Творений. Книга I. Статьи и заметки - Андроник (Никольский)

И в обществе там весьма большой интерес к христианству и его проповеди среди язычников. Англия, например, дает только одних пожертвований до 8 миллионов рублей, и только на одно Церковное миссионерское общество, не говоря о других миссионерских обществах и учреждениях, а правительство на это ничего не отпускает из своих сумм. Все этим делом живо интересуются: газеты переполнены религиозным элементом; очевидно, спрос на то есть. Во время путешествия по Америке мы часто на дороге брали газеты; в каждой непременно есть религиозный отдел и сведения о разных религиозных делах. Отчеты о миссиях печатаются громадными роскошными книгами во множестве экземпляров для раздачи и продажи и встречают большой интерес в обществе. Миссионеры или путешественники устраивают разные чтения о миссии и христианстве, и чтения переполнены и дают не только прекрасный сбор, а и богатые пожертвования на дело проповеди. И это в такой коммерческой стране, как Америка. Там какая-нибудь старушка сидит над Библией, читает ее и проповедует о Христе. И на пароходах, и в других случайных благоприличных местах устраивают богослужение и проповедь. К сожалению, и это у них не обходится без некоторых странностей, как и все у сектантов. Они часто проповедуют даже на открытом воздухе: остановится среди улицы миссионер и начинает проповедь о Христе; проходящие останавливаются, прислушиваются, иной заинтересуется, а иной пройдет; но миссионер не смущается, даже если и никто его не слушает, все-таки говорит. К чему это? Не есть ли это некоторое омирщение дела проповеди, могущее повести и к унижению его. Благодаря этому, вероятно, японцы теперь в большинстве случаев наслышались таким путем о христианстве и уже настоящую проповедь слушать не хотят: знаем-де мы все это, слыхали не раз. Это уж чисто свойственная сектантам излишняя экзальтированность. И как действительно похожи по характеру духовному наши сектанты на всех этих протестантов. Физиономия духовная совершенно тождественная: видно, что одни родились от других. На пароходе прочитал я несколько методистских брошюрок мелкого издания, их тщательно Mr. Taylor распространял между пассажирами; эти брошюрки совершенно такого же характера, как ходящие у нас сектантские брошюрки, — о спасающей вере, о том, что Христос есть Пастырь и т. п. Одни жалобные благочестивые слова, наводящие скуку своим однообразием и, в сущности, бессодержательностью. Они не могут совсем и сравниваться с нашими, например, «Троицкими листками». А если бы умело издавать краткие для народа брошюрки и листки на основании богослужебных книг и святых отцов, то это было бы несравненное с сектантскими вещаниями богатство духовного содержания. И, однако, при этом сектанты усиливаются количественно, именно потому, что неутомимо трудятся в своем деле, отвечая насущным запросам в обществе, давая пригодную пищу жаждущей душе народа. А жатва действительно многа всюду: и за границей, и в язычестве, и у нас на родине. Теперь не то, что было в минувшую пору: все ищут правого пути жизни, только суметь бы дать на это вовремя и прямой ответ, чтобы не пришли злые враги и не похитили себе душу немощную. Как жаль, что и при всеобщем религиозном возбуждении в Европе и Америке о нас ничего не знают хорошего, кроме всяких темных россказней, а о православии говорят, что это только мертвая форма без жизни, как выражается вышеуказанный отчет Церковного миссионерского общества, когда, заключая отдел об успехах протестантства в Японии, прибавляет: «и время покажет, что возьмет верх: мы или христианство, в котором осталась одна только мертвая форма без жизни», под которым они всегда разумеют православие. Вот что я вынес из краткого знакомства с Америкой и ее случайно встреченными в путешествии деятелями. Есть кой-чему у них и нам поучиться, при всей их беспочвенности и неосновательности религиозной.

Праздник Рождества Христова приходится встречать в дороге, далеко от православного храма. Все-таки мы постарались отправить ради этого великого дня службу по имевшимся у нас книгам. Стихиры и канон взяли из воскресной службы 8-го гласа, ирмосы пропели праздничные, а равно тропарь с кондаком; это с вечера. А в самый праздник отправили обедницу. И все-таки как будто у праздника: на душе повеселее, хотя с замиранием сердечным думаешь о том, что там далеко все такие радостные и хорошо настроенные теперь, или в церковь идут, или уже домой возвращаются в родные кровы и к дорогим сердцу людям. Христа славят там все.

Ныне мы накануне прибытия в Страну Восходящего Солнца, где Бог судил нам теперь трудиться. Как-то Он благословил нас на сие дело? Как-то встречусь со всеми тамошними — и народом, и деятелями, а главное, с Преосвященным Николаем. После троекратного опыта я сам-то уже отвык думать о некоторой продолжительности пребывания в том или другом месте. И теперь вот на третий год после академии приходится уже на третье место перебираться с весьма дорогих сердцу мест. Завтра буду в Японии, а надолго ли и там — Бог весть. Одно знаю, что в конце концов все бывает по воле Божией и все Им ус-трояется к лучшему, только бы нам не расстраивать Его планов своим вмешательством и своеволием. Где бы ни жить, только бы с Богом, да дело Его делать. Благослови, Господи!

Миссионерский год в Японии[12]

Из дневника японского миссионера

Часть 1

Судил мне Господь пробыть один год (1897–1898) миссионером в Японии, ныне дерзко и вероломно объявившей нам войну. За это время пришлось многое там видеть, слышать, думать, говорить, что я исправно тогда записывал в свой дневник. Да и о самой Японии и ее населении составилось некоторое понятие. Думаю, что теперь все это составит некоторый интерес для всякого русского человека, интересующегося узнать, что за народ, с которым приходится иметь дело. Поэтому я и решил в «Епархиальных Ведомостях» помещать выдержки из своего весьма объемистого миссионерского дневника (страниц 600–700 печатных). Дела при миссии было так много, что, поднявшись с 6 часов утра, только не раньше 12 часов ночи можно было дать покой себе, и так было почти изо дня в день. Поэтому понятно, что дневник имел характер наскоро перед сном набросанных заметок. Разобраться в этом материале и теперь, за положительным недосугом, нет никакой возможности. Поэтому прошу не заподозрить в небрежности, если кто недоволен будет внешней неотделанностью. За этим мы не гнались, и теперь не особенно озабочены сим. По своему содержанию дневник наш представляет продолжение нашей книжки «Миссионерский путь в Японию». (Интересующиеся могут достать ее в магазине Тузова за 50 коп.) Итак, с помощью Божией приступаем.

Уфа 1904 г. Марта 11 дня

Ректор Уфимской Духовной семинарии

Архимандрит Андроник

В Йокохаму мы пришли ночью на 26 декабря 97 г. — 7 января 98 г., а утром после завтрака на лодке переправились на берег, в таможне нас задержали недолго, но очень долго пришлось сдавать багаж на станции железной дороги: японцы очень коповаты и все делают не торопясь. До поезда нам пришлось ждать 15 минут. За это время я с любопытством смотрел на японцев в их нарядах и с их нравами и обычаями. Одежда их, вообще называемая кимоно, состоит из двух халатов: сверху короткий до колен, с короткими, но широкими рукавами, часть которых приспособляется для кармана, очень большого, полы его не сходятся, а только завязываются шелковым толстым шнуром, под верхним виднеется нижнее кимоно длинное — до земли, полы одна другую закрывают, но подол так узок, что японец не переставляет широко ноги, а только передвигает их, шея совсем и глубоко открыта, никаких шарфов нет, и, однако, не заметно среди японцев никаких горловых болезней. Голова тоже большею частью открыта, у женщин причудливая до бесконечности прическа, у иных в виде пушистого гребешка высокого; вероятно, много труда и времени требуется для этого; оказывается, женщины, чтобы и во сне не сбить такую прическу, под голову подкладывают особый валик на ножках; вероятно, трудно спокойно спать на таком приспособлении.

Сапогов японцы (за исключением некоторых, одевающихся по-европейски) совсем не носят, на ноги надевают короткие носки, большею частью белые, причем белизна не носит никаких следов грязи, а потом надевают особую деревянную скамеечку, укрепляя ее за шнурок между большим и указательным пальцами к ноге, и так ходят. Своими деревянными ногами японцы ужасно стучат — щебечут: с непривычки очень неприятно. При входе в дом снимают ее, и уж там сидят только в носках на полу, устланном чистыми циновками из особой травы; поэтому в японских домах и вообще у японцев поразительная чистота и опрятность. Да и вообще японец все делает, как на выставку: сделает ли деревянный забор или каменный дом или самую изящную вещь, он ко всему приложит одинаковое усердие и чистоту и все сделает, как напоказ, как на картинке. Дома все чистые и аккуратные, деревянные, и все маленькие одноэтажные, за некоторыми исключениями европейских домов. На нас японцы, конечно, тоже засматривались, но совсем не дико и не пристально: заметна чрезвычайная народная выдержанность и вместе некоторое самознайство, сознание своего собственного достоинства. Да ведь и есть чем им быть довольными: ведь это народ очень развитой и деятельный; еще до открытого вступления европейцев в пределы Японии здесь были уже маленькие пароходы японского изобретения; вообще, всякая производительность здесь очень развита и исключительно японская. Язык японский очень гибкий и художественный, развитой; письменность японская богатая и содержательная. И вообще они сами создали себе особую культуру и жизнь, свой особенный быт и нравы. А когда познакомились с европейцами, то быстро восприняли их культуру: как будто им только этого и недоставало. Конечно, как и свойственно восточным народам с пылкой фантазией, мешающей остановиться на чем-либо основательно, и японцы все чужое заимствуют чисто внешне, переимчиво; но это иначе и быть не может на первых порах: ведь они воспринимают культуру чужую и в такой оболочке, которая совсем не сходна их характеру, она чужая им, а поэтому и может быть сначала усвоена только внешне, пока народ не сроднится со всем заимствованным, — тогда все пойдет вглубь; ведь японский быт совсем особенный.