В тени славы предков - Игорь Генералов

— Молодец, Олав! — Владимир ударил кулаком по борту.

— Дальше куда? Я не отличу свеев от борнхольмцев, — Хвост показал обнажённым мечом в сторону боя на корабле сыновей ярла. Но борнхольмцы, зажатые с двух сторон словенами и упландцами и к тому же потерявшие в битве Сигурда Рыжего, пали духом и в отчаянии попытались очистить свой корабль от кметей Владимира. Ободрившиеся упландцы с криками посыпались за борнхольмцами. У Владимира запестрило в глазах и будто сдавило дыхание от враз возникшей тесноты. Оказавшись лицом к лицу с каким-то викингом, ударил мечом. Тот успел поднять щит, проорав:

— Свой я, свой!

Хвост, перескочив на лодью, затрубил в рог — к сбору. «Правильно!» — мелькнуло в голове у Владимира. Свеи закончат здесь сами, а Трюггвасона срочно надо было выручать.

Борнхольмцы, загнав людей Олава-на нос и почти одолев, по звуку рога Палёного разом отступили на свой драккар — видать, хороший был вождь, раз его так слушались. Теперь, когда лодья новгородцев сблизилась с кораблём Торира, взять борнхольмцев было сложнее: их число было достаточным, чтобы стойко обороняться. Никто не решался первым пойти в бой, лишь пытались достать друг друга из-за щитов копьями да топорами на долгих топорищах.

Сыновья ярла недолго мешкали, расправляясь с остатками хирда Рыжего. Разогнавшись на вёслах, криками и гудом рогов призывали Олава-отцепиться от борнхольмцев, освободить место у борта для подмоги. Помятые израненные вигинги конунга взялись за топоры, чтобы рубить кошки.

— Один!

Викинги Ивара с Кальвом, разгорячённые успешным боем, с уверенной яростью полезли на драккар борнхольмцев. Со стороны борта, защищающегося от словен, сразу стало меньше народу. Хвост первым с криком бросился в битву по положенным через борта доскам. Навстречу высунулись несколько копий. Щит да крепкая кольчужная рубаха надёжно оберегли от ран. Перед Владимиром кметя из его дружины столкнули с досок, и он, не успев зацепиться за борт, полетел в воду. Князю повезло больше: копьё борнхольмца упёрлось в его щит, один из викингов попытался ударить топором по ногам. Владимир вовремя заметил, оттолкнулся и упал на чужую палубу. Чьё-то железо отвело занесённый над ним удар. Князь тут же вскочил на ноги и вместе со своим кметем, оказавшись лицом к лицу с пытавшимся его убить ражим борнхольмцем, принялся рубить противника. Отбиваясь, борнхольмец медленно отступал. Кметь присел, вынудив викинга опустить щит, чтобы защитить ноги. Владимир, не теряясь, мощным ударом сбил с него шелом, заставив покачнуться и на миг потерять из виду течение битвы. Кметю хватило этого, чтобы круговым ударом сверху вниз разрубить неприкрытую голову.

Вокруг мелькало всё больше своих и упландских рож, едва узнаваемых за наглазниками клёпаных шеломов. Вязали пленных, обороняющихся было всё меньше. Хвост, тяжело дыша, опёрся липкой от крови рукой на плечо Владимира, едва его, усталого, не опрокинув.

— Ну, всё, — молвил, — одолели. Если и теперь кто-нибудь скажет, что нам мало славы и удачи, мне придётся вызвать его на поединок.

С лохмом разорванной кольчуги подошёл Ивар, весь перепачканый то ли в своей, то ли в чужой крови.

— Рад, что ваши души не достались валькириям[147], — сказал. — Идём к берегу, Фроди.

— Где Кальв?

— В бою ему перебили жилы на руке, меч теперь с месяц держать не сможет.

Берег, который они покидали с такой поспешностью, теперь не казался таким враждебным — сказывались ведущая к безразличию усталость и уверенность в своих силах победителей. Ивар был мрачен: его хирд потерял ранеными и убитыми почти половину, у Олава-на ногах осталось полтора десятка. Только Владимир потерял убитыми шестерых из тридцати семи человек благодаря доброму вооружению и тому, что люди были отборные.

Пленных тесно сажали на землю, пересчитали. Оказалось двадцать три человека. Нераненых среди них не было. Двое невольно искупавшихся словенских кметей, полностью раздевшись, помогали друг другу отжимать порты. Один подзуживал другого:

— Если бы не Гридя Ухарь, то бродил бы ты, Ждан, по дну с водяным. Ты плаваешь, как наковальня. Как тебя в дружину-то взяли?

— Пошёл бы ты, Плавик, — беззлобно огрызался Ждан. — Я зато знаю, почему ты не утонул.

— Дерьмо не тонет?

— Сам ответ ведаешь.

Князь с Волчьим Хвостом ухмыльнулись. Ульвхалли сказал Владимиру:

— Ты хорошо сражался, и твоя задумка напасть на драккар Рыжего была верной. Отец бы тобой гордился.

Владимир сдержанно кивнул, принимая похвалу. С корабля по сходням, покачиваясь от слабости, вызванной потерей крови, спустился Кальв с туго перебинтованной рукой, отверг от соратников, пытавшихся его поддержать, всякую помощь, прошёлся вдоль сидящих полонянников:

— Ну что, и кто победил?

— Они попрыгали в море после твоего вопля, когда тебя ранило, хёвдинг! — крикнул один из людей сыновей ярла.

Викинги недружно засмеялись. Кальв чуть улыбнулся одними губами, бодрясь, распрямил стан, снова пошёл мимо пленных, наслаждаясь трудной победой. Владимир с Хвостом приблизились к борнхольмцам, разглядывая их.

— Сигурд Рыжий отправился в Вальгаллу без моей помощи, — Кальв старался говорить громче, чтобы его слышали и свои и чужие, — но здесь его соратник хёвдинг Торир Палёный. Я думаю, Ньёрду будет оказана великая честь, если мы принесём его в жертву. Боги наградили его большой силой: ведь не я один видел, как Торир одним ударом разрубил щит Берси Ормсона вместе с его рукой. Мы не успели спасти Берси, и он истёк кровью.

Викинги дружно загомонили, соглашаясь. Владимир, стоявший ближе всех к Ториру, с любопытством его рассматривал: бронь, если какая и была, снята с него, раненая нога была наскоро перемотана бинтами — видимо, так его и взяли, когда он уже не мог стоять. На широких медвежьих плечах рубаха была разорвана — остались одни лохмотья — на обнажившемся теле не было места без шрамов. Торир вряд ли мог бы сосчитать битвы, в которых участвовал. По обнесённой сединой голове, крепко посаженной на могучую бычью шею, угадывалось, что хёвдинг уже не молод. Князя кольнуло сожаление, что такой воевода не на его стороне и так бесславно окончит свой путь, умерев не с мечом в руке. Торир мельком скользнул взглядом яростного, попавшего в капкан волка по лицу Владимира и вдруг выругался по-словенски:

— Попался бы ты мне в поединке, падло. Чернобог бы тебя подобрал, а не валькирии!

Князь с Хвостом переглянулись друг с другом: не ослышались ли они?

— Откуда ты знаешь словенский? — спросил Владимир. Торир шевельнулся, и усмешка на устах получилась кривой — рана сильно докучала. Молвил:

— Я понял по родовому шитью на подолах рубах, что твои воины из ободритов или вагров. Твои слова подтвердили, что я не ошибаюсь. Ты-то кто, молодец? Из рода Боривоя или боярчонок, которому повезло с добычей? Не сиделось дома?

Упландцев привлёк неожиданный разговор на языке вендов. Олав, распихав стоявших у него на пути, встал рядом с новгородским князем, жадно слушая почти родную для него молвь. Владимир скривился оттого, как это было сказано, ответил с гордым железом в голосе:

— Тебе не нужно знать моего имени. А дома меня брат мой лишил, хоть и владел я им по праву своего отца родного Святослава, который меня им наделил.

— Святослав у руян слишком молод, чтобы быть тебе отцом, а у глинян слишком стар, — сказал Торир, с острым вниманием глядя на Владимира. — Я знал Святослава Русского и ходил с ним от самой Хазарии до Доростола.

Упландцы, кто знал по-вендски, переводили соратникам, вопросами своими мешавшим слушать.

— Я сын его! — почти яростно воскликнул Владимир, но Хвост не дал никому ни обдумать, ни обсудить, засыпав Торира вопросами, не веря в такое совпадение:

— С кем шёл в Болгарию? С Переяславца[148] куда уходил, когда пришли на Русь печенеги? Сражался потом в войске Свенельда или Святослава? Про Доростол расскажи: кто камнемётные орудия рушил? Чем славна была битва в Перунов[149] день? Сам откуда? Из Ладоги? Изгнали тебя оттуда? Понятно, что ты за человек.

Торира самого захватил собственный сказ, и он перешёл на язык Северных стран, чтобы всем было понятней. Не умел Палёный красиво сплетать словеса, но и его рассказа было достаточно, чтобы представить многотысячное кишение ратей, шум битвы, раздававшейся на несколько вёрст, отвагу воинов, насмерть бившихся с закованной в железо ромейской конницей. Когда закончил, на него с восхищением смотрели не только упландцы, но и пленные борнхольмцы, не ожидавшие от своего хёвдинга такого красноречия. Токи Плешивый сказал с сожалением:

— Жаль, Вальдамар, что ты не держишь около себя хороших скальдов, ибо про такие подвиги нужно слагать висы.

Хвост оглянул князя изменившимся тёмным взглядом серых глаз, в которых воскресли запрятанные глубоко в голове воспоминания о битвах бок о бок с покойным отцом Ратшей Волком, произнёс: