1356 - Бернард Корнуэлл

Проклятье. Он сел на конек крыши, потом соскользнул вниз по грязному скату, пока его ноги не врезались в маленький каменный парапет.

— Он в трапезной! — прокричал какой-то человек.

Томас оторвал еще один кусок черепицы и подбросил его высоко и далеко сквозь дождь и над крышами, не прицеливаясь. Он услышал, как черепица ударилась о дом, и звон осколков.

— В другую сторону! — призвал голос. — Он на помещении капитула! Начал звонить колокол, потом к нему присоединился еще один, и Томас услышал шаги на противоположном скате крыши.

Он оглянулся направо и налево, не увидев легкого пути для побега, и внимательно всмотрелся в низкий каменный парапет. Под ним был еще один сад, небольшой и густо засаженный фруктовыми деревьями.

— Налево! — прокричал голос где-то позади него.

— Нет, он пошел в эту сторону! — это был ирландский студент Кин, и он говорил очень уверенно. — Сюда! — прорычал он. — Я видел ублюдка!

Томас вслушивался, как шум погони затихал. Кин увел их в совершенно неправильном направлении, но опасность для Томаса еще не миновала.

Ему нужно было найти способ спуститься с крыш, и он решил рискнуть и сделать это через маленький сад. Он перекинул ноги через парапет и присел на нем, колеблясь, потому что высота была большой, затем посчитал, что другого выбора нет.

Он спрыгнул, продираясь сквозь цветущие ветки и мокрые листья и тяжело приземлился, упав вперед на руки.

Левую лодыжку пронзила резкая боль, и он продолжал стоять на четвереньках, прислушиваясь к звукам погони, голоса преследователей ослабевали. Не двигайся, сказал он себе. Не двигайся, и пусть преследователи уйдут подальше. Жди.

— Арбалет, — раздался голос позади него и совсем рядом, — нацелен тебе в спину. И причинит тебе боль. Очень сильную.

Это была гениальная идея, подумал отец Маршан, избрать аббатство Сен-Дени в качестве места, где орден Рыбака проведет всенощную и обряд посвящения.

Там, под высокими каменными сводами крыш, в вечернем свете, сияющем через густо покрытые пылью великолепные витражи окон, и перед алтарем, нагруженном золотыми сосудами и сверкающим серебром, рыцари ордена Рыбака преклонили колена для благословения.

Пел хор, мелодия казалась печальной, но вдохновляющей, мужские голоса взлетали высоко, то понижались в огромном аббатстве, где короли Франции покоились в своих холодных могилах и на алтаре лежала орифламма, хоругвь аббатства Сен-Дени.

Орифламма являлась французским боевым знаменем, огромный красный шелковый стяг, развевавшийся над королем, когда тот находился на поле битвы. Она был священна.

— Это новая, — прорычал Арнуль д'Одрам, маршал Франции, своему товарищу, лорду Дугласу. — Проклятые англичане захватили последнюю при Креси. Наверное, они сейчас подтирают ей задницы.

Дуглас буркнул вместо ответа. Он наблюдал, как племянник стоит на коленях перед алтарем с четырьями другими рыцарями, а отец Маршан в сияющей ало-белой рясе читает мессу.

— Орден чертова Рыбака, — саркастически произнес Дуглас.

— Редкостная чепуха, согласен, — сказал д'Одрам, — но чепуха, которая может убедить короля отправиться на юг. Ведь именно этого ты хочешь?

— Я приехал, чтобы драться с англичанами. Я хочу отправиться на юг и наподдать чертовым ублюдкам.

— Король нервничает, — заявил д'Одрам, — и пытается увидеть знаки. Возможно, эти рыцари Рыбака убедят его?

— Он нервничает?

— Из-за английских стрел.

— Я говорил тебе, их можно победить.

— С помощью пехоты? — в голосе д'Одрама звучал скепсис. Ему было за пятьдесят, этот крупный человек с седыми волосами и свернутой от удара булавы челюстью состарился на войне.

Он давно знал Дугласа, с тех пор как еще юношей д'Одрам побывал на войне в Шотландии. Он все еще содрогался при воспоминаниях об этой холодной далекой земле, когда думал о той пище, которую там ел, о сырых и неуютных замках, о ее болотах, скалах и вересковых пустошах, но даже если он и не любил эту страну, то восхищался ее людьми.

Шотландцы, объяснил он королю Иоанну, были лучшими бойцами в христианском мире.

— Если они и правда принадлежат христианскому миру, сир.

— Они язычники? — с интересом спросил король.

— Нет, сир, просто живут на краю света и сражаются с демонами, чтобы не свалиться с него.

А теперь две сотни демонов находились здесь, во Франции, отчаянно желая получить шанс сразиться со своим старым врагом.

— Нам следовало вернуться в Шотландию, — прорычал Дуглас д'Одраму. — Я слышал, что перемирие нарушено. Мы можем убивать англичан там.

— Король Эдуард, — спокойно произнес д'Одрам, — вновь захватил Берик, война окончена, англичане победили. Снова заключен мир.

— Проклятый Эдуард, — сказал Дуглас.

— А ты думаешь, что лучников может победить пехота? — спросил д'Одрам.

— Да, — отозвался лорд Дуглас. — Можно бросить на ублюдков несколько всадников, но лошади должны быть в хорошей броне. Дело не в лучниках, дело в лошадях!

Эти проклятые стрелы не протыкают доспехи, хорошие доспехи, но они отправляют лошадей в ад. Доводят животных до безумия. Поэтому они сбрасывают рыцарей, те попадают в ловушку, лошади бросаются во все стороны от боли, потому то все лучники целятся в лошадей.

Стрелы превращают атаку кавалерии в один большой склеп, так что не предоставляйте им лошадей, которых они могут убить, — для обычно молчаливого лорда Дугласа это была длинная речь.

— Твои слова имеют смысл, — согласился д'Одрам. — Я не был при Креси, но слышал, как страдают лошади.

— А пехота может нести щиты, — сказал Дуглас, — или быть одетой в тяжелые доспехи. Они подберутся близко к ублюдкам и прикончат их. Вот как это делается.

— Именно так ваш король сражался при, как его там, Дареме?

— Он выбрал неправильное место для битвы, — пояснил Дуглас, — так что теперь бедняга в плену у ублюдков в Лондоне, а мы не можем выплатить выкуп.

— Поэтому тебе нужен принц Уэльский?

— Я хочу, чтобы этот проклятый мальчишка стоял на коленях, обделавшись от страха, лизал навоз на моих сапогах и умолял о пощаде, — Дуглас рассмеялся, и эхо этого смеха прокатилось по аббатству.

— А когда у заполучу его, то обменяю на своего короля.

— У него есть определенная репутация, — мягко заметил д'Одрам.

— Какая? Азартные игры? Женщины? Роскошь? Бога ради, он же щенок.

— В двадцать шесть? Щенок?

— Щенок, — настаивал Дуглас, — и мы можем загнать его в клетку.

— Или Ланкастера.

— Говеный Ланкастер, — Дуглас сплюнул. Генри, герцог Ланкастер, вышел со своей армией из Бретани и опустошал Мэн и Анжу.