Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.) - Борис Флоря

На Украине с растущим беспокойством следили за происходившими событиями. Переговоры затягивались, посланцы не возвращались, и это вызывало тревожные слухи. Киевский воевода А. Бутурлин сообщал в Москву о раде, собравшейся в Чигирине в начале октября. Участники рады выражали беспокойство в связи с тем, что посланцы гетмана все не возвращаются, и боялись, что они «задержаны». Высказывались и предположения, что «великий государь указал их по-прежнему польскому королю отдать»[632]. Когда посланцы гетмана вернулись и собралась рада, они сообщили, что они узнали от комиссаров, после чего оборот дел принял драматический характер. Как рассказывал впоследствии О. Выговский, на раде полковники выражали свое возмущение принятыми под Вильно решениями, а гетман заявил, что, чтобы не допустить возвращения Войска Запорожского под власть Речи Посполитой, он готов принести присягу даже «бусурманскому» государю[633].

Еще не зная об этом, в Москве в декабре 1656 г. предприняли важный шаг для успокоения украинских политиков и сглаживания обозначившихся разногласий. 18 декабря датирован наказ отправленному в Чигирин А. Лопухину. Он должен был информировать гетмана и старшину о подлинном содержании заключенных под Вильно соглашений, которые ни в чем не ущемляли интересов гетманства, и тем самым положить конец распространявшимся слухам. Другая важная задача состояла в том, чтобы привлечь представителей гетмана к участию в продолжении русско-польских переговоров. Посланец должен был запросить у гетмана сведений о том, какова должна быть граница «черкасских городов и Коруны польской». При этом ему предписывалось лишь получить сведения от украинских политиков, а «их речей не переговаривать». Вместе с тем он должен был, даже если гетман не станет об этом говорить, просить Хмельницкого прислать «людей знатных и умных» для участия в посольстве, которое будет отправлено Алексеем Михайловичем на сейм в Варшаву. Он должен был заверить гетмана, что казацкие послы «все будут ведать»[634].

Как видим, в Москве предприняли большие усилия, чтобы снять напряженность в русско-украинских отношениях. Если этот шаг не привел к желаемому результату, то прежде всего потому, что причины наметившейся напряженности были гораздо более глубокими, чем вопрос об отношении к гетманским послам. Гетман продолжал расценивать положение, сложившееся на международной арене, совсем не так, как царь и его советники, и полученная официальная информация об итогах переговоров под Вильно не могла его успокоить. Получив еще до приезда А. Лопухина первые официальные известия на этот счет, он в грамоте царю от 9 декабря 1656 г. обращал внимание на то, что под Вильно русские дипломаты, по существу, ничего не добились. Как будто договоренность о выборе царя на польский трон достигнута, но «хто ведает, естли еще на сейме тот договор от всех чинов принят будет». Он выражал свое убеждение, что поляки «того договору николи не додержат» и заключили его только для того, «чтоб себе, мало отдохнув», приобрести союзников и возобновить войну с Россией[635].

Ясно, что гетман считал заключенный договор ошибкой, благодаря которой главный враг получил временную передышку, в которой он так нуждался. Следовать этой политической линии гетман не мог и не хотел.

Как показал, анализируя обширный круг источников, М.С. Грушевский, летом-осенью 1656 г., когда определилась смена русского внешнеполитического курса, Хмельницкий стремился к решению двух задач. С одной стороны, не порывая с Россией, он прилагал усилия, чтобы добиться изменения русской политики. Об этом уже было сказано достаточно много в предшествующем тексте. С другой стороны, стремясь к устранению опасности, грозящей со стороны Речи Посполитой, он стал укреплять связи с ее противниками. Главным из них летом-осенью 1656 г. был шведский король Карл Густав.

Правда, летом 1656 г. успешно завершились переговоры о союзе между гетманством и Трансильванским княжеством, но этот договор не вполне удовлетворял гетмана и полковников, так как не был прямо направлен против Речи Посполитой. Дьердь II Ракоци изъявлял желание выступить в качестве посредника при будущих переговорах Хмельницкого с Яном Казимиром[636]. В этих условиях контакты с Карлом Густавом приобрели особое значение. Важный шаг гетман предпринял 13 июля 1656 г., отправив с миссией к шведскому королю своего известного дипломата, игумена Даниила. Сама по себе отправка посла к монарху, с которым Алексей Михайлович находился в состоянии войны, была нелояльным актом со стороны гетмана по отношению к своему сюзерену. Еще более предосудительной была цель миссии. В грамоте, которую игумен Даниил повез в шведский лагерь, гетман ясно дал понять шведскому монарху, что не окажет никакой помощи противникам Швеции[637] (следовательно, и России). Еще более важные сообщения игумен Даниил сделал устно, сообщив о желании гетмана и казаков заключить союз с Карлом Густавом. Он даже заявил, что уже сейчас король мог бы рассчитывать на присылку 20 тыс. казаков, а к весне к нему на помощь придет 100-тысячное войско[638]. Нетрудно видеть, что уже летом 1656 г. политика Хмельницкого резко разошлась с русским внешнеполитическим курсом.

Когда в конце августа 1656 г. состоялась встреча шведского короля с игуменом Даниилом, этот монарх находился в довольно сложном положении. Хотя в трехдневной битве под Варшавой соединенным силам Карла Густава и курфюрста Фридриха Вильгельма удалось нанести поражение армии Речи Посполитой и победители заняли польскую столицу, польская армия потерпела неудачу, но не была разгромлена. Уже во второй половине августа начались нападения польских войск на шведские отряды. Не в состоянии удерживать под своей властью занятую территорию, союзники двинулись на север – курфюрст в Кенигсберг, шведская армия – на земли королевской Пруссии. Именно в таких условиях состоялась встреча Карла Густава с игуменом Даниилом.

Шведский правитель, остро нуждавшийся в новых союзниках, чтобы добиться решающего перелома в ходе войны, сразу реагировал на новые открывавшиеся перед ним возможности. О планах Карла Густава, связанных с Украиной, дают достаточно полное представление инструкции для послов, которые должны были вместе с игуменом Даниилом направиться в Чигирин, и врученный им же проект договора[639]. Соглашение предусматривало заключение военно-политического союза между Швецией и гетманством. Сразу после подписания договора Хмельницкий должен выслать на помощь Карлу Г уставу 20 тыс. казаков, а в случае необходимости выступить в поход со всеми своими силами. В шведской военной ставке полагали, что казацкое войско будет помогать шведам в войне не только с Речью Посполитой, но и с Россией. (Кроме того, Хмельницкий должен побудить крымского хана разорвать союз с Яном Казимиром, а если это не удастся, помешать татарским войскам прийти к нему на помощь.) Со своей стороны Карл Густав обещал уступить гетманству часть земель на территории современной Западной Украины.

До отправки этого посольства в Чигирин дело так и не дошло. 14 декабря гетман с беспокойством писал Карлу Густаву, что после отправки к нему игумена Даниила он не имел от шведского монарха никаких известий[640]. Сношения между двумя государствами, которые разделяли земли, подчинявшиеся Яну Казимиру, и вступившая в войну со Швецией Россия сталкивались с серьезными трудностями. Вероятно, учитывая это, Карл Густав направил копии документов, подготовленных для посольства в Чигирин, своему резиденту в Трансильвании Готхарду Велингу, полагая, что ему, возможно, удастся скорее вступить в контакт с казацкими политиками[641].

Вместе с тем возникшие трудности заставляли Карла Густава добиваться заключения и с Трансильванским княжеством союза, направленного против Яна Казимира и его сторонников в Польско-Литовском государстве. Решение этой задачи как раз и было возложено на Г. Велинга, прибывшего к двору Ракоци в середине августа 1656 г. В переговоры о создании коалиции противников Яна Казимира оказалось вовлеченным и казацкое посольство во главе с есаулом Иваном Ковалевским и писарем Иваном Грушей, которое прибыло в Трансильванию в сентябре для ратификации соглашения о союзе между Войском Запорожским и Дьердем Ракоци[642].

Как показывает анализ инструкций, врученных послам[643], неясность ориентации трансильванского князя заставила гетмана занять достаточно осторожную позицию. Он выражал готовность принять посредничество Ракоци при переговорах между Войском Запорожским и Речью Посполитой. В инструкциях также говорилось о переговорах под Вильно и что в Чигирине ожидают результатов этих переговоров. Вместе с тем в инструкциях очевидна и тенденция придать договору о союзе характер соглашения, направленного против Польско-Литовского государства. Вся ответственность за имевшие место в прошлом конфликты в самой категорической форме возлагалась на Речь Посполитую. Согласие на посредничество трансильванского князя сопровождалось важным замечанием, что гетману трудно верить в успех, так как поляки неоднократно нарушали заключенные с ними соглашения. Наконец, гетман выражал готовность предпринять совместно с князем общие действия для защиты православных и протестантов на территории Польско-Литовского государства от гонений со стороны католиков.