Сказки народов России - Марк Ватагин

Ичекочко принёс глаза к старику в чум. Всю ночь шаманил, а утром вставил глаза старику, и старик увидел свет!

— Спасибо! — сказал старик. — Теперь забирай мою дочь. Пусть она будет тебе хорошей женой.

Ичекочко стал жить с женой. А старик снова стад ходить на охоту.

КЕТСКИЕ СКАЗКИ

УНЬГЕТ И ТИЛЬГЕТ

Жили когда-то на Тунгуске старик со старухой. Было у них два сына. Старший сын Уньгет ленивым был. На охоту пойдёт — пустой вернётся. А младший сын Тильгет был смышлёным парнем, ловким охотником. Без добычи не приходил. Отец Тильгету новый лук сделал, тугой лук ему сделал. Старший и младший одной дорогой белковать ходили.

Отец говорит:

— Ты что, Уньгет, своей дорогой не ходишь?

Тильгет говорит:

— Он белку искать не умеет. Он в белку стрелять не умеет. Всегда следом за мной ходит.

Однажды Тильгет много белок настрелял. Вечером пришли охотники домой. Мать начала белок обдирать. А белки исколоченные, шкурки испорченные.

Мать говорит:

— Что это ваши белки такие исколоченные?

Уньгет смеётся про себя. Уньгет думает: «Ты заставляешь меня дрова колоть, собакам еду варить, за котлом смотреть. Вот я тебе за то шкурки порчу».

Так думает Уньгет, так думает, а сам говорит:

— Это всё Тильгет. Я белок не стреляю, я их только ношу.

Тогда мать замолчала. Замолчала, села.

Время шло. Мать стареть стала. Мать говорит:

— Хоть бы кто из вас женился. Руки мои устали Сил нет работать. В дом работница нужна.

А старший брат Уньгет хоть с виду красивый, а ленивый. Охотиться не хочет, работать не любит. Такому человеку жена разве достанется? Старик говорит:

— Молчи, старуха. Сиди, работай. Такому человеку жена разве достанется?

Мать говорит:

— Тильгет — ловкий охотник. Тильгет — хороший человек.

Уньгет думает: «Всё только Тильгет. У матери — Тильгет. У отца — Тильгет. Меня и за человека не считают. Зачем я таким родился? Кто за меня пойдёт? А хорошие люди все с жёнами живут…»

Братья на охоту пошли. Тильгет белок стреляет, Уньгет их в мешок складывает. Незаметно шкурки портит, матери назло их портит. За рекой скала стоит. Уньгет на скалу смотрит. «Мне бы стать каменным, как та скала», — думает. А сам слушает, чутко слушает.

Вдруг из-за реки стук слышит. Стук дверной задвижки слышит. Брату говорит:

— Темнеет, домой пошли.

Они домой пошли. Уньгет дома отцу говорит:

— Завтра лук мне сделай. Тугой сделай.

Утром старик говорит:

— Уньгет лук захотел. Лентяй лук захотел. Зачем лентяю лук?

Уньгет выскочил из чума, топор схватил, быстро дров нарубил, много дров нарубил. Потом в лес сбегал, от лиственницы слой отслоил, от берёзы слой отодрал, домой принёс, отцу кричит:

— Выйди из чума! Лук мне сделай, тугой лук сделай!

Старик вышел, удивился, сказал:

— Будь по-твоему. Сделаю.

Старик лук сделал, аж вспотел, так старался. Тильгет думает: «Что-то брат затевает». Уньгет лук вертит, пробует. Хороший лук.

На другое утро охотники в лес собираются. Уньгет говорит:

— Сегодня я один в лес пойду.

Тильгет говорит:

— Кого же ты убьёшь, охотник?

Уньгет говорит:

— Кого-нибудь убью.

В разные стороны они пошли. Уньгет идёт, идёт — устал, на снег животом лёг. Лежит, думает: «Зачем пошёл один? С братом хорошо: брат впереди идёт, лыжню делает. Когда один иду — сам лыжню делаю». Лежит Уньгет, опять думает: «Вчера на той стороне реки стук был. Будто дверная задвижка щёлкнула». Встал Уньгет, реку перешёл, к скале подошёл. Вдруг с дерева белка спускается. Уньгет её гонять стал. Гонял, гонял, на следы глядит, а они всё больше становятся. «Что за белка? — подумал он. — Странная белка». И задрожал всем телом. Уйти отсюда или ещё погонять? Вот беличьи следы в человечьи превратились! Уньгету в голову ударило: «Кайгусь!»[79] Сердце застучало, но опять он стал белку гонять. Что есть духу гнал, вот догнал, она на дерево взлетела. Уньгет отдышался, тугой лук натянул, стрелу в белку направил. Белка запищала. «Что делать? Убить? Не убивать? Странная белка. Нет, не убью». Потом подумал: «Разве охотник своего зверя бросает?» Лук натянул, выстрелил, убил белку. Она упала, он поднял её, осмотрел. Не простая белка. Меченая белка. Пятнышки на шее. Уньгет к поясу её привязал. «Дома расскажу, какую белку убил». Так подумал. А за спиной послышалось: «Тут чум ставь». Уньгет обомлел: откуда слова? Но думать нечего. Быстро чум поставил, дров наготовил, яму для ночёвки сделал, костёр развёл, возле костра для себя еловые ветки постелил, а напротив пихтовые ветки постелил. На своём месте пенёк приметил, ветками прикрыл. Вертел обстругал. Теперь надо белку обдирать. Он говорит:

— Белка моя, красивая моя белка, как тебя стану обдирать?

Ободрал, на вертел надел, жарит на огне. Вдруг — тук-тук! Стук дверной задвижки! В скале стук. А потом женский голос:

— Соболь мой, соболь, ко мне, ко мне, соболь![80]

Лай слышится. Лай приближается. Уньгет сидит — не шелохнётся. Уньгет белку жарит. Уньгет слышит: кто-то к чуму подошёл, лыжи снимает. Опять женский голос:

— Это ты моего зверя убил, человек, на белом свете живущий?

Уньгет отвечает:

— Да, я убил. А ты лыжи снимай, в чум заходи, у огня садись.

Кайгусь вошла. Лесная женщина в собольей шубе. Села на пихтовые ветки. Уньгет разрезал белку на три части, заднюю гостье протянул. Кайгусь её назад оттолкнула. Он протянул переднюю часть. Не взяла, головой мотнула. «В средней части одни рёбра, что ей дать?» — подумал Уньгет. Протянул рёбра. Кайгусь взяла, съела. Они поели. Уньгет говорит:

— Теперь давай играть. Сначала смешить, кто кого рассмешит.

Первый смешит Уньгет. Лесная женщина молчит. Что ни делает Уньгет, она молчит, не улыбнётся. Уньгет рогатиной к ней огонь подтолкнул. Хвоя пихты на её месте вспыхнула, громко затрещала, будто засмеялась.

— Ты молчишь, так хоть место твоё смеётся, — говорит Уньгет.

Кайгусь стала Уньгета смешить. Уньгет не смеётся. Она палкой огонь оттолкнула. Еловые ветки на месте Уньгета тихо горят, не трещат, не скажешь про них, что смеются. Уньгет говорит:

— Твоё место смеялось, а моё не смеётся.

— Твоя взяла, — говорит кайгусь. — А теперь давай ремень потянем, кто кого.

Уньгет взял ремень, один конец дал лесной женщине, а другой перекинул через плечо и зацепил за пень. Кайгусь тянет, сильно тянет, очень сильно тянет, а пень крепко сидит, пня ей не выдернуть.

— Снова твоя взяла, — говорит она.

— Теперь ты моя, — говорит Уньгет.

— Я хотела тебя к себе перетянуть, но воля твоя крепче, — говорит она. — Поэтому пойду я за тобой в чум твоих стариков. А то бы мы жили в моём каменном чуме. Пойдём к тебе, но сначала зайдём в каменный чум.

Они пошли. Дверь в скале открылась. Задвижка — стук! Внутри всё сияет. Кайгусь дала Уньгету лук, латунный лук! Кайгусь говорит:

— Этим луком будешь зверя добывать. Без промаха будешь бить. Несчётные дни мы будем с тобой жить. Трудно мне оставлять мой дом. Я тут долго жила. Теперь пойдём к тебе.

Она сунула за пазуху свою игольницу, заплакала.

Они пришли домой. Старики обомлели: «Как тебе такая женщина досталась?»

ЖЕНЩИНА И ФЫРГЫНЬ

Уньгет и кайгусь, лесная женщина, стали вместе жить. Вечная у них жизнь. И сейчас живут. Всё у них есть.

Жила в лесу у озера женщина. Был у неё маленький сын Хасингет. Рядом с ней по соседству жила фыргынь.[81] У неё была маленькая дочь. У фыргыни и у её дочери на каждой руке было по четыре пальца. А у женщины и у Хасингета — по пять. Фыргынь завидовала женщине, что у той сын. Фыргынь думала: «Вот вырастет Хасингет — охотиться будет, мясо приносить будет. Надо украсть мальчишку, пока мал, чтобы мать забыл, чтобы ко мне привык».

Однажды она женщину на озеро зовёт:

— Пойдём, соседка, искупаемся.

Женщина с ней пошла. Фыргынь говорит:

— Давай состязаться: кто дальше под водой проплывёт.

Женщина нырнула, поплыла. Далеко под водой поплыла. А фыргынь и в воду не вошла. Мальчика схватила, дочь свою оставила. И побежала, побежала, побежала…

Женщина вынырнула, оглянулась. Нет на берегу сына, нет фыргыни. Поплыла скорей назад, выскочила из воды. На берегу сидит маленькая четырёхпалая девочка. Женщина закричала:

— Сына моего унесла, а дочь свою оставила! Зачем мне дочь?!

Маленькая девочка заплакала. Женщина пожалела её. Пожалела — в свою землянку отнесла.

А фыргынь далеко к югу убежала. Там чум поставила. Мальчика Хасингета в нём растила.

Время прошло. Вырос Хасингет, парнем стал, на охоту начал ходить. Ловким стал, умелым стал. Без добычи не приходил. Как пойдёт на охоту — так оленя принесёт. А фыргынь много ест, быстро ест, только кости трещат! И всё ей мало. Сколько ни принесёт добычи Хасингет, ей мало. Каждый день говорит: