Сказки народов России - Марк Ватагин

— Ты побольше мяса приноси, ты получше меня корми. Ведь я твоя мать.

А Хасингет думает: «У неё на руках по четыре пальца. У меня на руках по пять пальцев. Почему? Неужели она — моя мать? Может быть, она фыргынь? Может быть, она утащила меня у матери? У моей матери на руках, наверное, по пять пальцев, как и у меня. Может быть, моя настоящая мать голодает? Может быть, костного жира из оленьих ног[82] и не пробует? А я тут какую-то фыргынь мясом-жиром кормлю. А я тут в бездонную утробу целые туши бросаю…»

Однажды он вернулся с охоты, подошёл к чуму, слушает. А там фыргынь на оленьих шкурах катается и распевает:

Я с Хасингетом убежала! Олений лоб, олений лоб!Как много в нашем чуме стало оленьих ног, оленьих ног!Я сына женщины украла! Олений лоб, олений лоб!Приносит удалец немало оленьих ног, оленьих ног!

Хасингет вошёл в чум. Ведьма вскочила. Она подумала: «Парень, наверное, слышал мою песню. Что делать? Надо всыпать ему в еду травы, которая отбивает память». Она начала готовить еду. Положила мясо в котёл. Хасингет лёг, будто очень устал, глаза закрыл, а сам из-за рукава подсматривает. Старуха начала что-то трясти над котлом. Трясёт рукой и шёпотом напевает.

Хасингет встал. Старуха фыргынь говорит:

— Вот, сынок, ешь, я сварила, постаралась.

Хасингет говорит:

— Нет, мама, я есть не хочу.

Фыргынь тоже есть не стала. Легли спать. Утром она говорит:

— Когда пойдёшь на охоту, сынок, в северную сторону не ходи. Охоться только в южной стороне.

Хасингет ушёл на охоту. Идёт и думает: «Почему она мне запрещает ходить на север? Я никогда туда не ходил. А теперь пойду, посмотрю, что там». Он добыл оленя и пошёл на север. Долго шёл, увидел лыжню. Пошёл по лыжне. Она привела его к землянке. Он снял лыжи, взошёл на крышу, заглянул внутрь через дымник. Увидел женщину и девушку. У женщины пять пальцев на руках, у девушки — четыре. Над очагом висит котёл, в нём кипит вода. Вот девушка взяла несколько мышей и бросила их в котёл. Хасингет бросил в землянку большой кусок костного мозга. Он попал в котёл. Девушка закричала:

— Мама, мама! Смотри, в нашем котле жир! Никогда не было столько жиру!

Женщина ответила:

— Молчи. Того, кто мне носил бы жир, твоя мать давно унесла.

Хасингет понял, что он пришёл к своей родной матери. Он вошёл в землянку. Положил тушу оленя и говорит:

— Мама, я нашёл тебя. Я твой сын. Вот тебе мясо и жир.

Женщина сняла с огня котёл с мышами. Сняла котёл — выплеснула варево прочь. Потом сварила настоящего мяса. Они поели.

— Мама, как же мне перебраться к тебе? Ведь фыргынь меня не отпустит, — говорит Хасингет. — Она каждый день съедает оленя. Я ей приношу оленей.

Мать научила сына, как уйти от ведьмы. Она сказала:

— У старухи есть трава, которая отбивает память. Заставь её съесть мяса с этой травой и уходи. Она забудет, что ты есть на свете, и не погонится за тобой.

Хасингет так и сделал. Накормил злую фыргынь её собственной травой. И ушёл. Одну оставил в чуме навсегда.

Пришёл к матери и говорит:

— Теперь надо расправиться с четырёхпалой дочкой ведьмы.

Мать говорит:

— Не надо. Пусть живёт. Я её вырастила. Я кормила её дарами земли. Она ни в чём не виновата.

Стали они жить втроём. Хасингет на охоту ходил — оленей приносил. Хорошо жили. Всё.

ТУВИНСКИЕ СКАЗКИ

БОГАТЫРЬ КУЛЮГ

Раньше ранних времён, древнее древних времён, когда хвост верблюда тащился по земле, а рога горного козла упирались в небеса, жил на свете добрый богатырь. Звали его Хан-Кулюг, что значит — Алый Герой. Было у него три выносливых коня, и среди них — неутомимый Хан-Шилги, красно-рыжий конь. Был у него могучий пёстрый орёл, который сторожил его аал[83] с одной стороны, и был стремительный серый сокол, который охранял его аал с другой стороны. Семь месяцев богатырь охотился на семивершинном горном хребте. Шесть месяцев добывал зверя на шестивершинном горном хребте.

Была у него милая жена Сай-Куу и была любимая младшая сестра Алдын-Оюу.

Ушёл однажды Хан-Кулюг на шестивершинный горный хребет, много зверя убил, много добычи добыл, усталый вернулся домой и лёг спать на месяц, на все тридцать дней. Но проспал он недолго, разбудил его громкий крик.

— Милый брат, скорей вставай! Возле следов твоего коня Хан-Шилги появился огромный след! Это след богатырского коня! — кричала сестра Алдын-Оюу.

— Видно по следу, тот конь побольше твоего Хан-Шилги-коня! — кричала жена Сай-Куу.

Хан-Кулюг вскочил, налил воды в чашу, которую едва поднимали девяносто человек, умылся, прогнал сон, взобрался на высокий холм и начал смотреть вокруг. Но нигде ничего не было видно и нигде ничего не было слышно.

— Нигде ничего не видно, нигде ничего не слышно. Вы, наверное, водили моего Хан-Шилги-коня, а теперь смеётесь надо мной!

Взял он чёрный лук, белые стрелы и уехал охотиться на шестивершинный горный хребет. И увидел, что у подножия хребта сидит и ждёт его огромный богатырь. Под солнцем сверкает белый его халат. А рядом пасётся могучий светло-соловый конь.

— Откуда ты взялся, лысый барсук? — закричал Хан-Кулюг. — Ты что, гниль земли или плесень воды? Ты всаднику — помеха, а пешему человеку — препятствие! Если хочешь что-нибудь сказать — говори!

— Я — могучий Алдай-Мерген. Коня моего зовут Ак-Сарыг. Я пришёл сюда, чтоб себе забрать аал и весь скот Хан-Кулюга. Я вижу, ты и есть богатырь из богатырей Хан-Кулюг. Отвечай, что ты хочешь — горячий крепкий кулак или холодную сталь, которую сделали мастера?

— Есть у меня для тебя горячий кулак, — ответил герой, — и есть холодная сталь, которую сделали мастера. Нет у меня брата, который родился раньше меня, который заступился бы за меня. И нет брата, который родился после меня, который защитил бы меня. Заступится за меня лишь конь мой Хан-Шилги.

Алдай-Мерген крикнул:

— И за меня никто не заступится, кроме Ак-Сарыг-коня. Бросим оружие, которое сделали мастера. Померимся силой, которую дали нам мать и отец!

И спутал железными путами своего Ак-Сарыг-коня. Хан-Кулюг стреножил своего коня Хан-Шилги.

Богатыри глянули друг на друга исподлобья, будто быки, и побежали, исполняя танец орла.[84] А потом схватились в середине жёлтой степи. Заколебалось голубое небо, задрожала чёрная земля. Шестьдесят дней — два месяца, девяносто дней — три месяца шла борьба. И Хан-Кулюг увидел, что из-под мышек Алдай-Мергена начала падать чёрная пена хлопьями с гору величиной, а на спине разбушевалась белая пена величиной с горный хребет.

— Что с тобой? — крикнул Хан-Кулюг.

— Это значит — тело моё богатырское разыгралось! Теперь держись!

Но Хан-Кулюг был ловок, как ястреб, увёртлив, как сокол. Когда тело Алдай-Мергена разыгралось-разогрелось так, что нельзя было прикоснуться к нему голой рукой, Хан-Кулюг разорвал потник и обернул им руки.

Конь Хан-Шилги увидел, что хозяину трудно, плюнул вверх, и пошёл дождь с градом. Он охладил Алдай-Мергена. К тому времени разогрелось — разыгралось тело Хан-Кулюга. Он взял противника железной хваткой, закружил под белыми облаками и бросил на чёрную землю.

— Говори последнее слово, Алдай-Мерген! — сказал богатырь.

— Пощади меня, Хан-Кулюг. Давай будем братьями, как от одного отца, давай будем братьями, как два уха коня, как две лапы орла! Я клянусь: никогда, никогда тебе не изменю! — Так лёжа говорил Алдай-Мерген.

Хан-Кулюг поднял его и сказал:

— Будешь моим табунщиком, брат! Будешь ухаживать за лучшим табуном. Иди в мой аал.

А сам отправился на семивершинный горный хребет. Вдоволь наохотился, наполнил все сумки и поехал домой. А когда вернулся — увидел, что сестра Алдын-Оюу лежит больная, лежит скорчившись, лежит посиневшая, как заплесневелая печень!

— Синей болезнью заболела Алдын-Оюу, — сказала богатырю жена его, Сай-Куу. — Если ты не хочешь, чтобы твоя единственная сестра умерла, принеси ей сердце сивого быка, хозяина Синего озера. Только это сердце сможет её спасти!

Хан-Кулюг сел на могучего Хан-Шилги и поскакал к Синему озеру. Он пел протяжную песню, так пел, как поют сто человек. Он распевал горловую песню,[85] так распевал, как распевают двести человек. Конь Хан-Шилги скакал по гребням низких гор, по склонам высоких гор. С досады богатырь давил белые камни величиной с овцу, от горя кричал и криком разбивал белые камни величиной с быка.

И вот он увидел в долине чёрный чум. Он вошёл в чум. Там была красавица Алдын-Хува, излучавшая свет солнца и луны. Рядом сидела её старая мать.

— Откуда и куда едешь, сынок? — спросила старуха.