На свободное место - Аркадий Адамов

— Не беспокойтесь, как-нибудь сама объясню.

— Приходится беспокоиться. Чтобы дочке вашей тоже какой-нибудь Колька-Чума поперек жизни не встал.

— Как… вы сказали? — неуверенно спросила Муза. — Чума?..

— Чума, — спокойно подтвердил Кузьмич. — Это его воровская кличка. Не очень приятная, а? Зараза, причем опаснейшая. И вы, Муза Владимировна, сами были уже в двух шагах от преступления, от тюрьмы. Потому что связаться с Колькой-Чумой и не совершить преступления невозможно. Он бы вас заставил. Ведь заставил бежать из Москвы? Очень вам это хотелось?

— Нет, что вы! — испуганно воскликнула Муза.

С нее уже сошла минутная дерзость, она снова выглядела жалкой, растерянной и в этот момент совсем некрасивой.

— С Колькой можете проститься, — сухо продолжал Кузьмич. — Но, к сожалению, нет уверенности, что какой-нибудь другой Чума не подцепит вас на веселую жизнь и на такую вот дубленку. Куда уж вам дочку воспитывать. Вас еще… Словом, должен предупредить, — перебил сам себя Кузьмич. — Мы с вас теперь глаз не спустим, учтите. И с нами вам будет не очень-то весело, тоже учтите. А сейчас пойдем дальше. Да! И еще учтите, что Гвимар Иванович убит.

— Что?! — Муза в испуге прижала ладонь ко рту, словно боясь закричать.

— А кого Колька-Чума по секретному заданию убил, он вам разве не сказал?

— Он сказал… глупость какую-то… Я уже не помню…

— Ага. Хорошо, что вам хоть сейчас это кажется глупостью. А теперь, Муза Владимировна, попрошу вас хорошенько вспомнить последнее воскресенье. Что вы с утра делали в тот день?

— Я… сейчас… — она помедлила. — Ну, да… Я на работу поехала.

— А Николай?

— Он тоже ушел.

— Когда вы его снова увидели?

— Вечером. Поздно. Когда с работы вернулась. Я хорошо помню. Он очень взволнован был. Тогда и признался… Насчет задания.

— И показал пистолет?

— Да…

— Что он вам сказал про убийство, где убили, кого, когда?

— Сказал, что два часа назад убили или три. Не помню. И все. А кого… Ну, сказал, что врага. Я больше не спрашивала. Да! Еще сказал, что теперь его самого могут выследить и… тоже убить. Враги…

— Поэтому вы ему и сообщили про того человека, который с Лехой пришел к вам на встречу?

— Да…

— Ловко вы того человека обвели. Ловко, ничего не скажешь. Дорого ему обошлось это доверие к вам, очень дорого.

— Что они с ним… сделали? — робко спросила Муза.

— Напали. Внезапно, вдвоем. Однако жив он остался. Иначе… Ну да ладно. Значит, воскресенье вы вспомнили. Пойдем дальше. Следующий день — понедельник. С утра вы были дома?

— Да…

— А Николай когда ушел?

— Он со мной был.

— Это не так. Вспомните получше. Утром он ушел.

— Да не уходил он. Точно вам говорю. Он боялся выйти. Даже в булочную. Только по телефону звонил. Я же помню.

— Не может быть, — покачал головой Кузьмич. — Утром он ушел.

Конечно же Чума ушел. Ведь утром он участвовал в краже из квартиры покойного академика и потерял там перчатку.

— А я вам говорю, не уходил, — упрямо повторила Муза. — Я очень хорошо помню. И вообще… Ну, зачем мне вас обманывать… теперь уже?

«В самом деле, — подумал Кузьмич, — зачем ей обманывать именно в этом пункте? Может быть, Колька спрятал у нее часть вещей с кражи? И, выгораживая его, она отводит подозрение и от себя? Тогда нужен немедленный обыск у нее, у матери, где-то еще, куда она могла отнести краденые вещи. И если ее сейчас отпустить, она может эти вещи сразу же перепрятать, даже уничтожить. Но если она знает про кражу, значит, врет про „секретного майора“, тот никак не мог совершить квартирную кражу. Хотя придумать этого „майора“ сама она не могла, она могла только в него поверить. Значит… значит, она ничего о краже не знает. Но тогда почему ей не сказать, что Колька утром ушел из дома? Странно. Рассказать про убийство и скрывать кражу. Почему она это делает? До этого необходимо докопаться».

— Вас сейчас допросит следователь, который ведет дело Совко, — строго сказал Кузьмич. — Советую хорошенько вспомнить утро понедельника. Хорошенько.

На тумбочке возле кресла зазвонил один из телефонов. Кузьмич взял трубку и, откашлявшись, сказал:

— Цветков.

— Товарищ подполковник, — донесся до него голос дежурного. — Только что получено сообщение. Раненый Шухмин в машине такси ведет преследование какого-то красного «Москвича». Маршрут движения известен. Подключил оперативные машины. Сейчас они примут объект.

Когда я возвращаюсь на работу после беседы с Виктором Арсентьевичем, то застаю в кабинете Кузьмича, следователя прокуратуры Виктора Анатольевича, тезку моего недавнего собеседника, и Валю Денисова.

— Вовремя прибыл, — кивает мне Кузьмич. — У нас тут все дымится. Вот он, — Кузьмич указывает на Валю, — только что Чуму взял.

— Ну да?! — удивленно восклицаю я.

Но это, конечно, от неожиданности, ибо рано или поздно, но это должно было неизбежно случиться.

— А Муза? — тут же спрашиваю я.

— У нас, — отвечает Кузьмич. — Виктор Анатольевич сейчас будет ее допрашивать. Так вот, — он поворачивается к следователю. — Странное дело. Убийство за Совко она подтверждает, мол, признался он ей в этом. А вот его участие в краже — нет. По ее словам, он все утро то сидел, мол, дома. Никуда якобы не выходил. Боялся нос высунуть. А у нас между тем…

В этот момент ко мне наклоняется Денисов и негромко сообщает:

— Петр наш в госпитале.

— Что случилось?!

Черт возьми, сколько событий в один день! Дело разворачивается, как туго сжатая пружина.

Валя коротко рассказывает, что произошло с Шухминым, и в заключение говорит:

— Отличный парень этот Аверкин. К нам попросился. Говорит, пока его Петр по пути уговаривал, он еще колебался, а как раненого его подобрал, так сразу решил. Во чудик! Всякий другой как раз наоборот бы поступил. — И, как бы объясняя этот странный поступок, Валя заключил: — Ракетчик. Только что демобилизован.

И мне почему-то тоже все становится ясно.

— От группы наблюдения за этим «Москвичом» сведений нет? — спрашиваю я Валю.

Но отвечает услышавший мой вопрос Кузьмич:

— Есть. Довели машину по адресу. Вышли двое. Один в зеленом кашне. Его до убийства и кражи несколько раз видели во дворе.

— Да, — подтверждаю я. — Он и по моим данным проходит.

— Из машины ничего не вынесли, — продолжает Кузьмич. — Вещей при них, выходит, не было. И задерживать их было бессмысленно.

— А по факту наезда? — спрашиваю я.

— Наши осмотрели машину, пока она там стояла. Следов от удара нет. Свидетелей тоже нет. А Шухмин в качестве пострадавшего спутает нам все карты, мне кажется. Лучше мы некоторое время за ними посмотрим. Они же нас куда только не приведут. Как считаешь, Виктор Анатольевич, или брать их немедленно?

Виктор Анатольевич следователь старый, опытный, мы с ним не одно дело «поднимали», и к его мнению все прислушиваемся. Формально он может дать любое распоряжение нам, но он прекрасно понимает, что мы тоже не бобики, что у нас в руках куда больше не фактов, нет, о них мы ему все сообщаем, а всяких предположений, что ли, не проверенных еще до конца, всяких, казалось бы, побочных сведений, которые, однако, если их сопоставить, могут натолкнуть на полезные выводы. У нас, наконец, уйма связей, знакомств, источников информации, которых у него нет. И потому Виктор Анатольевич всегда очень уважительно относится к нам. Особенно к Кузьмичу, и тот ему платит тем же. Кузьмич о нем сказал как-то: «Видите? Никогда внутри дела не бегает. Стратег. Учиться у него надо». Впрочем, иногда они спорят между собой, но по-особому, я, например, так спорить не умею — спокойно, не спеша, даже как будто задумчиво.

Но сейчас Виктор Анатольевич согласен с Кузьмичом.

— Да, — говорит он, — арестовывать их сейчас не стоит. Это всю шайку переполошит, разбегутся кто куда.

— А арест Чумы разве их не переполошит? — спрашиваю я.

— Другое дело, — качает головой Кузьмич. — Они уже в курсе, что мы Чуму и Леху знаем в лицо. Чума может попасться в любой момент, они это понимают. Даже на улице.

— Но ведь Муза расскажет, как было дело, — не сдаюсь я.

— Не думаю, — медленно говорит Кузьмич. — Убийство Гвимара Ивановича очень ее напугало, сидеть будет сейчас как мышь. Да и кому ей рассказывать? Знает она, кроме Чумы, одного только Леху, и тот к ней сейчас ни за что не придет. Вот интересно, что нам скажет Виктор Анатольевич после допроса.

А Виктор Анатольевич смотрит на часы и поднимается.

— Пойду, — говорит он. — Пора.

Когда он уходит, Кузьмич заключает:

— Путь к Лехе, милые мои, сейчас только через Чуму. Да и к другим, кто покрупнее, тоже. Муза нам тут не помощник.

— Федор Кузьмич, — подает голос молчавший до сих пор Денисов, — а что из Южноморска сообщают?