Принц в неглиже - Елена Логунова

Стоп, не будем терять голову. Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и почувствовала, что ко мне возвращается способность рассуждать более или менее здраво.

Первым делом я заново заварила крепкий чай (руки слегка дрожали). Сняв с огня бурлящий суп, выключила плиту, нарезала хлеб и поставила на стол два прибора. Потом прошла в гостиную и осторожно потрясла Ирку за плечо.

— Ира, просыпайся, суп стынет.

Перед новым походом нужно было подкрепиться.

Дона разбудил негромкий частый стук. Он повернул голову на звук, открыл глаза, сфокусировал зрение и увидел белого голубя в радужном ореоле. За окном было темно, в рассеянном свете уличного фонаря оперение птицы слабо фосфоресцировало. Дон внутренне содрогнулся: что за явление? Разве голуби не должны спать по ночам?

Мистическая птица внимательно посмотрела на него круглым глазом и снова дробно застучала клювом по жестяному подоконнику, подбирая хлебные крошки. Дон перевел дыхание, осознав, что голубь вполне реальный, сидит на подоконнике за стеклом и ничего такого особенного собой не символизирует. А почему не спит? Да кто его знает! Чокнутый, наверное.

Дон повернулся, панцирная сетка под матрасом душераздирающе скрипнула, он посмотрел в далекий белый потолок и попытался припомнить события последнего времени. Между падением в люк и тряской ездой на носилках в машине «Скорой помощи» по-прежнему зиял провал, но все остальное он помнил прекрасно и на вопросы медперсонала отвечал короткими «Не помню», «Не знаю» лишь для того, чтобы не осложнять свое положение. Хотя куда еще осложнять? Задание он не выполнил, а сам вляпался по уши. При нем не было ни документов, ни денег, здоровье оставляло желать лучшего, и рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось.

— Слышь, сынок, тут твой ужин. Поешь, пока не совсем остыл. — Над Доном склонилось морщинистое лицо старушки. Вязальной спицей она потыкала в сторону тумбочки, едва не нанизав на острие страшненькую больничную котлетку.

— Спасибо. — Дон смежил веки, и в этот момент лицо его овеяло потоком воздуха.

Он открыл глаза и вместо одного желтовато-бледного лица увидел над собой два раскрасневшихся. Лица были молодые, женские, удивленные, с блестящими глазами.

— Да это же не он! — возмущенно сказала Ирка. Из-за ее плеча мне было плохо видно пациента.

— А ты недовольна, да? По-твоему, лучше бы он? — Я обошла подругу и внимательно вгляделась в больного. — Слушай, а как похож! Глаза, рот, скулы, ямочка на щеке! Повязка на голове точь-в-точь такая же!

— Похож, — согласилась Ирка. — Но мой Монтик лучше.

— К черту твоего Монтика! Хау ар ю? — Я вдохновенно проводила тестирование.

— Велл, — моментально отозвался пациент.

— Вот видишь! — Я обрадованно толкнула Ирку локтем. — Этот тоже говорит по-английски!

— А я вас, деточки, помню, — задумчиво сказала бабуля со спицами, поднимая глаза от вязания. Глазки у нее были серые, острые, похожие на буравчики. Мне сделалось не по себе.

— Прошу прощения. — Я взяла Ирку за локоть и увлекла ее в коридор, подальше от памятливой Арины Родионовны. Пациент проводил нас внимательным взглядом.

— Слушай, дорогая, чего ты вредничаешь? Мужик — копия твоего Монтика.

— Копия, — с ударением повторила Ирка.

— Ясно, не оригинал. Может, брат-близнец? Я где-то читала, что двойняшки, если даже их разлучить, очень часто попадают в одинаковые ситуации: работают по одной специальности, одеваются в одном стиле, вкусы у них общие, привычки, жены похожие…

— Дети похожие, — язвительно вставила Ирка.

— Это само собой… О чем это я? Да, я хочу сказать: бери ты себе этого мужика, если Монтика упустила. Если хочешь, можем его для полноты сходства в мешок затолкать и в камыши закинуть, мы с Томкой не поленимся, еще раз найдем его — и полный ажур! Считай, начала с чистого листа!

Дверь палаты приоткрылась, пропуская старичка на костылях. Дедушка странно покосился на нас с Иркой и торопливо проковылял к телефону.

— Стой здесь. — Я оставила подругу, прокралась вслед за стариком и постояла у него за спиной, под прикрытием пожарного щита, без зазрения совести подслушивая разговор. Впрочем, приватной беседой назвать его было трудно, предчувствия меня не обманули: дедушка пошло стучал на нашего нового знакомого.

— Значит, так, — решительно сказала я Ирке, возвращаясь. — Что будет дальше — я уже догадываюсь: через пару часов этот парень, Монтиков двойник, будет примерять байковую пижаму в психушке. Послушай меня, дорогуша: если ты не хочешь еще раз штурмовать дурдом, давай умыкнем его прямо сейчас!

— Умыкните меня, пожалуйста, — негромко проговорил мужской голос с едва уловимым акцентом.

Я и не заметила, как предмет нашей дискуссии вышел из палаты!

Дон понял, что ему выпал шанс на спасение. Кто эти женщины и почему они хотят увести его из больницы, в данный момент было не столь важно, он решал задачи по мере их возникновения. Он подался вперед, и тут его толкнули в бок.

— Осторожно! — Я поддержала монтеподобного незнакомца под загипсованную руку, и он болезненно поморщился.

Старичок на костылях проскакал мимо нашей троицы, явно насторожив уши.

— Думать некогда, — постановила я. — Ирка, беги вниз, заводи машину. Вы, не знаю, как вас зовут, обопритесь на мою руку. Мило беседуя, идем к лифту.

Увы, беседы не получилось, потому что мы оба не знали, что говорить, могли только восклицать: «Да ты что!», «Нет, правда?» — и ослепительно улыбаться. Путь к свободе оказался тернистым, мой спутник поминутно спотыкался, ушибался и едва не покинул меня, зацепившись за движущуюся каталку.

Скаля зубы, как две макаки, мы вошли в лифт. Повезло, попутчиков у нас не было. Двери за нами закрылись, прищемив моего товарища. Я втащила его внутрь и, едва лифт тронулся, ударила по кнопке «стоп». Лифт остановился, не теряя времени даром, я решительно сорвала с себя спортивную куртку, стянула штаны и бросила одежду парню:

— Переодевайтесь, быстро!

Быстро у него не вышло, потому что мешал гипс на руке, ладонь другой руки, коричневая от йода, тоже, очевидно, была поранена, но товарищ проявил все возможное проворство. К сожалению, результаты были со знаком «минус»: он порвал штанину ветхой больничной пижамы, потерял пару пуговиц и запутался в рукавах куртки. Вздохнув, я помогла ему снять пижаму и натянуть мой спортивный костюм. Хм, хорошая фигура у парня, если он Ирке не нужен, может, себе оставить?

Мои одежки были ему откровенно малы, штаны превратились в коротковатые обтягивающие брючки — ничего, мода нынче демократичная. Правда, излишне обнажились голые ноги в разношенных больничных тапках, но с этим сейчас ничего нельзя было поделать. Я запоздало порадовалась тому, что, выходя из дома, в спешке оделась несвойственным мне образом: под спортивными штанами на мне были теплые колготки, под курткой — длинный свитер. Наряд не блистал элегантностью, но выглядел самодостаточным. Не хотелось бы мне устраивать стриптиз в больничном дворе.

Выйдя из лифта, мы не суетились, и особого внимания на нас никто не обращал — подумаешь, пара придурков, — пока мой спутник не утопил в луже тапку. Боюсь, что драматическая сцена извлечения обувки из воды и последующее надевание мокрого шлепанца могли кого-то заинтересовать. Впрочем, в поздний час во дворе больницы было немноголюдно, да и фонари горели через два на третий.

Иркина «шестерка», пыхтя и вздрагивая, ждала у самых больничных ворот, перегораживая проезд тревожно ревущей «Скорой». Мы быстро погрузились и отвалили в сторону, «Скорая» въехала под шлагбаум, и все успокоилось.

— На этот раз удачнее получилось, — заметила Ирка.

Был в ее словах упрек или мне почудилось?

— Опыт — дело наживное. Выйду на пенсию — займусь киднепингом, — заявила я, откидываясь в кресле.

— Леди, вы можете называть меня Доном, — сказал наш пациент, подавшись с заднего сиденья вперед, к нам с Иркой. И съехал по гладкой обивке на пол. — О, здесь скользко!

— Паршивой поросяти и в Петривки холодно, — заметила я, цитируя прабабушку.

Ирка посмотрела на меня с укором: «И ты хочешь, чтобы я взяла его себе?!»

Кое-как устроив судьбу полковника, капитан Сидоров добросовестно попытался разобраться что к чему. Информация о скоропостижной гибели Никонова-Беримора, на показания которого капитан очень рассчитывал, выбила почву у него из-под ног. Еще борясь, он провел целый день в компании лейтенанта Филимонова и задержанного Васи Бурундука. Загнанный в угол, Бурундук неожиданно проявил звериную интуицию, смекнул, что «начальникам» лучше говорить правду, и лгал только про доллары.

Жутко усталый и простуженный, Сидоров красными глазами больного ангорского кролика обозрел скромное убранство служебного кабинета и оглушительно чихнул. Лейтенант Филимонов строго посмотрел на него и вернулся к допросу.