Комиссар спрашивает о той группе, — перевел Божидар.

Андрей пожал плечами и снова взялся за весло.

Они миновали излучину и вышли на открытое место. Со стремительным посвистом взмыла ракета, вспыхнула в небе и повисла, казалось, над ними, над их лодкой, озарив мертвенным ярким светом реку и каждую щепку на ее волне. Бойцы невольно припали к бортам. Но их уже заметили. С франкистского берега ударили сначала винтовочные выстрелы, а потом застучал пулемет. Вода вспенилась фонтанчиками. Из лодки ответили выстрелами наугад, на звук. Пулеметная очередь настигла их. Пробарабанила по борту, вылущила щепу. Кто-то вскрикнул. Андрею обожгло лоб и сбило в воду берет. Он перегнулся, подхватил берет, натянул на голову. На глаза, на лицо потекла густая горячая вода. Провел ладонью. Вода была липкой. Поднес руку к глазам. Пальцы черные. Кровь? Почему же не больно?..

Ракета с шипением врезалась в реку. Стало очень темно. Бойцы налегли на весла. Лаптев услышал глухие стоны.

— Кого?

— Комиссара! — отозвался Божидар. — Снова в грудь.

Опять взлетела ракета. И еще одна, и еще... Но их лодка была уже далеко, а первые достигли своего берега. Оба рубежа полыхали огнем, трассирующие пули со свистом прочерчивали над их головами цветные арки. Еще в воде их лодку подхватили, втянули на песок.

— Помогите комиссару!

Санитар склонился над Гонсалесом, начал с хрустом разрывать санпакет. Раненый хрипло стонал. В куртке на груди темнела дыра. Из нее медленной струйкой сочилась кровь. На смуглом лице комиссара выделялись побелевшие губы.

Божидар приподнял Гонсалеса, помогая санитару стащить куртку, и осторожно вынул руку из-под его спины. Она была черной от крови.

Быстро светало. Высоко над рекой розовым золотом засветились облака. Стрельба с обоих берегов прекратилась.

Андрей посмотрел на часы. Неужели всего тридцать две минуты, как они вырвались из зловонной трубы? И через три минуты...

Он повернулся к комиссару. Тот пристально смотрел на него. Пошевелил белыми губами, обрамленными жесткой черно-седой щетиной:

— ¿Pero que pasó? ¿Por qué?.. ¿Ud. cumplió con su deber? ¿Si o no?[13]

— Сейчас! — Андрей пальцами правой руки охватил часы.

Секундная стрелка с фосфоресцирующим острием начала обегать черный круг циферблата. Каждое ее движение отдавалось в руке, в висках. Она пульсирует? Или в такт ей пульсирует кровь? Четверть круга... Половина... Три четверти...

Вот и минутная стрелка, повинуясь ей, передвинулась на деление.

Тишина... Лаптев почувствовал, как обмякают руки.

И вдруг там, за рекой, за холмами, всплеснулось что-то багровое и черное, полыхнул ослепительный огонь. А еще через мгновение заколебалась земля, застонала река, ударил в лицо горячий ветер, небо начала заволакивать черная пыль. И только потом троекратным эхом донесся оглушающий грохот.

Комиссар встрепенулся. Его бескровные губы дернулись.

— Что ты говоришь? — наклонился Андрей.

— Он сказал: «Выполнили, бьен, хорошо!» — перевели Андрею.

Губы комиссара передернула судорога. Лаптев отвел глаза в сторону. Когда он повернулся, Гонсалес был уже мертв. На его лице застыла гримаса боли. Рядом с ним на коленях стоял студент. Он плакал навзрыд, как ребенок, кулаками размазывая по щекам грязь, и шептал:

— Это из-за меня... Я виноват! Я!

«Из-за тебя или из-за меня? Или солдатская судьба?»

А там, за рекой, все дыбилось и грохотало, будто разверзлась преисподняя. Взрывы разной силы следовали один за другим. Андрей представил, как рушатся трехметровой толщины стены цехов, огонь красной стружкой сворачивает двутавровые балки перекрытий, жаркий ветер гнет деревья и крошит стекла в окнах. Где-то в том аду — пикадор Росарио и его бойцы... Андрей почувствовал усталость и тупую боль в голове.

Оглянулся. Лусьяно уже не плакал. Он стоял около комиссара, но смотрел на зарево над рекой. Его осунувшееся лицо было взрослым и суровым.

С неба еще сеялся сухой дождь, в воздухе носились черные перья, и по реке плыли и тонули обуглившиеся обломки. А отряд медленным и тяжелым шагом возвращался на свою базу, и бойцы — в грязных и мокрых куртках, в высоких сапогах с отвернутыми голенищами и с опавшими рюкзаками за спинами — походили, наверное, со стороны на рыболовецкую бригаду, возвращающуюся с промысла. Огрубели, поросли щетиной лица, красны от бессонницы и пережитого напряжения глаза, в ссадинах и свежих мозолях пальцы... Но карабины, оттягивающие плечи, пистолеты и ножи у пояса и бинтовые повязки со свежими пятнами крови — у кого на руке, у кого на голове — молчаливо свидетельствовали: не рыболовецкая бригада, а военный отряд возвращается с боевого задания.

Впрочем, здесь привыкли к таким картинам.

У ворот казармы их ждала Лена. Приветствуя, она по-ротфронтовски сжала пальцы и, держа кулак над головой, обводила взглядом строй бойцов, входивших в распахнутые ворота.