Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

пожимает плечами: он здесь ни при чем. Бедолагу Бабефа расстреляют во дворе какой-то казармы…

В этот самый неподходящий момент вновь вспомнят о «лионском палаче». И Фуше неожиданно для себя едва не оказался в прихожей «госпожи Гильотины» – в Консьержери…

И все же он выкрутится. Даже теперь. Когда его шеи, казалось, коснулась холодная сталь гильотины. Нет-нет, на эшафот – когда-нибудь позже. Только юркнуть в тень, заболтать крикунов, чтоб отвертеться. Жить, жить, жить…

Жизнь обошлась Фуше дорого. Она стоила ему положения, звания, состояния и… власти. Огромной и бесценной. Паук лишился паутины, без цепких нитей которой оказался… просто пауком. На три года о человеке по имени Жозеф Фуше как бы забыли. Он где-то был, но его нигде не было. Такое случается исключительно с призраками…

Он вынырнет из ниоткуда в тот самый момент, когда с революционными лозунгами о Свободе, Равенстве и Братстве будет покончено навсегда. Свобода превратится в Разгул, Равенство – в крайнее Неравенство, а понятие Братства сузится до пятачка Совета пяти – так называемой Директории[47]. Постепенно всю эту братию приберет к рукам ловкий Баррас[48], переживший якобинцев, жирондистов и даже термидорианцев. Но только не Фуше.

Через три года после казни Робеспьера все, за что боролся Неподкупный, канет в Лету. На страну тяжелым, безжалостным катком накатывала эра денег. Францию захлестнула ядовитая волна ростовщичества и наживы. «Обогащайся кто может!» – извечный лозунг смутного времени стал главным в период Исполнительной Директории. Баррас был мошенником, окружившим себя продажными чиновниками. Этакие жулики при власти. Что тоже характерно для смутного времени. Есть элемент, который тяжелее золота и алмазов: совесть. Поэтому в такие времена честным не выбраться – на это способны лишь легковесные. И Баррас был из последних, вернее – самым легким из легковесных.

«Баррас содержал роскошный особняк, имел свору гончих и вел расточительный образ жизни, – вспоминал Наполеон. – Его состояние не было настолько большим, чтобы привести в расстройство государственные финансы, но он приобрел богатство, деля прибыль с поставщиками и тем самым нанося ущерб общественной нравственности.

Баррас был высокого роста; иногда, в минуты возбуждения, он начинал говорить громко, и тогда его голос звучал на весь дом. Его интеллектуальных способностей хватало лишь на то, чтобы изъясняться краткими фразами, но воодушевление, с которым он говорил, обычно оставляло впечатление, что он решительный человек, но этого в действительности не было: он никогда не имел собственного мнения по вопросам управления страной».

Оказавшись на вершине, поначалу Баррас растерялся: ведь для того, чтобы удержаться на самой высоте, требовался кто-то, кто бы сделался его глазами и ушами глубоко внизу, в самой гуще социальной массы. Тогда-то и всплыл неизвестно откуда взявшийся Фуше.

Теперь этого человека было трудно узнать. Он худ, бледен, с губами в виде вытянутой безжизненной нити и глазами голодного помойного кота. За три года бедолага превратился в некоего изгоя, поэтому он был готов на все. Как позже напишут, нищета соскребла его республиканскую совесть. У г-на Фуше семья и двое детей, которые хотят есть. Баррас – тот самый, кто так нужен загнанному на дно нищеты Фуше. То, что ему могут предложить, для последнего не новость. Но нищему все равно. Если нужен наемный убийца – он им станет; если есть нужда заменить у гильотины Сансона – заменит и его[49].

– Я долго думал, уважаемый Фуше, куда бы вас пристроить, – сказал ему при встрече Баррас. – Сознаюсь, дело оказалось не из легких. У вас слишком плохая репутация. Ваше имя, хотите вы этого или нет, всегда будет связано с событиями в Лионе. Мало того, люди, занимающиеся вашей… э-э-э… протекцией, рискуют также оказаться в неловком положении. Надеюсь, вы меня понимаете?

Фуше, потупив взор, кивнул головой. (При необходимости он умел делать этот виновато-несчастный вид. Сейчас был именно тот случай.)

– Но мир не без добрых людей, не правда ли? – усмехнулся Баррас. (Его собеседник продолжал трясти головой.) – Мне требуются преданные люди, Фуше. Преданные, честные и надежные – глаза и уши. Понимаете, о чем я?

– Да, Ваша милость…

– Если так, я помогу вам. Вы станете богаты, а ваша дочь сможет получить приличное образование. Но – честность, Фуше! Честность – превыше всего!

– Я буду честен до гробовой доски! И никогда не забуду сделанное для меня вами…

– Кто знает, любезный Фуше, наступит день, когда и вы мне поможете, не правда ли?

– Всем, чем смогу, Ваша милость! Благодарю, всегда к Вашим услугам…

* * *

Итак, личный осведомитель Поля Барраса. Да он для этого просто создан! Все видеть, слышать и где-нибудь в укромном уголке тихонько плести очередную интригу. «Тихоня» вновь в своей тарелке.

Фуше, как червяк в яблоке, толстеет не по дням, а по часам. Директория – время голодных и жадных; эпоха авантюристов и пройдох. Заброшенная гильотина жалко пылится в сарае, в стране почти не казнят. Да и кого? Если раньше любой казнокрад прямиком шел на плаху, то сейчас все делается тихо, мирно, по-мышиному. К чему кровь и отрубленные головы, если все и вся продается и покупается. Даже право жить.

Многие сложные вопросы решаются непосредственно председателем Директории г-ном Баррасом. И только через Фуше. Он – посредник. Фуше знает все: кому, сколько и почем. Поставки в воюющую в Италии армию генерала Шерера – опять же через него. А это деньги! Карманы буквально трещат от золота. Доволен сам Фуше; сияет от счастья Баррас. Что им до того, что голодные, плохо одетые и разутые солдаты гибнут в боях, не в силах замерзшими пальцами взвести спусковой механизм ружья. Армия Шерера разбита вдребезги. И это тоже никого не интересует – дело сделано, золото обналичено.

Аппетит, как известно, приходит во время еды. Голова ненасытного Барраса разрывается от авантюрных идей. У него есть все: власть, деньги и женщины. К последним он особенно неравнодушен. Доступ к любви дают деньги; власть предоставляет и то, и другое. Но денег вечно не хватает (впрочем, как и женщин). Значит, пронзила его однажды удачная мысль, нужно сделать так, чтобы золота хватило на всю оставшуюся жизнь. Если закончится власть – закончится все. Поэтому, хмыкнул про себя Баррас, власть… можно продать.

Все шло к тому, чтобы Республика незаметно для большинства ее граждан … чуть-чуть преобразовалась. Например, оказалась под властью Людовика XVIII. Не все ли равно – Республика, Директория или монархия? Действительно, не все ли равно, если можно купить и то, и другое, и третье? Хватит крови, забыть гильотину навсегда!

Для начала Баррас