Наблюдатель - Стас Устенко

– Что скажешь? – обратился я к Веронике.

– Нужен архив по теме экспедиций Бокого. Такого доступа у меня нет. То, что рассказал Аюлга, никогда и нигде не всплывало. Позже обдумаем…

– С шаманом все?

– Не похоже, чтобы он мог убить Кантимирова.

– Ну да, конечно, мы же провели допрос по всем правилам, – съязвил я. – Интересно, откуда Аюлга узнал про теорию квантовых кластеров, о которой нам рассказал Кантимиров?

– От Бокого – так же, как и Кантимиров. У тебя что, все совсем перепуталось в голове? Позже мы еще вернемся к нашему шаману, пусть успокоится. Пошли в следующую комнату.

– Послушай, у меня возникло ощущение, что мы узнали что-то очень важное. То, ради чего меня сюда и занесло, то, ради чего вся эта каша и заварилась. Скажи, мы можем бросить эти зеркала и допросы и улететь со станции на Кольский полуостров?

– Я согласна, но давай все сделаем по уму. Стоит сейчас облажаться, и мы окажемся тоже на Севере, но не у пирамиды на Кольском полуострове, а в трудовом лагере. Так что сначала допросы и отчет, затем – возобновление работ на станции, запуски сферы, оформление наших выводов и передача их руководству, а потом уже – запрос архивов, выяснение месторасположения пирамиды и организация экспедиции. Хорошо?

Я вздохнул и открыл дверь с номером «2». За ней нам открылась достаточно захламленная комната, где на грязной кровати сидел высокий нескладный человек. Его широкое плоское лицо с большим мясистым носом украшала козлиная бородка, усы были напрочь сбриты, а длинная патлатая шевелюра копнами лежала на плечах. При виде нас субъект вскочил и как-то странно улыбнулся.

– Вероника Сталь, – начала товарищ следователь, – на станции…

– Знаю, знаю, Кантимирова убили… – отмахнулся длинный.

– Представьтесь, пожалуйста.

– A зачем мне представляться, если вы даже имя своего напарника не назвали.

– Майкл Холмогоров, – с этим типом возникнут проблемы, подумалось мне.

– Итак? – глаза Вероники стали соответствовать ее фамилии.

– Майкл, а может быть, вы – мудак? – гражданин ласково посмотрел на меня и тихонечко улыбнулся.

– Руки за голову! – Вероника выхватила «Макаров» и передернула затвор.

– A может быть, вы – тоже мудак? – длинный товарищ улыбнулся еще более загадочно и тихонько пошел на нас.

На сей раз Вероника попала с первого выстрела. На лбу у этого странного типа расцвело маленькое красное пятно, и тут же с характерным хлюпающим звуком кусок его затылка разлетелся мелкой кровавой крошкой, оставив на и без того грязных стенах вереницу багровых подтеков.

После случая с деревенскими зомби я был готов ко всему. Даже к тому, что мертвец – а попадание-то специально в голову – продолжит идти на нас. Но то, что мы увидели, не укладывалось ни в мои старые представления о мире, ни в новые, где существовали пушки Тесла, пространственные пузыри и путешествия во времени. Вокруг человека вдруг возникла треугольная пирамида из красновато-розового света. Еще секунду длинная и нескладная фигура казалась застывшей в ней, потом раздался хлопок, пирамида вспыхнула ярче – и я увидел в основании светящейся конструкции ту самую таксоподобную свинку. Ее глаза-бусинки теперь не казались игривыми, напротив, они излучали адскую злобу. После второй вспышки тело рухнуло на пол, и все кончилось.

– Ты… Ты это видела? – только и смог проговорить я.

– Пирамиду? Свинью? Да. Похоже, нам надо рвать когти на Кольский полуостров прямо сейчас. Расследование закончено, – Вероника направилась к двери.

13

А в коридоре мы нос к носу столкнулись с Сергеем Шаповаловым.

– Майкл! Вероника! Наконец-то! – он расплылся в широкой улыбке.

– Тьфу ты! – я обнял друга. – Я уж думал часом, не случилось ли чего…

– Слишком долго вас завтраками кормили, да?

– Слишком долго. Ты как добрался-то сюда?

– Не поверишь, после того, как это козел…

– Матвей Петрович Заболотский?

– Да-да, сука, он мне таки вкрутил иглу под коленную чашечку… Хорошо, что потом Иван Никанорович появился.

– Извиняй, Серегей. Я отделался чуть легче.

В двух словах я рассказал ему нашу историю, отметив и гибель Брюсова, и трагические события на станции, и наметившийся поход к Кольскому полуострову.

– Так! – скомандовала Вероника. – Нечего тут рассусоливать. Сережа, у тебя есть два варианта. Или идешь с нами, или остаешься здесь и ждешь подмогу. Второй сценарий куда более безопасный.

– Безопасный? Вы издеваться изволите, – он снова улыбнулся во весь рот. – Вы хотите сказать, что здесь… э-э-э… безопасно?

Ирония, конечно, заключалась в том, что в нашем времени Сергея на этой станции чуть не убили. Кроме того, как мы знали, через несколько месяцев в Центре произойдет коллапс, закончившийся гибелью всего персонала.

– Короче говоря, вариантов у тебя, Шаповалов, нет, – я впервые со школьных времен назвал его по фамилии. – Давайте выбираться. С киллером мы вроде как разобрались…

– Пошли к запасному шлюзу, попробуем пробраться тихо, – моя напарница двинулась вперед.

– Один момент интересный, – Сергей чуть отстал и начал говорить негромко, словно хотел, чтобы Вероника нас не услышала. – Знаешь, в Москве, на перевалочной базе КГБ, где я в очередной раз рассказывал про наше время, ко мне подсел любопытный субъект. Его звали Дмитрием, то ли он лаборантом у них работал, то ли проштрафился и числился на испытательном сроке… С виду такой мачо, с иссиня-черными от щетины щеками, кудряшками и плутоватым взглядом. Так вот, этот Дмитрий бормотал какую-то чепуху, бормотал-бормотал, а потом вдруг исчез, и больше я его на базе не видел.

– Так о чем он рассказывал-то?

– A вот о чем. Он словно зациклился на примере с вентилятором. Знаешь, когда три лопасти винта быстро крутятся, возникает стойкая иллюзия, будто на столе стоит скульптура, увенчанная крутящимся диском. Свободного пространства между лопастями нет, оно словно все занято. А если еще увеличить скорость, то и вращения мы можем не заметить – покажется, что просто неподвижный диск на подставке торчит.

– Ну и?

– Он говорил, что эксперименты некоего Бойкого…

– Бокого?

– Точно, Бокого, был такой – правая рука Сталина в тридцатые годы, вроде как паранормальными исследованиями занимался помимо строительства ГУЛАГа. Так вот, его эксперименты показали, что атомы – а они, как известно, движутся – состоят из элементарных частиц, а те, в свою очередь, тоже движутся и состоят еще из каких-то частиц, и они все движутся…

– Я уже начал запутываться.

– Да погоди ты, сейчас я сформулирую! Короче говоря, суть такая: нет ни атомов, ни частиц, а есть только движение энергии. Это движение и создает иллюзию возникновения атомов, молекул, этой двери наконец! – он указал на очередную комнату. – А на самом деле существует только движение чего-то, а что это такое – никому не ведомо.

– На самом деле и движения никакого нет, а вокруг одна пустота.

– Что?

– Да ничего, шучу я. Хотя по индийской тантре так оно вроде и есть. Мы здесь на станции уже обсуждали эту тему, я же говорил. Итог – вот такой. Хотя, глядя на то, что творится вокруг, я был бы рад поверить в иллюзорность происходящего.

Мы дошли до глухого тупика – странно, что в прошлый раз, будучи в Центре, я на него не натыкался. Вероника чем-то там лязгнула на полу, и стена медленно начала отъезжать в сторону. За ней открылся лифт, похожий на тот, на котором мы застряли по пути вниз.

– Быстрее, энергии может не хватить, – Вероника почти вбежала внутрь.

Мы зашли следом, и двери закрылись.

– Значит, так. Этот экстренный эвакуатор сейчас просадит электричество во всем блоке. Времени после подъема у нас будет минут пять, потом заметят. Лифт односторонний, предназначен для срочной эвакуации руководства станции. Активировав его, я нарушила с десяток инструкций.

– A не проще ли было сообщить наверх о том, что убийца Кантимирова погиб при задержании?

– И что дальше? Тихо уйти не получилось бы – как минимум, застряли бы на пару недель проверок, а подняться другим способом нет возможности, здесь все билеты в один конец.

Лифт лязгнул – мы прибыли.

– Тут во внутреннем дворе есть пара вертолетов и прочая техника. Все экспериментальные образцы, но с полной заправкой на всякий случай – такова инструкция. Насколько далеко мы сможем на них уйти, я не представляю. Тем не менее, это единственный шанс выбраться отсюда.

– Постой. Ты понимаешь, что ставишь крест на своей карьере? И рискуешь…

– Загреметь в тюрьму на долгие годы? Конечно. Но послушай меня. Вокруг столько лжи, что я больше не могу жить так дальше. Не могу и не хочу. Советский Союз стал рабовладельческой страной, в которой власть придержащие строят для себя хоромы с прислугой, а колхозникам не дают даже пенсию. Ты знаешь, какой декретный отпуск в деревне сейчас? Три месяца. Три. Это геноцид, Майкл. И, если честно, можно сколько угодно рассказывать про Отца Народов, но то, что он сделал, не поддается описанию. Ты прав. Я больше не хочу в этом участвовать. Я хочу понять, в чем причина, в чем корень зла. Что стоит за всем этим, куда шли эти Воины, что находится за гранью. Аюлга верно говорил – выбора у нас нет.