Блуд на крови. Книга первая - Валентин Лавров

Пришел Ирошников, «откатал» отпечатки. Эта операция ничего следствию не дала. Только пополнила картотеку.

Кошко протянул Штриндману серебряный портсигар:

— А вот эту вещичку вы никогда не видали?

— Клянусь честью, нет!

— Где мы сможем сейчас найти Аронова?

— Час поздний, значит, он уже у себя дома. Он живет на Большой Тульской, дом нумер семнадцать. Квартира на первом этаже, слева от входа.

— Спасибо! А вам я предлагаю отправиться теперь в морг для опознания трупа.

Ювелир аж взвизгнул:

— Ни за какие деньги! Я же сразу помру от страха! Я очень боюсь покойников.

— Не вдову же посылать?

Ювелир опять тяжело задышал. Махнул рукой:

— Я еду! Только бы среди мертвецов не потерять сознание.

Штриндман прикатил на авто, которое ждало его. На переднее сиденье сел агент, и машина отправилась на Моховую. Полицейское авто поехало за Ароновым.

Первым вернулся ювелир. У него было какое-то перекосившееся лицо. С порога он заголосил:

— Какое большое несчастье, мой Озолин лежит голым в морге…

— Спасибо за помощь следствию, можете ехать домой.

ГОЛОВОЛОМКА

Едва ушел Штриндман, как двое агентов привезли тщедушного мальчика лет двадцати. Он с испугом глядел на окружающих большими красивыми глазами и толком не понимал, что от него хотят.

— Да, — признался Аронов, — я, конечно, знал о поездке Озолина в Ростов. Я даже провожал его на вокзал.

— Но вы кому-то рассказали, что Озолин будет покупать дорогую вещь?

— Нет, даже дома не говорил!

— Мы вынуждены снять с вас отпечатки пальцев.

Юноша покорно вздохнул и не возражал. Но и на этот раз отпечатки не совпали с теми, что имелись на портсигаре.

— Хорошо, вы можете идти, — сказал Кошко Аронову.

…Тем временем московские и петербургские ювелиры были извещены о пропаже. Если колье принесли к кому-нибудь из них, то они были бы обязаны сразу же сообщить в полицию. Но никто колье не нес, сведений об убийце не поступало.

Побывал у Кошко и супруг счастливой «Веры», но он тоже не сумел внести в дело ясность.

— У меня ощущение, что мы зашли в тупик и не можем найти выхода, — признался на совещании Кошко.

Линдер, отличавшийся неистощимой изобретательностью, вдруг предложил:

— Давайте используем «детский» ход! Такими ходами московские сыщики называли

всякого рода наивные до примитивности следственные мероприятия. Кошко улыбнулся:

— Дадим объявление: «Ищем за приличное вознаграждение колье, похищенное в 29-м поезде. Желательно вместе с убийцей».

Линдер сделал невозмутимое лицо:

— Ну и что в таком объявлении плохого? Нам терять все равно нечего. Только зайдем с другого бока. Напишем не про колье, а про серебряную вещичку…

— Понял вас, Ромуальд Викентьевич! Комбинация и впрямь почти бесперспективная, да выхода нет у нас. Любой шанс следует использовать.

«НЕ ИСКУШАЙ…»

И вновь отделы газетных объявлений украсились текстом, написанном в сыскном управлении: «1000 рублей тому, кто вернет или укажет местонахождение утерянного мною серебряного портсигара с золотой монограммой „К“ и золотыми изображениями: обнаженной дамы и кошки с изумрудными глазами. При указании требуются для достоверности точнейшее описание вещи и тайных примет. Вещь крайне дорога как память. Обращаться по адресу: Николо-Песковский пер., дом 1 4, кв. № 2. Спросить артистку Незнамову Веру Александровну».

…Во второй квартире и впрямь жизнь закрутилась богемная, артистичная. Певица Незнамова под аккомпанемент рояля поет романсы, да так, что слышно чуть не за версту, под окнами народ собирается. Вечером идет веселье, раздаются тосты, смех и пение, пение.

И вот однажды довольно ранним утром, когда, впрочем, уже шла репетиция и артистка со своим аккомпаниатором доводила до совершенства популярный романс «Не искушай меня без нужды», кто-то позвонил в дверь.

Певица заголосила еще громче, а лакей, числившийся в сыскном отделении под фамилией Силантьев, а по кличке Леший, взял под мышку салфетку и отправился открывать дверь.

В дверном проеме стоял скромного вида юноша лет 18. Он вежливо поклонился и тихо молвил:

— Я беспокою вас по объявлению. Лакей низко наклонил лысую голову:

— Милости прошу, присаживайтесь! Я сей миг доложу госпоже.

Лакей робко приоткрыл дверь и произнес:

— Простите, Вера Александровна, здесь господин спрашивает вас.

Артистка возмутилась:

— Сколько раз просила меня не перебивать во время репетиций! Безобразие! — И смягчив несколько тон: — Простите меня, маэстро! Я долго не задержусь. — И вновь к лакею: — Проси!

Юноша робко вошел к артистке. Та окинула его быстрым взглядом и проговорила:

— Вы — Реентович? Насчет ангажемента? Юноша помялся и еле слышно промолвил:

— Вы ошибаетесь, я, к сожалению, не артист. Я пришел по объявлению.

Певица вся расцвела:

— Ах, какая радость! Вы принесли мой портсигар!

Юноша смешался еще больше:

— Нет, но я могу совершенно точно указать его местонахождение.

Певица погрустнела, вздохнула, надула губки:

— А я-то обрадовалась! Но вы уверены, что знаете мой портсигар?

— Его невозможно перепутать ни с каким другим! Монограмма «К», рубиновый камень между ног дамы, на обороте гравировка — «Вера». Все так?

Певица протянула пухлые руки к юноше:

— Вы мой благодетель! Я вам обязана своим счастьем. Скорее говорите, не разрывайте ожиданием мою грудь — где он?

— Ну уж нет, мадаменька! Сначала деньги — тысячу рублей, а потом все сведения.

Дама в момент превратилась в грозную фурию:

— Да как вы смеете со мной разговаривать таким тоном? Маэстро, арестуйте этого нахала!

В комнату влетели вооруженные браунингами агенты. Они надели на гостя наручники, усадили в пролетку и повезли в сыскное отделение.

Юноша ронял слезы и причитал:

— Зачем я клюнул на эту приманку! Какой я дурак…

Прохожие с любопытством показывали пальцами на пролетку:

— Смотрите, жулика арестовали! Всех их пора передавить. Всю Москву заполонили.

ГРЯЗНАЯ ИСТОРИЯ

Перед Кошко сидел робкий, заикающийся от страха темноволосый юноша. На руках у него позвякивали наручники, хотя смысл в них был лишь психологический — «для острастки!».

— Если хочешь увидать своих маму и папу, говори только правду! — Кошко грозно посмотрел допрашиваемому в глаза. — Фамилия, где живешь, чем занимаешься? Быстро!

— Зовут меня Семеном Шмигайло, живу на Маросейке в доме купчихи Васильевой. Работаю в часовой мастерской на Рождественке.

— Как же ты, Семен, влип в такую грязную историю? Ведь на этом портсигаре человеческая кровь. Придется тебе ехать на каторгу.

Шмигайло аж подскочил:

— Какая каторга? Только за то, что хотел заработать честным путем деньги? Я прочитал объявление. Такой портсигар я по правде видел. Отчего не сделать даме приятное? Вот я и пошел…

— Не врешь? Где ты его видел?

— У моего хозяина часовщика Федорова. На моих глазах в мастерскую зашел какой-то солдат. Он предложил хозяину портсигар. Мне очень понравились на нем картинки. Я еще подумал: «Были бы у меня 25 рублей, обязательно купил бы такой и научился курить!» Я долго рассматривал его, открывал. Хозяин купил портсигар. А дня через два хозяин куда-то его отнес. И больше этой вещички я не видел.

За Федоровым были посланы два агента, а отпечатки пальцев Шмигайло легли в картотеку полицейских.

ОТПЕЧАТКИ

Два агента ввели в кабинет детину громадного роста, с широким разворотом плеч и сонно-туповатым выражением лица.

Кошко начал с места в карьер:

— Этот портсигар вам знаком?

— Да, конечно. Недели две назад я купил его у неизвестного мне лица. Пришел в мою мастерскую солдат и сказал: «Нашел на улице, хочу 25 рублей». Я и купил.

— А потом?

— Дня три спустя на Лубянке какой-то господин увидал, что я положил мимо кармана портсигар. Он поднял его и протянул мне. Я поблагодарил, мы разговорились. Господин, которого я видел первый раз в жизни, сказал, что портсигар ему очень нравится. И предложил мне за него пятьдесят рублей. Я согласился.

Кошко вздохнул. Ни рассказ, ни этот светловолосый человек подозрений не вызывали. Исключительно ради пополнения картотеки сыщик небрежно, как бы вскользь произнес:

— Мы начали составлять дактилоскопическую картотеку. Вы, как человек, занимающий видное положение, должны быть заинтересованы в том, чтобы иметь свою карточку…

Федоров удивленно посмотрел на Кошко. Он понятия не имел о дактилоскопии и не возражал.

— Ирошников, — произнес Кошко, — помогите господину Федорову.

Отпечатки были быстро сняты, Кошко поклонился посетителю и выразил сожаление, что пришлось его беспокоить.

После ухода часовщика прошло минут пять. Вдруг Ирошников влетел в кабинет Кошко. Захлебываясь от волнения, выпалил: