Блуд на крови. Книга первая - Валентин Лавров

— Ребенок! Он опять мне привиделся. Шесть человек я убил, но он, ребеночек, доводит меня до сумасшествия. Едва глаза закрою, как вижу топор, а на нем… он…

Когда Дорошевич спросил Полуляхова: «А где теперь Пирожкова?», тот отвечал с презрительной миной:

— А черт ее знает, где! Где-то здесь же, на Сахалине!

— Она тебя не интересует?

— Ни капли. Дура штопаная.

Эта самая Пирожкова ради любви к старому другу не пожелала пойти в сожительницы к вышедшему на поселение. По этой причине она обрекла себя на голод и нищету. Какой-то каторжник изнасиловал ее, заразил сифилисом. От этой болезни она и скончалась на четвертый год своего заключения, не дожив до освобождения всего два года.

Казеева убили во время дерзкого побега — среди бела дня его устроил Полуляхов. Сам он погиб через год: его придавило громадным деревом.

Каторжники, пытавшиеся приподнять дерево, услыхали последние слова: «Прости, Господи…»

ПЕТЛЯ И ЯД

Преступник задумал дело необычное и жестокое. Готовился к нему долго и тщательно. Чтобы запутать следы, пошел на исключительное злодейство. За расследование взялись самые ловкие и опытные сыщики Москвы и Петербурга.

ЗОЛОТЫЕ ПУГОВИЦЫ

Меблированные комнаты в Лештуковом переулке пользовались доброй славой. Постояльцы хотя и ворчали на высокие цены, но, приехав в Петербург, вновь стремились сюда. Да и то сказать: стол здесь радовал разнообразием, а услужающие — обходительностью и расторопностью.

Вот и сейчас к парадному подъезду подкатила рессорная коляска лихача. На землю ловко спустился господин высокого роста, с широким разворотом плеч, одетый в дорогой пиджак с золотыми пуговицами. Лицо его сохраняло великую важность. И только несколько портило впечатление большое родимое пятно на правой щеке.

Приезжего сопровождал юноша лет двадцати. Он помог извозчику донести поклажу до дверей гостиницы. Как и его патрона, юношу отличали высокий рост и широкие плечи. Ясное спокойное лицо поражало мужественной красотой. Бедная поношенная одежда несколько портила впечатление, а лакированные модные туфли на ногах молодого человека скорей подчеркивали убогость его костюма. Однако юноша держался уверенно. Он словно нечаянно коснулся руки молоденькой хорошенькой горничной, расселявшей приезжих в большом, с двумя спальными комнатами, номере 6, что возле лестницы на 2-м этаже.

— Простите мою неловкость, — улыбнулся юноша. И храбро добавил: — Прежде я думал, что самые красивые девушки — у нас, в Москве. Теперь вижу — ошибался.

Девушка залилась стыдливым румянцем.

— А как прикажете вас, сударыня, называть?

— Татьяной.

— Прекрасное имя! Самое мое любимое из прочих, — и далее юноша прочел стихи из пушкинского «Онегина»: — «Итак, она звалась Татьяной…»

Татьяна рассказала, что она сирота, ее отец-чиновник и мама погибли в прошлом году во время большого пожара на Лиговке. Теперь она живет у тети и служит здесь, в меблированных комнатах.

— А я природный москвич, студент, зовут меня… — начал рассказывать юноша. Но важный господин в пиджаке с золотыми пуговицами строго прикрикнул:

— Молодой человек, не отвлекайтесь! Поставьте мой саквояж в номер.

Юноша вздохнул:

— Простите, поговорим позже. Они разошлись в разные стороны.

ЛЮБОВЬ ДО ГРОБА

Вскоре оба приезжих отправились в город. Татьяна видела, что они вернулись лишь часа в четыре — пропыленные и утомленные. Минут через пятнадцать юноша на мгновение выскочил в коридор, быстро сунул Татьяне в руку какую-то бумажку и вновь поспешил в номер. Девушку поразило, что тут же за юношей в коридор выглянул и важный господин. Он закричал:

— Почему вы все время бегаете? Я вас уволю от должности. Вы что-то сунули горничной? Горничная, что вам передал этот человек?

Татьяна приняла независимый вид:

— Вы ошибаетесь! Мне никто ничего не передавал.

Оба постояльца скрылись в номере. Татьяна слышала, как с обратной стороны щелкнула, задвижка — важный господин закрыл дверь.

Уединившись, она с волнением развернула бумажку. Это оказалась торопливо написанная записка: «Татьяна, простите мою дерзость! Ее может извинить то обстоятельство, что в вашем городе я лишь на короткое время. Мой хозяин не отпускает меня от себя ни на миг. Но он сказал мне, чтобы я купил для его петербургского друга один билет на поезд до Москвы. Хозяин пойдет, по его словам, провожать друга. Стало быть, вечером его не будет дома. Приходите ровно в 9 к Гостиному двору. Стану ждать возле конторы нотариуса. С первого взгляда я полюбил вас до безумства, до гробового исхода. Навеки ваш А.».

Татьяна прижала записку к губам.

Она долго прихорашивалась перед зеркалом. Ровно в девять пришла к Гостиному двору. На душе почему-то было тяжело, словно томили мрачные предчувствия. Она говорила себе: «Отчего я совсем потеряла голову? Ведь я даже не знаю его имени — Алексей, Аристарх, Александр? Уж, во всяком случае, не Авдей — так нашего сторожа зовут».

Увы, юноши не было видно. «Верно, хозяин не пустил! — решила Татьяна. — Ух, вредный! Неспроста у него на щеке клякса — Бог шельму метит».

Потом она успокоилась: «Ничего, встретимся в гостинице, он назначит новое свидание!»

Бедная девушка! Она не ведала, какое испытание ждет ее.

ТРУП БЕЗ ГОЛОВЫ

На следующее утро Татьяна много раз прошлась мимо шестого номера — все было тщетно! Двери оставались закрытыми. Дело шло к полудню.

Тогда она обратилась к портье, строгому старику, ревностно исполнявшему свои обязанности:

— Надо убрать в шестом номере, постояльцы, видно, ушли и ключ взяли с собой…

— Порядок — дело сурьезное. Возьми, Танюша, запасной. — И добавил: — Только я не видел, чтоб гости из шестого нумера выходили.

Татьяна легкими шагами поднялась на второй этаж. Повернула в замке ключ. Дверь открылась. Она шагнула в помещение.

В номере был идеальный порядок. Ни одной вещи постояльцев — удивительно!

— Неужели съехали? — прошептала Татьяна.

Она прошла в спальню юноши. Распахнула дверь и застыла в ужасе. На кровати лежал человек. Лежал он на спине, ровно вытянув вдоль туловища руки. На ногах черным лаком блестели штиблеты — она сразу узнала их. Но на лежавшем был дорогой пиджак с золотыми пуговицами — тот самый, что носил важный господин. И еще: у лежавшего отсутствовала голова.

На ватных, непослушных ногах Татьяна выскочила в коридор, истошно закричала:

— Скорее, сюда! Тут — убийство…

Минут через тридцать в Лештуков переулок вкатился фырчащий автомобиль. Из него вылез со своей бригадой сам Филиппов — начальник Петербургской сыскной полиции. Он был энергичен и удачлив.

БЕЛОЗУБЫЙ ОСКАЛ

Укрепив треногу, фотограф аппаратом Бертельона делал стереометрические снимки трупа. Медик соскабливал темный сгусток крови — для анализа. Сыщики обыскивали помещение. Филиппов, развалившись в кресле, диктовал секретарю текст протокола осмотра места происшествия.

Медик произнес:

— Судя по состоянию трупа, убийство произошло часов 12-14 назад.

— За это время отошли поезда на Москву, Варшаву, Батум, Владивосток… Ищи-свищи! — покачал головой Филиппов. — А может, где поблизости спрятался убийца? Что у вас, Смирнов?

— Вот, два ножа — клинки длиннющие! Лежа ли в сливном бачке. — Маленький, юркий Смирнов выпучил глаз с бельмом.

Вопреки этому дефекту, он видел, кажется, сквозь стены. — И вот, валялась под ванной — мыльница, кажись, серебряная. Вензель на ней — А.

— Прекрасно! А что одежда?

— На пиджаке этикет: «Ателье-люкс мастера Жака. Москва», — пробасил Каллистратов, мужчина гигантского роста с бычьей шеей, поросшей рыжей шерстью. Прежде он был профессиональным борцом в цирке.

— Ищите голову убитого! — строго сказал полковник.

— Все перевернули — нет ее. Ведь это, извините, не тараканья голова — ее легко заметить. Не для того ее отрезали, чтоб нам приятный сюрприз оставить.

— А вы, Смирнов, почему еще здесь? На поезд опоздаете. Срочно — в Москву!

— Не опоздаю, Владимир Гаврилович! — Сыщик покрутил своим уткообразным носом. — Только скажите на милость, не мерещится ли вам, будто паленым мясом тянет? Такой легкий дух, эфирный. А?

Полковник втянул в себя воздух:

— Что-то этакое есть! Поди, с кухни… Портье, любивший острые ощущения и по этой

причине вызвавшийся быть понятым, по-военному четко ответил:

— Никак нет-с! Наша кухня в другом крыле расположившись, и сюды запахи доходить не имеют возможности.

— Тогда откуда запах жареного мяса? Смирнов кивнул на чемодан и большую сумку

с инструментами, которые судебный эксперт поставил к стене, закрыв таким образом от взоров печную заслонку:

— В топку кто заглядывал? — И он, распахнув металлическую дверцу, посмотрел вовнутрь. Затем спокойно, как об обыденном, сказал: — Голова там!