Вечное - Мара Вересень

думали придремал на солнце старый человек. Потом только, как стемнело, поняли. Паспорт при нем был, разрешение на захоронение на этом вот кладбище, где уже с полсотни лет не хоронят, и записка. Ни магфона, ни еще какой приблуды. Даже ИД-кода по крови не нашли. Только выяснили, что родичей нет никого. Один он. Чуял, видно, что все, вот и сел, где найдут быстрее.

— А в записке что?

— Просил написать на надгробии: “Человек”.

— Он же вроде сирен, вон жаберные щели за ушами видны.

— А ты пиши “Человек”. Облезешь? Или резца казенного жалко? Не человек ты что ли? Пусть ему лежится спокойно. Кто бы он ни был. Сейчас некроманта подождем, чтоб покой ему прочел, и домой. Темнеет, а тут сам знаешь, всякое случается. Видел в Восточном нового мастера?

— Это ирийца что ли?

— Ага. Здоровый лось. Такой без экзорцизма и уложит, и поднимет.

— За деньги, — раздался глубокий сочный голос.

— Что? — опешили могильщики разом поворачиваясь.

— Уложить и поднять во внерабочее время — только за деньги, — пояснил новый мастер. — Где клиент?

— Так вот он. Смотреть будете или заколачивать? У нас готово все, вас только ждали.

Молодой некромант обошел загородивших обзор мужиков, глянул в гроб и закаменел лицом.

— Свободны, — глухо сказал он.

— А?

— Дуйте отсюда.

— А закопать?

— Закопаю. Кто первый?

Могильщики наперегонки рванули к воротам, побросав лопаты.

— Дурной, — пропыхтел один. — Что это на него нашло?

— Может знал этого, который человек? А может так. Темные все с придурью.

Кай-Моран прочел упокоение, дернул плечами, потом стянул форменную мантию и расправил крылья, перо с мягкой опушкой покачиваясь, опускалось на землю. Пештин поймал беглеца, повертел в пальцах и положил под скрещенные на груди руки бывшего инквизитора.

— Так теплее, — пробормотал он, накрыл гроб крышкой, сам забил уже торчащие в крышке железные гвозди, немного неловко опустил в яму и зарыл.

Увлекся и чуть надгробие на забыл. Простой обтесанный камень с закругленным верхом и оттиском длани встал косовато, но зато не нарушал гармонию места. Руны надписи легли ровно и, пока свежие, чуть мерцали.

Было тихо, высоко и ярко сияла луна, цвел шиповник. Он тут почти круглый год цветет. Тянуло спеть что-нибудь заунывное. Или даже повыть. Но Кай не стал, еще за гарпию примут и патруль вызовут, вот смеху будет.

2. Живые

— Зарево видал?

— Какое? Какое видал? Нас как в подвал запихали, так я ничего кроме чье-то спины не видал, женка бубнела, дети орали, трясло, потом выпустили и по домам разогнали.

— А я видал, сховался, когда авакуе… эвыковыривали всех. Не так уж и смотрели по шкафам. А потом-ка вылез. У меня кухня как разочки на запад. Так над станцией так жахнуло, что час еще не видал ни пальца. Ух!

— Вот пустое, а если б того?

— Если б того, мне б уже до бездны было, не?

— Ну-у-у…

Над столом воздвиглась хозяйка “Погребка” и руки в пышные бока уперла. Монументальная женщина!

— Платить будем или опять патруль звать? Битых два часа над одной сосиской и полпинтами сидите.

— Чего это сразу битых? Не надо никаво бить. Мне во, конфетсацыю дали.

На стол гордо легла монетка в пять чаров, а нерадивые клиенты попытались отползти к выходу вместе с табуретками.

Полуорка сменила гнев на гнев пожиже, забрала монетку и ушла к другому столу щебетать, видать, знакомцы какие сидели или клиенты при деньгах. У одного, здоровенного детинушки в некромантской мантии на отвороте надзоровский значок блестел. Парень единственный из компании нет-нет да и утыкался глазами в кружку, будто на поминках.

3. Хранящие

Эру наконец дотащился. Смотрел на арку врат и ему захотелось обругать себя гадкими словами со значением отсутствия ума и сообразительности, которые так любят сочинять во всех мирах. Что стоило сразу пройти туда, откуда притащились блудные ушастые? Может удалось бы разбить поток, ослабив разрушительное действие. Но арка как возникла, так и стояла, а волны возмущения разбежались по мирозданию.

Эру оставил Каратель, от которого вновь ныло плечо, отрастил анализатор, поскреб субстанцию врат. Красноглазый Мор уселся на арку и таращил красные зенки, любопытничая.

Судя по остаточным следам, арка-исход, оставшаяся где-то в мире, была создана на основе печатей внутреннего перемещения, где неучтенное измерение времени — незначительная погрешность, компенсируемая за счет перемещающегося. Блудные ушастые, элфие, как они себя именовали, живут достаточно, чтобы было им начхать, что пару дней пропадет. В межмировых масштабах погрешность превратилась в глобальную ошибку. Срабатывание кустарно скроенного портала породило волнообразное возмущение, тряхнувшее соседние ветви мироздания. Элфие вышли, а прочие миры ветви огребли. В мир Нодлута волна приходит раз в 300–400 лет. А поскольку мир один из основных — Истинный — и сам отбрасывает отражения, все связанные с ним Подобные миры тоже дергает.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

И тут… Не дернуло, а как струной натянулось, вот-вот оборвется.

Да как так? Только же успокоилось!

Эру бросил взгляд на Ловца душ, но тот не рвался никуда лететь и никого хватать, а значит живущие без присмотра опять учудили.

Подхватил Каратель и спустя несколько шагов понял, что опаздывает и без Ускорения — никак, а от него потом над дорогой “штормит”, но тянуло И Эру, вытащив из закромов памяти координаты храма и навёвшись на источник как на маяк, свернул время.

На выходе его ударило… Мир завернулся в грани субреальностей и был похож на развлекушку, виденную в одном из миров, оклеенный зеркальными осколками шар. Осколки перемещались и резали вектор перехода. Ощущение было что он явился домой, а там уже кто-то другой живет и ключи сменил… Ключи! Эти паразиты умудрились запереть мир Ее ключами!

Каратель ударил по зеркальной скорлупе, Посланник ломанулся в мир и…

Глядь!

Ощущение пинка под зад было новым. Еще ни разу Эру не получал такой оплеухи. Чем? Чем это таким… Хотелось отвесить челюсть. Образ сжатой и распрямившейся спирали Развития с импульсом-резонансом Созидания, задевшей его краем, отпечатался… Где только не отпечатался. А если бы не краем? Вряд ли бы он сейчас… А где он сейчас?

— Хашши’ин, — прошипел Посланник, открыл глаза и тут же закрыл.

Солнце стояло высоко и мгновенно налепило пятен на сетчатке. По бокам от него качались какие-то колосья, мухи гудели, под спиной кололось, плечо болело и копчик ныл… Эру поднялся, подобрал косу, выглядевшую странно и больше похожую на серп на длинной ручке. Пастырь живущих чувствовал себя удручающе живым, голым и… смертным.

Еще ни разу Эру не приходилось взывать к Матери всего в таких условиях и таким образом: рассадив ладонь и брызгая серебром на