Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.) - Борис Флоря

Как показывает анализ инструкций, врученных послам[643], неясность ориентации трансильванского князя заставила гетмана занять достаточно осторожную позицию. Он выражал готовность принять посредничество Ракоци при переговорах между Войском Запорожским и Речью Посполитой. В инструкциях также говорилось о переговорах под Вильно и что в Чигирине ожидают результатов этих переговоров. Вместе с тем в инструкциях очевидна и тенденция придать договору о союзе характер соглашения, направленного против Польско-Литовского государства. Вся ответственность за имевшие место в прошлом конфликты в самой категорической форме возлагалась на Речь Посполитую. Согласие на посредничество трансильванского князя сопровождалось важным замечанием, что гетману трудно верить в успех, так как поляки неоднократно нарушали заключенные с ними соглашения. Наконец, гетман выражал готовность предпринять совместно с князем общие действия для защиты православных и протестантов на территории Польско-Литовского государства от гонений со стороны католиков.

Хотя в документе Хмельницкий был назван гетманом «царского величества» и в нем выражалось пожелание, чтобы мир, который будет заключен при посредничестве Ракоци, был выгоден для царя, по существу, в нем нашла выражение та же политическая линия, расходившаяся с русским внешнеполитическим курсом, что и в его обращении к Карлу Густаву. Неслучайно в том же документе говорилось, что заключенный мир не должен принести ущерба и шведскому монарху.

В своей официальной части миссия посланцев Хмельницкого закончилась быстро и успешно. 7 сентября Дьердь II Ракоци подтвердил договор о союзе между Трансильванским княжеством и Войском Запорожским[644]. К этому времени, однако, внешнеполитическая ориентация Трансильванского княжества изменилась, так как уже в сентябре полным ходом развернулись переговоры о союзе между Трансильванией и Швецией. Ко времени встречи Дьердя II с казацкими послами принципиальное решение о заключении такого союза уже было принято, и споры шли лишь о том, как именно территория Польско-Литовского государства будет поделена между Карлом Густавом и его союзниками Дьердем II Ракоци и курфюрстом бранденбургским Фридрихом Вильгельмом[645]. Поэтому на переговорах, судя по кратким известиям в донесениях шведских послов, был поднят вопрос об участии казацкого войска в будущей войне с Речью Посполитой.

Вопрос об участии казацкого войска в войне стал затем предметом переговоров трансильванского посла Ласло Уйлаки, посетившего Чигирин в октябре 1656 г., с советниками гетмана И. Выговским и П. Тетерею. Хотя в разговорах с послом И. Выговский говорил, что в Чигирине нет известий о результатах переговоров под Вильно, решение об участии в войне с Речью Посполитой в Чигирине приняли, не дожидаясь этих известий. В конце ноября Ракоци получил сообщение, что гетман направляет ему на помощь трех полковников с войском[646]. Оставалось договориться о сроках совместного выступления, что стало предметом дальнейших украинско-трансильванских переговоров[647].

Как отметил М.С. Грушевский, присоединение Хмельницкого к формирующейся коалиции ускорило заключение договора о союзе между Швецией и Трансильванией, подписанного 6 декабря 1656 г. Г. Велинг 22 декабря выехал в Чигирин, чтобы заключить договор о союзе между Карлом Густавом и Войском Запорожским[648]. В январе 1657 г. под Белой Церковью стали собираться казаки Киевского, Переяславского и Белоцерковского полков, и это войско должно было направиться на соединение со вступившей на территорию Речи Посполитой армией Ракоци[649]. Здесь она должна была встретиться со шведскими и бранденбургскими войсками. Тем самым от дипломатических акций, расходившихся с русским внешнеполитическим курсом, Хмельницкий перешел к военному сотрудничеству с противниками Польско-Литовского государства, среди которых главным был находившийся в состоянии войны с Россией Карл Густав.

С формированием антипольской коалиции из Трансильвании, Швеции, Бранденбурга и Войска Запорожского в Восточной Европе сложилась совсем иная политическая ситуация, и русское правительство тем самым оказалось перед необходимостью определить свою позицию в новых, существенно отличных от прежних условиях. Поскольку сам процесс формирования антишведской коалиции прошел (несмотря на имевшиеся предупреждения) мимо внимания русских политиков, такая необходимость возникла перед русским правительством лишь в первые месяцы 1657 г., когда союзники направили свои войска на территорию Речи Посполитой.

Москва и Литва после Виленского договора

3 октября 1657 г. Д. Остафьев прибыл от «великих» послов в Полоцк к царю с сообщением, как было записано в дневнике царского похода, «о обранье великого государя» на польский трон. 2 ноября после молебна в Софийском соборе «здраствовали государю царю Питирим митрополит с священным собором и бояре, и окольничьи, что обрали ево, государя, на Коруну Полскую и Великое княжество Литовское». Когда царь вышел из собора, к нему с речью на ту же тему обратился «шляхтич Храповицкой»[650]. Несмотря на все эти торжества, царю и его советникам было ясно, что настоящее решение вопроса отложено, и будет ли Алексей Михайлович избран преемником Яна Казимира, выяснится лишь на сейме, который польско-литовская сторона обязалась созвать вскоре по окончании переговоров зимой 1656–1657 гг.

Подготовка к сейму началась еще до возвращения царя в Москву. 2 декабря из Вязьмы боярам в Москву был послан приказ подготовить в Посольском приказе наказ для посольства, которое будет направлено из Москвы на этот сейм. 7 декабря царь назначил послами на сейм Н.И. Одоевского, В.Б. Шереметева, Ф.Ф. Волконского и Алмаза Иванова[651].

В связи с созывом сейма важное значение приобретал вопрос о созыве сеймиков, которые должны были выбрать послов на сейм. Для правомочности решений сейма был необходим созыв сеймиков и на тех землях Великого княжества Литовского, которые находились под русской властью. Вопрос о том, как будет организована работа этих сеймиков, был поднят уже в конце ноября посланцем гетмана В. Госевского Я. Лосоцким. Он передал просьбу, чтобы, когда на этих землях будут созваны сеймики, гетманы Павел Сапега и Винцент Госевский, а также ошмянский староста Адам Сакович получили возможность приехать и принять участие в их работе[652]. Затем в более общем плане об этом стал говорить гонец комиссаров Ян Корсак, посетивший походную ставку Алексея Михайловича в начале декабря 1656 г. Корсак передал просьбу комиссаров разрешить в связи с подготовкой сейма созвать в поветах сеймики «под урядом его королевской милости». Одновременно он просил разрешить шляхтичам, которые не принесли присяги царю, приехать на эти земли, чтобы принять участие в работе сеймиков[653]. Таким образом, по представлениям польско-литовской стороны на землях, занятых русскими войсками, сеймики, следуя традиционной практике, должен быть созвать король, а для участия в их работе не присягнувшие царю шляхтичи должны были получить возможность вернуться в свои владения, т. е. и созыв сеймиков, и состав их участников должны были оставаться традиционными.

В царской ставке при обсуждении этого вопроса пришли к иному решению. В резолюциях думного дьяка Лариона Лопухина на поданные Яном Корсаком «статьи» было отмечено, что «до совершения доброго дела» (т. е. до избрания Алексея Михайловича польским королем. – Б.Ф.) царь не может разрешить не присягнувшим ему шляхтичам приезжать на земли, находящиеся под его властью, а что касается созыва сеймиков, то Корсаку было сообщено, что «государь указал послать свои государевы грамоты в поветы»[654].

Таким образом, сеймики созывались по распоряжению царя, а в их работе могли участвовать только те шляхтичи, которые ранее принесли присягу царю. 12 декабря в Вязьме в походной ставке были подготовлены тексты соответствующих грамот. Информируя шляхту о результатах переговоров под Вильно, царь предписывал «учинить сеймики и выбрать поветовых послов дву человек», которые должны будут направиться на сейм, когда получат соответствующие указания от «великих» послов. Выбранным послам царь предписывал «наказать накрепко, чтоб будучи… на сойме, о нашем великого государя о начальном деле о обраний… радели». Королевским посланцам, которые приедут с предложением о созыве сеймика, следует сообщить, что «по царского величества указу поветовые послы… готовы». Грамоты заканчивались предписанием сообщить царю имена послов и «что им в ынструкцыю напишите»[655].

Все это означало резкий разрыв с традиционными нормами политической жизни Речи Посполитой. Сеймики созывались по указу царя (а не короля – главы Польско-Литовского государства), в их работе могли участвовать только шляхтичи, присягнувшие царю, и им предписывалось, какие они должны принять решения. Не имело прецедентов в практике политической жизни Польско-Литовского государства и предписание сообщить царю содержание «инструкций», которые шляхта выдаст своим послам на сейм. По расчетам царя и его советников, избранные таким способом послы на сейме должны были стать на нем своеобразной «группой натиска» при решении вопроса об избрании царя на польский трон.