Блуд на крови. Книга первая - Валентин Лавров

— Пусть помогает! Хоть сам не зашумит, сделает вид, что спит.

И вот назначили день. Дворника пригласили в гостиницу — погулять с проезжими «купцами». Гость торопливо глотал большими стаканами дармовую водку, грязными руками рвал колбасу. Полуляхов с нескрываемым презрением следил за ним.

И вот когда дворник в очередной раз запрокинул голову, Полуляхов вдруг вцепился ему в глотку. Тот лишь пару раз трепыхнулся и навсегда затих. Позже убийца свой внезапный поступок объяснил так:

— Уж очень он мне омерзителен стал! Его в хороший дом впустили, а он на любую мерзость готов. Народец! Если тебе доверяют, а ты обманываешь — значит, ты законченный подлец. Такому лучше не родиться. Меня прямо тошнит, когда вспоминаю, что в детстве у дяди воровал. Тьфу! Меня Бог за это и наказал. Вот горе мыкаю…

В тот вечер труп дворника закатили под кровать, даже одеялом не стали накрывать. Знали: через несколько часов их не будет в городе. В кармане лежали билеты на ночной скорый поезд.

Пусть ищут ветра в поле!

МИМО ДЕНЕГ…

За полночь подошли к дому Арцимовичей. У калитки уже ждет Пирожкова, вся дрожит, и страшно ей, и стыдно. Обнял ее Полуляхов:

— Не пугайся, дурочка! Через десять минут станем богачами.

Полуляхов двинулся вперед. За ним — Иван. Преодолели коридор. Полуляхов свернул направо — тут комната, в которой спит хозяин. Ногой в кромешной темноте нащупал кровать. От Пирожковой знал, что Арцимович спит головой к окнам. Прикинул — махнул топором, промахнулся, попал в подушку. Судья проснулся, испуганно спросил:

— Кто тут?

Полуляхов ударил «на голос». Что-то хрястнуло, словно полено разрубил. Затем отправился на кухню. В незашторенное окно ярко светила луна.

На кровати темнела голова Анюты — 30-летней кухарки, кормившей своим заработком стариков родителей. Анюта тихо похрапывала. Что снилось ей в последние мгновения жизни? Полуляхова обуяла жалость: «Ее-то за что?» Но стукнул топором — по подушке пошло большое черное пятно, липким брызнуло на руки Полуляхова.!

После этого он сбросил с себя окровавленный армяк, вытер о него руки, поставил топор в угол. Чиркнул серником, зажег свечу и вошел в спальню госпожи Арцимович. Та сразу же проснулась:

— Кто вы? Что вам нужно?

— Извините, сударыня, что мы вас тревожим. Мы пришли воспользоваться вашим имуществом.

Арцимович, кутаясь в одеяло, села на кровати. Спросила спокойно, с чувством собственного достоинства:

— Да знаете ли вы, любезные, к кому вы в дом пришли? Мой муж судья.

— Для нас все равны. Нам ваша жизнь не нужна, деньги нужны. Пожалуйста, откройте сейф. Ваш муж связан, он жив и здоров.

Арцимович аж фыркнула:

— Сейф открыт? Денег там нет ни копейки. Муж купил сейф для того, чтобы закрывать в него судебные дела, которые он часто берет домой для работы. Господи, да вот смотрите…

Она, накинув халат, открыла сейф, и непрошеные гости, к своему ужасу, увидали лишь пустое металлическое нутро. Лица у бандюг стали такими несчастными, что Арцимович всплеснула руками:

— Бедняги! Ради чего вы свободой рискуете? В нашем доме рубля лишнего не бывает. Живем лишь на жалованье мужа, да мой сын от первого брака немного помогает.

— А наследство? А брат-сенатор? Женщина расхохоталась:

— Опять эта сплетня! Да у мужа и братьев нет. В этот момент проснулся — на свою беду -

прелестный белокурый мальчуган, чья кроватка стояла возле окошка. Он сначала испугался, но мать его успокоила. Тогда он попросил:

— Мамочка, хочу яблоко. Иван взял яблоко из вазы и протянул ребенку. Госпожа Арцимович сжалилась над ворами:

— В шкафу под платьем лежит триста казенных рублей, да у меня в кошельке рублей десять. Возьмите их, пожалуйста. Вы так, наверное, нуждаетесь. И вот еще два золотых кольца и серьги. Но с ними лучше не связываться, они гроши стоят.

Полуляхов все сгреб, засунул в карман. Он чувствовал себя оплеванным, впервые в жизни он до конца почувствовал свое ничтожество. Да делать нечего, своя голова дороже. Он пошел на кухню, спрятал топор под чуйку и вновь вошел в спальню. Тихо подошел к Арцимович сзади — кончил ее одним ударом.

Только сильно брызнула кровь, попала мальчонке на лицо.

Вскочил он на кроватке. Рот беззвучно раскрыт, глазками хлопает, ручки вперед вытянул…

ЧЕРЕП НА ТОПОРЕ

Бросился Полуляхов к мальчугану…

Впрочем, ради документальной точности дадим слово самому убийце. Вот как записал разговор с Полуляховым Влас Дорошевич, побывавший вслед за А. П. Чеховым на Сахалине:

— Скверный удар был… Ударил его топором, хотел в другой раз, — топор поднял, а вместе с ним и мальчика, топор в черепе застрял. Кровь мне на лицо хлынула. Горячая такая… Словно кипяток… Обожгла…

Я с трудом перевел дух. Если бы не боязнь показать слабость перед преступником, я крикнул бы «воды». Я почувствовал, что все поплыло у меня перед глазами.

— Вот видите, барин, и вам нехорошо… — раздался тихий голос Полуляхова.

Он сидел передо мной бледный, как полотно, со странными глазами, глядя куда-то в угол; щеки его вздрагивали и подергивались.

Мы беседовали поздним вечером вдвоем в тюремной канцелярии. Вслед за Полуляховым и я с дрожью посмотрел в темный угол.

— Страшно было! — сказал наконец Полуляхов после долгого молчания, проводя рукой по волосам. — Мне этот мальчик и теперь снится… Никто не снится, а мальчик снится…

— Зачем же было мальчика убивать?

— Из жалости.

И лицо Полуляхрва сделалось опять кротким и добрым.

— Я и об нем думал, когда по комнате ходил. Оставить или нет? «Что же, — думаю» — он жить останется, когда такое видел? Как он жить будет, когда у него на глазах мать убили?» Я и его… жаль было… Тут во мне каждая жила заговорила! — продолжал Прлуляхов. — Такое возбуждение было, такое возбуждение — себя не помнил. Всех перебить хотел. Выскочил в срединную комнатку, поднял топор. «Теперь, — говорю, — по-настоящему мне и вас убить надоть. Чтоб никого свидетелей не было. Видите, сколько душ ни из-за чего погубил. Чтобы этим и кончилось: друг друга не выдавать. Чтоб больше ни из-за чего людей не погибало. Держаться друг друга, не проговариваться». Глянул на Казеева: белее полотна, а Пирожкова стоит, как былинка качается. Жаль мне ее стало, я ее и обнял. И начал целовать. Уж очень тогда во мне каждая жилка дрожала. Никогда, кажется, никого так не целовал!

Невозможная картина: среди горы трупов, еще не остыв от страшного злодеяния, убийца, с головы до ног перемазанный кровью, ласкает свою сообщницу! А ведь это было…

МСТИТЕЛЬ

Полуляхов, казалось, все продумал, чтобы полиция убийц не достала. С Пирожковой он уехал в Москву, Казеев болтался по югу России. В их карманах лежали фальшивые паспорта (в то время они были без фотографий, лишь описание примет). Казалось, что убийцам удалось раствориться в безбрежных просторах империи. И действительно, полиция искала их без успеха.

Но был человек, который поклялся посвятить свою жизнь поискам злодеев. Это пасынок судьи Арцимовича — Валентин Силаев. Умный и энергичный, переодевшись в простонародное платье, он объезжал города, славящиеся своей преступностью, посещал самые грязные воровские притоны, порой рисковал жизнью. И вот уж правда — на ловца и зверь бежит. В Ростове-на-Дону ему показали громилу, который беспробудно пьянствует и порой сквозь сопливые слезы поминает Луганск, грозится повеситься.

Силаев сообщил полиции. Громилу арестовали. Он не запирался:

— Меня зовут Иван Казеев. Я участник убийства Арцимовичей. Мне нет больше покоя… Где сообщники? В Москве. Пишите адрес…

Полуляхова и Пирожкову арестовали в одном из притонов на Солянке.

…Суд проходил в Луганске. Полуляхов был уверен, что его повесят. Держался он спокойно, порой дерзко. К общему удивлению, его приговорили «всего» в каторжные работы — на 15 лет.

Когда преступников выводили из зала, из толпы вдруг выскочил Силаев и выстрелил в Полуляхова. Но покушителя кто-то толкнул, пуля прошла мимо. Его тут же арестовали.

Прибыв в тюрьму, Полуляхов тут же настрочил губернатору ходатайство: «Прошу не судить стрелявшего. Я убил его мать. Он желал мне справедливо отомстить. Я сделал бы то же…»

И еще: арестованных этапировали на вокзал. Вдоль дороги стояли толпы людей. Одна сердобольная женщина, смахивая с глаз слезу, молвила:

— Сколько среди этих бедняг невиновных! Вот, к примеру, — она указала на Полуляхова, — у этого молодого человека такое ангельское лицо, разве такой может кого обидеть!

Кто— то объяснил ей:

— Этот «ангел» вырезал всю семью Арцимовичей!

Женщина вскрикнула и потеряла сознание. То была родная сестра убитой. Она недавно прибыла из Варшавы для оформления своей части наследства.

Прошел суд над пасынком. Присяжные оправдали его.

ЭПИЛОГ

На Сахалине наши герои встретились. Согласно законам преступного мира Полуляхов должен был убить Казеева как предателя. Но он вдруг простил его. Теперь Иван все время находился возле своего товарища, старался исполнять любые его желания. Дружба продолжалась. По ночам Полуляхов иногда начинал орать дурным голосом. Казеев будил его. Остолбенело глядя в пространство, Полуляхов бормотал: