Двенадцать железных цепей - Яна Лехчина

плевать ли почему?! Чарна зашипела и сжалась в комок. Хоть бы поскорее всё закончилось, хоть бы закончилось… Подумала мельком: вот и ещё одно доказательство, что чудовище создал не правда приложил к нему руку, обязательно бы вшил в тварь нечто, позволившее ей узнать Юргена. Ладно другие ученики, а вот Юрген… Нет, Йовар бы не позволил любому своему творению причинить ему зло.

Йовар. Если бы Йовар.

Хотя Чарна никогда не верила, что учитель в этом замешан.

Вскоре скрежет прекратился. Как Юрген и предсказывал, Сущность осознала, что из них не вышла лёгкая добыча, но осторожность ещё никому не вредила: вдруг чудище просто затаилось? Поэтому они решили заночевать в подполе. Юрген стянул с себя след солнечного тепла и зажёг колдовской огонь. Так и остался сидеть у стены, прикрыв глаза. Приглушённым кошачьим зрением Чарна разобрала, что у него на щеке темнела грязная ссадина, а рукав был разорван. Видимо, так сильно приложили в пёсьем теле, что даже на человеческом отразилось.

– Хорошо, что мы чародеи, – заметил Юрген угрюмо. – Были б обычными людьми, не убежали бы.

Хорошо, что хотя бы один из них чародей достаточно сильный, чтобы задержать чудовище. И что в кумирне оказался подпол. Чарна фыркнула: если бы Юрген погиб, она бы никогда себе этого не простила. Дура, ругала она себя, зачем позвала на помощь? Неужели она не смогла бы справиться сама? Может, стоило попытаться лучше?.. Хотелось верить, что она больше никогда не столкнётся с Сущностью из Стоегоста, но кто знает.

Чарна забилась в угол и пообещала себе: если будет следующая встреча, то она не испугается чудовища так, как сегодня.

* * *

За последнее время Ольжана увидела столько постоялых дворов и чужих домов, что они сливались для неё в одно. Ольжана почти не запоминала их хозяев – не могла воскресить в памяти лицо человека, у которого останавливалась в сего несколько дней назад, что уж говорить о большем? Но она сразу поняла, что старика Гариба запомнит надолго.

Это был добродушно-рассеянный кубретец с редкими седыми прядями, зачёсанными на висок, и розовым пятнышком на длинном горбатом носу. Он жил в деревне у косогора – один в крепком каменном домишке – и после ужина, когда Лале ушёл, а Ольжана вызвалась убрать со стола, нечистый дёрнул её спросить про хозяйство, мол, не тяжело ли вести его в одиночку… Старик Гариб сидел на пыльном узорном коврике и вытирал тарелки. Не поднимая головы, сказал так же мягко, как говорил всё остальное:

– А куда деваться. – Отложил тарелку, взял следующую. – Дочку месяц назад волк задрал. – Поднял на Ольжану глаза, добрые и влажно-тёмные, как у оленя. – Больше и нет никого.

Ольжана опустила тарелку обратно в чашу с мыльной водой. Хорошо хоть не выронила.

Проглотила ком в горле. Выдавила:

– Мне очень жаль.

Старик Гариб печально улыбнулся.

– У нас не принято делиться с гостями бедами, – признался он. И пожурил себя: – Плохой, плохой я хозяин… И так ты убираешься в моём доме, где это видано?

Ольжана в который раз заверила его, что, если не поможет ему, будет чувствовать себя ужасно, и он оказывает милость, позволяя ей сделать это. А после, протерев стол и вылив грязную воду, вышла во двор – искать Лале.

Лале сидел на приступке у сарая и, закатав рукава подрясника, гладил цепную собаку. Ольжана побаивалась всех больших собак, кроме Юргена, а этот пёс был особенно огромен, лохмат и сер, но млел от того, как Лале гладил его за ушами.

– Не бойтесь. – Лале подвинулся, освобождая ей место. – Это славный малый.

Ольжана недоверчиво глянула на пса. Когда они приехали, он рвался с цепи и захлёбывался визгом и лаем.

– Не знала, что вы такой любитель собак.

Лале не ответил, только потрепал пса по загривку. Ольжана скользнула взглядом по рукам Лале – (загоревшие, с тёмными волосками. Пришитое предплечье было шире и смуглее, чем родное), – и мельком подумала: ей нравилось, когда Лале закатывал подрясник до локтей. Мог бы закатывать и почаще. Но сейчас было не до этого, поэтому Ольжана села на приступок и зашептала:

– У хозяина дочку месяц назад задрал волк.

Лале не поменялся в лице, но взгляд стал сосредоточеннее и острее.

– Я думаю, – процедила Ольжана, – это оно.

– Мы не проезжали здесь, госпожа Ольжана. – Рука продолжила гладить холку пса. – Это мог быть обычный волк.

– С чего бы обычному волку нападать летом? – Ольжана стиснула кулаки. – Что, еды мало? – Махнула в сторону леса на горе. – Месяц назад мы уже были в Кубретском господарстве. Вряд ли чудище идёт за нами след в след и не отклоняется ни на шаг…

Лале поднял глаза и посмотрел на домишко. В окне мелькнула фигура старика Гариба.

– Это мог быть больной волк, – проговорил Лале. – Озверевший. Вышел из леса и напал на девушку.

– Много ли таких волков? – Ольжана стиснула пальцы и сгорбилась, как от боли. – Ещё по Стоегосту было понятно, что чудище хоть и преследует меня, но не гнушается нападать на других. А ту мазарьскую деревню помните? И двух мужиков?.. А третьему – третьему живот вспороли, и…

– Конечно помню, – ответил Лале холодно. – Я ведь этот живот и шил. И снова, госпожа Ольжана: нас здесь не было, а чудовище идёт по вашему следу.

– Может, оно делает крюк, пока ищет логово для сна. Или дорогу покороче…

– Не додумывайте, – перебил Лале так, что Ольжане стало неуютно от его тона. – И успокойтесь. Пожалуйста.

Ольжана дёрнула плечами.

– Ладно. – Она встала. – Как скажете.

Внутри забурлило не только от вины, но и от обиды на Лале – тяжело, что ли, было её выслушать? В конце концов, Ольжана говорила разумные вещи, ведь даже госпожа Кажимера не знала наверняка, как двигалось чудовище, и в начале лета они с Лале ехали по Кубретскому господарству с юга на север, а теперь снова – с севера на юг… К тому же вдруг дочь старика Гариба погибла не в здешних местах, а отправилась на ярмарку или к родственникам, и там её нашла смерть… По-хорошему надо было расспросить, но не станет же Ольжана бередить раны несчастного отца.

И душить в себе слабую надежду, что это был простой волк, – не будет.

Ольжана суетливо поправила платок. Она не знала, скольких невинных людей задрало чудовище, и старалась о них не думать. Понимала, что это неправильно, но оправдывала себя: в конце концов, Ольжана всего лишь человек и как ей не спятить от мысли, что она ведёт за собой смерть?

Надо