Четвёртый Рим (СИ) - Клеймёнов Василий

«Вот то-то и оно, что «застил». Вы столько времени народу разум «застили», вот обрушился на вас Его гнев. Гнев народа — гнев Божий!» — торжественно закончил мужчина.

Его костюм выглядел ещё более неестественно для двадцать третьего века чем мода аристократов. Но если барские кители, парики и чепчики смотрелись нелепо и даже забавно, то человек в коже внушал страх.

«То-что вы обещаете народу на протяжении веков, мы дадим ему сейчас.» — гордо произносил собеседник.

«Рад бы поверить… Да не могу.»

«А вы поверьте, батюшка, поверьте. Вы обещаете людям рай после смерти, а мы подарим им Рай на Земле. Свободу! Равенство! Братство! И счастливую жизнь»

«Подобные вам, свободой называют вседозволенность и хаос. А равенство и братство будут… во всеобщем рабстве.»

Мужчина рассмеялся. Смех был похож на собачий лай.

«Ух, как виляет. Изворотливостью ума вы, священнослужители, издревле славитесь. Только и мы не лыком шиты. Теперь всё будет иначе. Мы заповеди Христа вашего в жизнь воплотим.»

«Антихриста вы заповеди в жизни воплотите. У настоящего Христа про кровь невинную ничего не сказано.»

«Если уж мы такие плохие, то почему народ за нас пошёл?»

«Искусили вы их.» — ответил священник — «И обманули. Но когда поймут люди, то будет поздно. Вы на них уже кандалы наденете.»

Человек в коже буравил отца Алексия тяжелым взглядом. Очевидно поняв, что переубедить священника не получится, он изрёк:

«Видит ваш Бог, я не хотел этого. Батюшка, вы воспротивились революции попытавшись убить одного из её солдат. За это вам полагается расстрел.»

Видео резко оборвалось. Сергей перемотал запись, чтобы убедится, что это действительно конец, а не внутренний сбой в блоке данных.

— Можешь не искать. Это вся запись.

Сергей только сейчас заметил отца Алексия, сидящего напротив него на табуретке. Юноша был так увлечён просмотром, что не обратил внимание.

— Всё в порядке. — сказал старый священник в ответ на виноватый взгляд Сергея — Если честно, то я даже рад, что ты сам это увидел. Скорее всего, я бы в любом случае рассказал бы тебе потом об это инциденте. Он очень поучителен.

— Вас не расстреляли? — спросил Сергей, понимая, что вопрос дурацкий.

— Ну я же здесь, перед тобой. Значит жив.

— Тогда, как вы спаслись?

— За меня вступился Красный Пророк. Он увидел, как меня волокли из храма и приказал отпустить, храм заново отстроить и разрешил дальше читать свои «бредни» народу. Его слово армии Революции значило намного больше чем приказ одного комиссара.

— Комиссар… это тот человек, с которым вы разговаривали?

Отец Алексий кивнул.

— Комиссары формально являлись всего лишь глашатаями революционной армии, эдакие мобильные пропагандисты. Играли в войсках ту роль, которую в ирийских вооруженных силах выполняют полковые священники. Но на практике имели огромное влияние на командиров, могли при необходимости даже их заменять. Поэтому Красный Пророк заботился об интеллектуальных способностях своих агитаторов.

— А почему он вас пощадил?

— Могу тебя заверить: гуманизм тут точно не при чём. — ответил священник — В отличии от своих древних предшественников, Красный Пророк очень беспокоился за репутацию своего дела. Он предпочитал не умерщвлять тех, кто мог стать мучеником. Мои проповеди пользовались огромным влиянием в народе. Для верующих я являлся одним из немногих честных священнослужителей, а для атеистов просто хорошим человеком, только застрявшим в «старых догмах». Убить меня, для Красного Пророка было бы недальновидно. Вообще, у коммунистов, с подачи их вождя, появилось негласное правило: «Белые перчатки только у красных». Красные делали всё, чтобы спровоцировать террор в отношении мирного населения, на территориях Хозяина. А затем приходили туда спасителями от «гнёта эксплуататоров». И ведь даже если вскроется правда, то ничего не изменится: кровь невинных на руках, всё равно у «врагов революции».

Из того, что Сергей услышал он делал новые выводы. Он и раньше считал, что гражданская война не была классической борьбой хороших и плохих. Но всё же разница между коммунистами и противостоящими им слугами Хозяина была существенная. И там, и там — конченные мрази. Справа — кровавые мрази, а слева — лицемерные.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы правда стреляли в красноармейца? Почему?

— Защищал паству. — ответил отец Алексий — Я предоставил убежище молодому дворянину, чью семью казнили за «контрреволюционную деятельность». Это не понравилось одному полевому командиру, который и решил меня проучить. Воевать я само собой не умел, поэтому так бы и слёг, если бы тот парниша меня не спас. Сам вышел и сдался, чтобы не подставлять меня и пару десятков других несчастных, отринувших братоубийственную войну.

— У меня остался ещё один вопрос. — сказал Сергей, когда старый священник закончил.

— Я слушаю.

— Вы часто говорили, что всю свою жизнь записываете на бумагу. Но чем для вас так особенно это воспоминание, раз вы сохранили его на цифровом носителе?

Реакция старого священника была необычна. Впервые, за все недели, месяцы общения с юношей, он, казалось, не знал, что ответить. Сергей уже начал думать, что старик ответит, что не знает, как тот сказал:

— Этот момент моей жизни стал той самой точкой невозврата, после которой я был отречён от Церкви.

— Так вы же говорили,…

— Что формально не отречён, но де-факто я стал врагом РПИ. Милосердие Красного Пророка было воспринято ими, как сговор. Не умерев мученической смертью, я стал предателем, а затем и мишенью для вольников. Если бы их, из-за «безумного атамана» не закрыли в резервациях, то с меня бы заживо кожу содрали. И это я не образно выражаюсь.

Сказав последнее слово, отец Алексий посмотрел на настенные часы и громко присвистнул.

— Ну и заболтались мы с тобой. А уже время ужина.

— Ещё раз простите меня, батюшка. — извинился Сергей. Он чувствовал себя, как Ева, которая стащила плод с дерева. С той лишь разницей, что он мужчина и никакой змей его не искушал.

— Всё в порядке, кстати… — тут глаза священника заговорщически сузились — Я тут подумал, что твоё любопытство обусловлено вполне объективными причинами.

— То есть.

— Помнишь, как во время одной из наших длинных бесед ты сказал, что был вынужден бросить начальную школу, едва научившись читать?

— Ну да. — ответил Сергей, всё ещё не понимая куда клонит отец Алексий — Я не один такой.

— Я предполагаю, что твоё нездоровое любопытство ко всему и вся, лишь маниакальная тяга к информации. Знаниям, которые тебе не дали получить. Поэтому, я хочу предложить тебе свои знания.

Сергей чуть не выронил блок данных из рук, настолько он был сбит с толку предложением. Он действительно тянулся к знаниям всю свою жизнь. Даже когда вынужден был покинуть школу, то читал всё до чего мог дотянуться.

— Вы хотите меня учить?

Отец Алексий кивнул.

— Чему?

— Всему. Я во многих науках подкован: математика, физика, литература, философия.

Сергей готов был облизнуться. Как будто старик говорил о деликатесах.

Глава 11: Старые враги

Образцы запрещённого оружия остались в участке, как улики. От Эдуарда Никодима полиция получила сертификат за подписью его самого и печатью князя Анненков-Барисеева. Этого хватит, чтобы предъявить подозреваемому, когда его личность установят.

Но вот с последним возникли сложности. Официально склад оказался зарегистрирован на подставную фамилию. Надо бы допросить смотрителя, если он ещё отвечает за склад. Хотя Никитин сомневался, что тот знает больше чем обычно положено таким мелким сошкам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но после презентации Никодима и личного разговора с князем, Алексей понял, что за махинациями с контрабандой запрещённых технологий стоит Старая Знать. Анненков-Барисеев уже упоминал Валерию Долгорукую, а раз подобное происходит во всём Ирие, то значит, что не только она одна замешана. Никитин предпочитал не думать о том, зачем это Старой Знати и почему СБИ доверило следствие полиции. Его задача — раскрыть преступную деятельность на территории Староярска. Для этого надо установить ту ОПГ, которая добывает большие пушки для Долгоруких.