Принц в неглиже - Елена Логунова

Поднявшись на третий этаж, капитан Сидоров без труда вошел в квартиру Максимова, но там сначала пришлось объясняться с невесть откуда взявшимися хмурыми парнями в милицейской форме. Первым делом путем предъявления удостоверения доказав, что он не верблюд, а, наоборот, свой надежный товарищ, вторым делом капитан засвидетельствовал личность полковника Лапокосова, а третьим — выдвинул требование его развязать. Требование это было удовлетворено, смежники неохотно, но все же освободили полковника от полотенца, и тут Лапокосов повел себя странно. Сначала он с чувством произнес несколько энергичных иностранных слов, из которых Сидоров понял только «Санта Мария».

— Матерь божья, — согласно брякнул капитан, подходя ближе к полковнику, но тот неожиданно отшатнулся, правой рукой нырнул в стоящий на подоконнике горшок с кактусом, вытащил из него пистолет и наставил его на Сидорова.

— Твою мать! — не сдержавшись, воскликнул тот. И специально для полиглота-полковника привычно перевел: — Фак ю.

Полковник сказанное капитаном понял и, обведя присутствующих колючим взглядом и пистолетом, в свою очередь, на чужом языке поведал им, что он фак ю, ю и ю. Растерявшиеся присутствующие не выразили решительного несогласия, и вооруженный собственным табельным оружием полковник, пятясь, беспрепятственно направился к входной двери. Капитан Сидоров, в голове которого в этот момент беспорядочно роились самые неожиданные мысли, беспомощно смотрел ему вслед, не зная, что предпринять, чтобы остановить это безумие.

И тут из неприметной двери с пластмассовым изображением писающего мальчика-дауна, застегивая на ходу ремень, вышел Вася Бурундук! Резко распахнутая дверь ударила отступающего полковника в спину, повергая его ниц и одновременно направляя обратно в кухню. Полковник упал, мгновенно на спину ему с двух сторон рухнули парни в форме, а упущенный пистолет хоккейной шайбой проехал по скользкому линолеуму к ногам Сидорова. Капитан проворно нагнулся, чтобы его подобрать.

— Товарищи начальники, мне бы еще водички попить! — кротко попросил грустный Бурундук, наконец справившись с ремнем.

Он поднял голову, поглядел в сторону кухни и осекся: на полу один на другом, не шевелясь, лежали три мужика, а четвертый гнул спину в земном поклоне.

— Здрасте, — севшим голосом машинально сказал Вася, делая неловкое подобие книксена.

— Ну, полный дурдом! — зло рявкнул кто-то с полу, и разогнувшийся Сидоров согласно кивнул. Только тут он нашел единственное правдоподобное объяснение происходящему: очевидно, полковник Лапокосов сошел с ума.

Теперь капитан знал, что ему делать. Пока милиционеры вязали полковника все тем же полотенцем, он вынул из лапокосовского кармана его же сотовый и набрал знакомый номер, которому в телефонном справочнике соответствовал запоминающийся адрес: «Зеленая, один».

И удивительное дело: не успел еще Сидоров закончить разговор, как в открытую дверь двенадцатой квартиры вломились озабоченные люди в белых халатах.

— Вот это оперативность! — уважительно произнес один из милиционеров.

— Да у нас в дурдом попасть — как с горы скатиться, — ехидно заметил другой.

Однако оказалось, что просто-напросто кто-то чуть раньше Сидорова вызвал по указанному адресу бригаду «Скорой помощи».

— На ужин нынче только каша, — извиняющимся тоном сообщила я Тому, ставя перед ним глубокую миску с овсянкой. Пес покосился на еду, отвернулся и зевнул.

— Как хочешь. — Я вышла из вольера и возвратилась в дом.

Что за напасть, в моем холодильнике снова пусто! В кухонном шкафчике из съестного нашлись мука, соль, сахар, перец и горчичники. Я поскребла по сусекам, нашла засохший ломтик колбаски, пару картофелин, маленькую вялую морковку, засохший пучок зелени и комок слипшихся на манер кубика Рубика пельменей. Что ж, не так плохо, как могло быть, из этих неликвидов можно сварить отличный суп!

Признаться, после событий текущего дня особого аппетита у меня не было, но мне казалось необходимым накормить чем-нибудь горячим Ирку. Суп — это то, что доктор прописал. Я покрошила ингредиенты, бросила в кипяток и пошла посмотреть на подругу.

Она спала на диване в гостиной, свернувшись клубком — довольно большим — и положив в ладонь мокрую щеку. Рядом таким же клубочком, только маленьким, свернулся кот: славный зверь чувствовал, что человеку плохо. Я укрыла их одним одеялом и на цыпочках ушла на кухню.

Я тоже устала, но ложиться не хотела — хорошо бы сначала поправить скверное настроение. Эх, жаль не припрятано у меня чего-нибудь сладкого про черный день, надо впредь хоть в аптечке какую-нибудь шоколадку держать… Я налила себе горячего чаю, сделала бутерброд с охвостьем колбасы, села за стол и попыталась расслабиться. Минуты две тупо размешивала сахар в чашке, потом очнулась. Вкусно отхлебнув глоточек ароматного чая, сомкнула челюсти на сандвиче… И, разумеется, именно в этот момент завопил телефон!

— В-ва, — с набитым ртом неприязненно сказала я в трубку и, разумеется, подавилась, закашлялась, потом поспешно глотнула чаю и, конечно, обожглась.

— Алле! Кто это? — сбитая с толку доносящимися до нее старческими хрипами, робко спросила моя приятельница — молодая стихотворица на другом конце провода.

— Й-а, — икнула я в ответ.

— Привет! — заорала она так, словно действительно говорила с глухой старушенцией. — Ты что, уже спишь, соня? Голос у тебя какой-то странный! Ты как?!

— З-амеча-ик-тельно! — Икота напрочь заглушила сарказм.

— Вот и славно. Я чего тебе звоню. — Приятельница стремительно перешла к делу. — А ну-ка быстро, дай мне неизбитую рифму к слову «осиновый»!

— Колбасиновый! — с ходу брякнула я, косясь на недоеденный бутерброд.

На секунду воцарилась гробовая тишь, потом невидимая приятельница на другом конце провода пугающе всхрюкнула. Я встревожилась, осторожно спросила:

— Алле?

— Ге-ни-аль-но! — замирающим голосом по слогам сказала она.

— Ты думаешь? — самокритично усомнилась я, но приятельница уже бросила трубку.

Я с недоумением посмотрела на телефон, перевела взгляд на объемистый фарфоровый бокал с дымящимся чаем и невольно задумалась, сосредоточенно глядя на свое отражение. Отражение выглядело озадаченным. Приятельница, похоже, снова писала кому-то на заказ рифмованное поздравление, посвящение или эпиграмму. Или эпитафию?!

Я поежилась. Эпитет «осиновый» у меня лично логично доукомплектовывался только словом «кол», каковая пара ассоциировалась исключительно с вампирами и вурдалаками. Рожденное мною производное от «колбасы» придавало жуткой кладбищенской тематике игривый оттенок веселого людоедства и все вместе вызывало в воображении колоритную картину разудалого демонического пикничка на свежей зелени могилок… Это кому же и в честь чего она пишет стишок?!

— Ну, чего уставилась? — неприветливо спросило мое отражение.

— Отстань, — индифферентно сказала я. — Сгинь. Не до тебя мне! Я думаю… Вот сижу я сейчас — и, прямо как живых, вижу этих мертвяков, жадно жующих сосиски с кетчупом в полночный час на краю разрытой могилы… Лунный свет холодный, сами они — холо-одные, и сосиски тоже холодные — б-р-р!

— Что — б-р-р? Чего ты дрожишь? — насмехалось отражение.

— Да ты что! Не знаешь разве, какая это гадость, когда они холодные?! — возмутилась я.

— Кто? Мертвяки? Думаешь, горячие они — не гадость?!

— Да я про сосиски! — воскликнула я.

Снова завопил телефон.

— Слушай, если ты пугать меня вздумала на ночь глядя, лучше сразу положи трубку! — решительно произнесла я, думая, что это опять звонит моя приятельница.

— Извините, — робко сказал незнакомый женский голос. — Это Елена?

— Елена. — Я сменила тон.

— Это Света из больницы, вы меня помните? Вы мне свой телефон оставили, когда навещали одного пациента — мужчину с травмой головы.

Хотела бы я забыть Монте Уокера!

— Я почему вам звоню? Знаете, такая странная история: он опять у нас!

— Что?!

— Ну да, снова его привезли: голова разбита, одна рука сломана, вторая поранена, ушибы, ссадины, а самое главное — он опять ничего не помнит! Не знаю, интересно ли это вам…

— Еще как интересно! О господи! Спасибо, что позвонили! — Я положила трубку и двумя руками схватилась за голову, взлохматив прическу.

Отражение посмотрело на меня безумными глазами. Все, спятила! Как говорила фрекен Бок: «Я сошла с ума, какая досада!»

Я рысцой пробежалась по кухне, приводя мысли в порядок. Не надо нервничать, может, не я спятила, а эта, как ее, Света? Или Монтик? Что-то многовато у нас ненормальных на единицу площади! Минутку, а ведь Монтика и впрямь совсем недавно били по кумполу сковородкой!

Стоп, не будем терять голову. Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и почувствовала, что ко мне возвращается способность рассуждать более или менее здраво.