Канал имени Москвы. Лабиринт - Аноним

– Где она? – тут же потребовал он. – Книга?!

– В надёжном месте! – деловито сообщил один из гостей, выступая вперёд. – Я не настолько глуп…

– Настолько! – перебили его.

Глава 9

Раджа и Королева оборотней

1

«Малыш снова в деле?» – хмуро подумала она, всё более пристально разглядывая эту бороздку, углубление в земле, ровно напротив ворот её церкви. Она вдруг поняла, кто рассказывал про муху, попавшую в паутинку, и пробуждающегося паучка. Узнала, чей это был голос. Раз-Два-Сникерс тогда, возможно, незаметно уснула, возможно, это было что-то ещё, но голос она идентифицировала абсолютно точно. Он принадлежал Юрию Новикову.

«А ведь с них станется. – Раз-Два-Сникерс провела пальцем по углублению, отпечатку протектора колеса. – Шатун не мог не оставить себе страховки».

Сны. Сны-видения в Икше, городе призраков…

Этой ночью она опять видела во сне Лию. Только на этот раз сон с самого начала был тревожным. Та стояла над её постелью в звоннице и смотрела, склонив голову.

«Лия! – позвала Раз-Два-Сникерс, но не почувствовала ответного импульса радости. – Прости меня, – смутилась она. – Я проболталась тебе о гибели Хардова».

«Т-с-с. – Лия приблизила лицо, бледна и печальна. – Это не так».

«Что не так?»

«Т-с-с. – Лия озирается, словно в звоннице присутствует кто-то ещё, прячется в тёмном углу, скрытый густой тенью. – Хардов не умер. Он здесь. Но этот город полон демонов. Хардов очень опасен».

«Я не понимаю тебя!»

«Т-с-с…»

Кто-то выступил из тёмного угла, повторяет монотонно, с деловитой обидой: «Они пока не знают, но они сообразят». Это Юрий Новиков, проходит мимо, будто не замечает их: «Пока не знают, но сообразят». Наконец оборачивается, смотрит на них, ухмыляется и со злорадной детской угрозой повторяет: «Со-о-бразят! Увидите, как сообразят!» А потом начинает орать наружу, за пределы звонницы: «Ну, соображайте! Соображайте!» И от его голоса становится нечем дышать, словно он забирает весь воздух, удушье подступает к горлу, тяжесть ложится на грудь.

«О чём он, Лия? Что сообразят?»

Но Лии больше нет. Раз-Два-Сникерс, вырываясь из удушья, просыпается. И за миг до пробуждения она лишь слышит голос своей светлой королевы детства: «Что они могут обняться».

Сны в Икше, городе призраков. Можно ли им верить? Было ли в них предупреждение? Или это демоны города теней, притворяясь Лией, стремились проникнуть в её убежище? Она не знала. Скорее всего, ответов на эти вопросы не существует. В этом городе сдвинуто всё, сама система координат, и хотя на канале всегда относились к снам с уважением, как обстоят дела здесь, она не знала. И Лия, и Юрий Новиков приходили к ней уже два раза в одном и том же сне. И хоть в первый раз ей действительно указали на тени, вполне вероятно, что всё это было обманом. Пустыми и оттого смертельно опасными надеждами. Она не может строить свои предположения, основываясь на подобном. Другое дело эта бороздка.

Раз-Два-Сникерс взяла щепотку грунта и понюхала. Ещё вчера она заметила на земле линию, похожую на след, словно какой-то почти невесомый предмет легко коснулся поверхности, оставив полоску на сухой почве. Сейчас это уже была не полоска. Чёткий отпечаток в углублении. След колеса.

«Муха бьёт крылышками, и паучок пробуждается».

Ей бы очень не хотелось, чтобы это стало тем, о чём она подумала. Первым сигналом.

– Началом конца, – хмуро произнесла Раз-Два-Сникерс.

Они прибывали. С каждой ночью их становилось всё больше. А утром она обнаруживала на площади новую тень. И теперь, чтобы ощутить неприятное головокружение, дурноту, на них даже не требовалось наступать. Раз-Два-Сникерс старалась обходить их стороной, но это становилось всё сложнее. Как-то, направляясь к роднику, она решила прошмыгнуть между тенями. Возможно, еле уловимый холодок, вызвавший приступ тошноты, и то, что она слышит их голоса, ей лишь почудилось. Но Раз-Два-Сникерс поняла, что они всё настойчивей «забирали» это место, площадь перед церковью, себе. А потом появилась бороздка.

Раз-Два-Сникерс нахмурилась ещё больше, проследила, куда ведёт след. Ровно к той застывшей тени. Что ночью бомбардировала ворота её церкви.

«Они больше не двигаются днём. Набираются сил».

С нехорошим чувством она смотрела на тень: смышленый строительный рабочий решил использовать свою тачку в качестве тарана. А теперь он проявил максимум смекалки. Тень менялась уже некоторое время, она как бы распухала. И вот вырос горбатый холмик, словно кто-то нагрузил тачку до предела. И эта бороздка, углубление в земле…

Это был отпечаток шины, след тяжело гружённой тачки. Всё менялось.

– А вы, ребята, оживаете, – хрипло проговорила Раз-Два-Сникерс.

Тут же оглянулась, очень надеясь, что не выглядела затравленной. Посмотрела по сторонам. Поймала себя на том, что ищет эту странную горлицу. Потому что, – и теперь это очевидно, – паучок оживал, а она не знает, что с этим делать.

«Я в западне, – подумала Раз-Два-Сникерс. – Туман не выпустит меня. А ночью придут тени. Уже не с пустыми руками – прихватят с собой гружёную тачку. Настолько тяжёлую, что она в состоянии оставлять следы на земле. И вполне вероятно, на этот раз их действия окажутся более эффективны».

2

Она забила до отказа свою звонницу запасом воды и пищи. Подстрелила дичи, пару диких кроликов. К счастью, соли в убежище оказалось в достатке; Раз-Два-Сникерс переложила мясо щедрыми слоями, оставила сушиться на солнце. К грибам она доверия не испытывала, даже к тем, что очевидно считались съедобными, а вот ягод вокруг её живительного родника было в изобилии. Подумала, что стоит разобрать брёвна дома напротив, укрепить, подперев, двери церкви и пол в звоннице, а потом подумала, что неизвестно, что именно она впустит в своё убежище вместе с этими брёвнами. Вооружилась топором, поправила лезвие, – видимо, им давно не пользовались, – отправилась в лес. Логика подсказывала, что деревья стоит рубить недалеко от родника, указанного горлицей. Там всё ещё оставалось хорошее место.

– Где ты, глупая добрая птичка? – сказала Раз-Два-Сникерс. – Почему скрылась? Мне так одиноко.

Но ноток отчаяния больше не присутствовало в её голосе. Горлица указала ей, где найти воду, вода помогла справиться со всем остальным. «Почему “Раджа”? Что это было? Почему какая-то еле уловимая смутная печаль о чём-то утерянном, знакомом, но не вспомнить, как бывает, если утеряно безвозвратно?»

– Где ты, моя добрая птичка? Что ты такое? Хоть намекни, мне так это надо…

Но горлица опять не появилась.

Она проработала до вечера. Взмокла и устала, хотя похвастаться особо было нечем. Успела справиться лишь с одним деревом. Хотела повалить больше, но поняла, что надо обрубить ветки и на несколько частей ствол, чтобы можно было дотащить до колокольни. Заострила полученные брёвна, подперла ими дверь. Солнце садилось, когда она забаррикадировалась изнутри. Не хлипко, конечно, но и ощущение надёжности не пришло. Опять пожалела, что в последний момент, ещё на Линии Застав, выложила верёвку, которая всегда лежала в рюкзаке. Избавилась от лишней тяжести, собиралась быстро передвигаться. Сейчас верёвка оказалась бы на вес золота, можно было бы разобрать, уничтожить лестницу, по которой она только что поднялась в звонницу.