Тринадцатый апостол - Сашко Орешко

– Зачем проклинать?

– Глупышка, – хищно усмехнулся он. – После этого заговора с проклятием Андрей будет в нашей власти и мы сможем управлять им в своих интересах, а ты найдёшь себе другого… Ведь ты ещё так молода и у тебя всё впереди. Ты же хочешь, чтобы у тебя всё было впереди?

– А что будет с ним?

– Ну вот зачем тебе это? – с сожалением вздохнул главарь. – Зачем забивать такую прекрасную головку всякими сложными вещами? Он поможет нам, а ты поможешь ему. Всё очень просто…

– А если он вам не поможет? – всхлипнула она.

– Если он не поможет, то мы будем искать другого…

– … и для этого всех…всех… – подступивший к горлу ком и судорожная гримаса страха, искривившая её лицо, не дали ей договорить.

– Отпустите её. Я уже иду! – крикнул Андрей.

Казалось, что главарь и Катя услышали его крик и обернулись.

– Он рядом? – спросил чернокнижник. – Ты видишь его?

– Нет. Не вижу, – ответила Катя.

– Даю тебе последний шанс. Читай и проклинай! Строго по тексту! – он ударил её по щеке и оскалил зубы.

– Проклинаю… – прошептала она.

– Давай без этой твоей театральной самодеятельности. – спокойно сказал главарь. – Дайте платок.

– Что? – рассеяно спросила ближняя к нему «шестёрка».

– Дайте платок, олухи! Надо вытереть ей глаза! И принесите воды. Дайте ей попить, а то у неё в горле пересохло от страха…

Андрей набросился на чернокнижника, но пролетел сквозь него, словно облако. «Я умер? Я – привидение? Или это страшный сон?» Он остановился в стороне и попытался развернуться. Удалось это ему с большим трудом. В висках стучало, кулаки сжимались, но он их не чувствовал.

Тем временем, главарь что-то нашёптывал Кате, хлестал её по щекам, отходил к своим подручным, снова возвращался к ней, сдавливал её плечами костлявыми пальцами.

– Забирайте её, – наконец сказал он и устало вернулся в тень. – Только не забывайте напоминать ей, что в любой момент она может спокойно отсюда уйти живой. На всякий случай я буду неподалёку.

– … на заклание приведённого агнца ложим пред тобою и посвящаем тебе кровавую жертву нашу… – монотонно запели его подручные.

– Стойте! Я здесь! Уходите!

Внезапно он увидел расширенные от ужаса глаза Кати и, бросившись к ней, закрыл её спиной, повернувшись к врагам лицом. Чёрная тень с длинным хвостом проскользнула сквозь него и вцепилась в её лицо. Он потерял способность видеть и вдруг услышал чей-то голос. Вокруг снова была пустота, но уже серая и пульсирующая словно грязный жидкий туман, смешанный с дорожной грязью. Опять эти голоса и катин крик и странный колокольный звон вдали. Повернув голову на звук колокола, он увидел стоящего вдали невысокого монаха, который смотрел на Андрея с грустной улыбкой. В руке он держал книгу. Это была та самая книга, напечатанная монахом за свои деньги и которая досталась Андрею от Кати. «Иерофим. Беглый монах». – подумал Андрей. Он махнул ему рукой, пытаясь позвать его на помощь, но монах в ответ лишь покачал головой, глубоко вздохнул и растворился за горизонтом.

Проснулся он рано утром весь разбитый и помятый. Этот проклятый сон никак не выходил из головы. Умывшись и позавтракав, он сел было за гитару, но отбросил её в сторону и подошёл к книге с изображением золотого цветка на обложке.

– Отнесу-ка я её Кате. Скажу, что не дочитал, может она ей сейчас нужна для чего-нибудь. Заодно и проверю, что с ней? Может заболела…

Обернув книгу тряпицей, он засунул её в пакет и отправился к Кате домой. Ещё за несколько десятков метров до её избушки Андрей почуял что-то неладное. Возле настежь распахнутой калитки у её дома толпилась куча каких-то монахинь и женщин в тёмных платках. Перейдя на ускоренный шаг, он вскоре оказался рядом с ними и спросил:

– Я к Кате пришёл. Она дома? Что случилось? Может её мама в больнице?

– Матушка её жива, но не в своём уме. – ответила ему худощавая строгая монашка. – А вот Кати больше нет. Убили Катю сегодня ночью на погосте прямо возле дома… Шагов сто не дошла. Схватили изверги и отволокли на край кладбища. Там и порешили, спаси и помилуй, Господи.

– Как решили? Кто порешил? За что? Её? Точно её? – запинаясь вопрошал Андрей.

– Её, её. Кого же ещё. В милиции она сейчас на экспертизе, – продолжила монашка, троекратно перекрестившись. – Определяют там как её убили, чем и во сколько. Прости, Господи, твою рабу божью и прими в своё царствие небесное…

Андрея замер, придя в себя, потёр виски и открыл рот, чтобы переспросить о какой Кате она говорит, но монашка, грозно взглянув на него, словно пригвоздила его к земле, считая Андрея виновным в её гибели.

– Как это? Неправда… Старая кошёлка врёт, – забормотал он себе под нос.

Отойдя в сторону, он замер каменным истуканом, теребя в руках книжку про золотой цветок, задавая себе вопросы про Катю и тут же, отвечал на них самому себе:

– Она могла пойти ночью одна? Не могла. Не она шла. Нет, она же ходила. Она говорила сама. Там дорога. Ночью там ходят многие…

Возможно также в стороне от всей мирской толкотни и драки за право сесть на «последний белогвардейский пароход», стоял и беглый монах Иерофим во владивостокском порту 1922-го года, шепча непонятные для всех окружающих молитвы со своей книгой, прижатой к груди.

Глава 14

Новосёлы

Они ещё несколько часов помотались по городу, закупая консервы, еду, хозинвентарь для огорода Эммануила, недостающую посуду, новый чайник и складывали сдачу Кощею на дальнейшее хранение и её незаконное размножение в волшебном сундучке Кощея.

– Господа, господа, пора закругляться. – поторопил их Эммануил ближе к вечеру. – Через два часа отходит последний автобус в Синюхино. Так что давайте, поторопимся.

Через час они были на автовокзале. Купили билеты до Синюхино и прошли на посадочную платформу № 7. Там уже суетилась толпа народу и когда их автобус начал подъезжать к платформе, то все синюхинские пассажиры засуетились, начали толкать друг друга и стремиться занять первое место там, где по их мнению затормозит автобус и откроется передняя дверь.

– Не налегай, не налегай! – хрипло орал водитель, преграждая рукою путь тем, кто хотел быстро пронырнуть в салон, занять сидячее место, а потом предъявлять билет. – По одному заходим и предъявляем билеты! Сперва билеты мине в руку суйте, а потом проходьте! Куды прёшь, мать? Стой и билет ищи! Я что, буду бегать по салону, ваши задницы распихивать и у каждого билеты требовать?