Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Улеглось. И 3 термидора VIII года Республики Жозеф Фуше становится министром полиции Франции. Париж затих, словно боксер, схлопотавший хук справа. Каждый непроизвольно съежился: в ушах неожиданно вжикнул упавший нож гильотины…
* * *
Через неделю столица радостно вздохнула: Фуше-то Фуше – да не тот! Не может такого быть, чтобы «лионский палач» ратовал за порядок, тишину и спокойствие. Ошибка в газетах – не тот, однофамилец. Еще через неделю пришлось вновь вздохнуть: да нет, тот самый. Палач из Лиона. В ушах вновь клацнул нож гильотины…
И все же что-то здесь было явно не так. Нынешнего Фуше будто подменили. Ярый революционер, он вдруг превратился, с точки зрения этих самых революционеров, в нечто безобразное – в фанатичного реакционера. Как-то не верилось.
А на улице Бак в Париже, в так называемом клубе Манежа, как ни в чем не бывало неистовствуют якобинцы. Об этом докладывают новому министру.
– Закрыть! – рявкнул тот. – Прямо завтра! Надоели эти крикуны…
Завтра так завтра. Надоели. Когда на следующий день в клуб «крикунов» заявились жандармы во главе с самим министром полиции в новеньком мундире, митингующие притихли. Однако обошлось без шума и возмущений. На трибуну входит Фуше и спокойно объявляет:
– Клуб закрыт. Всем разойтись…
Да, они узнали его. Это был именно тот Фуше. Правда, на этот раз он казался каким-то чужим. Неужели мир сошел с ума?
Наивные, они еще ничего не поняли. В тот момент, когда Жозеф Фуше, которого они хорошо помнили непримиримым якобинцем, сошел с этой самой трибуны, для революционеров все закончилось. Навсегда. Впрочем, не только для них. Тлеющим огарком окончательно потух огонь Великой французской революции.
И пока страна находилась во тьме непонимания и пустоты, надвигалось что-то другое – пока невидимое, непонятное и не похожее ни на что. На политическом горизонте где-то далеко замаячила незнакомая фигура некоего генерала.
О Бонапарте тогда почти никто ничего не знал.
* * *
«Дайте мне точку опоры – и я сдвину Землю…» Известное изречение Архимеда в устах Жозефа Фуше наверняка звучало бы схоже, правда, на свой лад: «Дайте мне чуточку реальной власти – и я завладею всей властью без остатка!» Никто, в том числе и Поль Баррас, не предполагал, что выделенный новому министру полиции дом на улице Вольтера скоро по значимости затмит приемную Директории. Все просто: Паук вновь ткал паутину. История не раз подтверждала, что когда у руля полицейского ведомства оказывался ловкий интриган, это ведомство превращалось в некое государство в государстве.
Жозеф Фуше создаст из полиции не просто машину. Министерство полиции при Фуше – это некий государственный Спрут, чьи удушающие щупальца чувствовал на своей шее не только каждый французский обыватель, но и чиновник самого высокого ранга. Перлюстрация писем стала правилом, слежки и доносы приобрели общегосударственные масштабы; тайные агенты и доносчики наводнили все и вся – от грязного притона в тулонском порту до парижских великосветских салонов. Страх перед всевидящим оком министра полиции парализовывал волю.
Шептались, что на Фуше работал даже личный повар Людовика XVIII – мсье… как его там? Вполне возможно. Поэтому не будем называть его имени. Глава французской полиции давно понял: информация – ключ к неограниченной власти. Кто владеет информацией, у того в кулаке все нити власти – как зримые, так и скрытые. Уже через год тихий паук превращается в смертоносного Тарантула, в клешнях которого сосредоточены все государственные секреты. Именно из них хищник сумел сплести паутину тайной жизни Франции. Никто не знал столько, сколько было известно Жозефу Фуше.
Наличность выносилась из дома на улице Вольтера поштучно, монетками; зато обратно стекалась в крупных номиналах, и только золотом! То было золото взяток. Взятки – кровь коррупции, ее суть; без взятки все застынет, окаменеет. Разница прихода и расхода оседает в ненасытных карманах Паука и его тайных сейфах. Информация стоит денег, порой баснословных. Схема проста: деньги – информация – деньги. И в этой незатейливой арифметике самым удачливым оказывается наиболее умный. Например, бывший учитель математики, для которого даже незначительная информация всегда намного дороже той суммы, какую за нее мог заплатить кто-то другой. Прибыль от Фуше всегда измеряется не по классической формуле дважды два – четыре, а по его собственной: дважды два не всегда четыре. Это и есть аксиома от Фуше.
Паук лишен всяческих сантиментов. От сантиментов делается несварение желудка. А это чревато потерей бдительности. И еще. У Паутины только один Хозяин; все остальные – жертвы. Оттого вся деятельность Жозефа Фуше посвящена исключительно собственным интересам. Шеф полиции, как всегда, верен себе: кресло министра полиции – прочный тыл. Он вновь в тени, под надежной защитой, на этот раз – высокого должностного кресла. А отчитывается только перед Баррасом. Странные это отчеты. Вся информация в них очень дозированная; особенно та, что представляет особую важность, – она как бы размыта, а порой и нарочито завуалирована. Когда-нибудь пригодится каждая мелочь, бумажка, доносик, жалоба, отчетик… Но самое ценное – в голове Жозефа Фуше. Удобное кресло, не правда ли?
«У Фуше благодеяние было всегда не что иное, как средство вредить своему благодетелю», – заметит однажды секретарь Бонапарта Луи-Антуан Бурьенн. Запомним это.
Гильотина в прошлом. К концу неугомонного века казни во Франции проводятся редко. К чему эшафот, если есть орудие пострашнее гильотины? Имя ему – Страх. Всепоглощающий, пронизывающий, неотступный. До мозга костей. Он пугает обывателя своей невидимостью и… постоянным присутствием.
Finita la commedia. С Революцией покончено. Настало время платить по счетам…
Глава вторая
I
Мир – это великая комедия, где на одного Мольера приходится с десяток Тартюфов.
Наполеон
Женские сети – самые крепкие. Их путы несравнимы даже с прочнейшей паутиной.
Ж.Фуше
Жозефина де Богарне. – Поль Баррас. – 13 вандемьера IV года Республики. – Жозефина, Фуше и Бонапарт. – Итальянская война. – Интриги Барраса. – Египетская кампания. –
