Детектив США. Книга 8 - Хью Пентикост

— Именно так и передать?

— Именно.

— Напечатать на бумаге?

— Ну, конечно. Только позаботься о том, чтобы она не узнала, что записку принес ты. Спокойной ночи, Бобби.

— Когда взлетаем, мистер Флетчер?

— Хоть сейчас.

— В вестибюле ждет женщина с ребенком. По какой-то причине она не хочет сказать, кого они ждут. Они ждут вас? Мы не отнесли их багаж в самолет.

— Нет, они ждут не меня.

— Мальчик упоминал какого-то «дядю Алана». Сегодня у нас заказан только один самолет.

Салли Энн Кашинг-Кейвэнау и ее сын Уильям стояли в вестибюле с пятью чемоданами у их ног. Сквозь открытую дверь кабинета мальчик поглядывал на Флетча. Удивительная женщина, подумал Флетч. Настоящая женщина. Такую мог бы полюбить и Марвин Стэнвик. Влюбился в нее и его сын. И никогда не забывал, потому что не представлял себе жизни без нее. Она могла заставить юношу бросить бокс, а мужчину — испытательные полеты.

Мальчик не отрывал от него любопытного взгляда.

— Нет, они ждут не меня, — повторил Флетч.

Поднявшись в салон, Флетч плюхнулся в массивное кожаное кресло.

Как он заметил, чемодан и оба «дипломата» стояли в нише за занавеской в хвостовой части самолета.

Не прошло и десяти минут, как они без лишнего шума и суеты оторвались от земли.

Было одиннадцать часов вечера.

— Вы хотели бы что-нибудь выпить, мистер Флетчер?

— Да.

— И поесть?

— Обязательно.

— Какой напиток вы предпочитаете?

— А что у вас есть?

— Джин. Ржаное виски. Шотландское…

— А из еды?

— Курица. Бифштекс.

В десять утра следующего дня он не будет стоять перед судом по обвинению в неуплате алиментов его жене Барбаре в сумме восьми тысяч четырехсот двенадцати долларов.

— Звучит заманчиво.

— Да, сэр.

— Вермут?

— Есть и вермут, сэр.

— Лимон тоже?

— Разумеется, сэр.

В десять утра он не будет стоять перед судом по обвинению в неуплате алиментов его второй жене, Линде, в сумме трех тысяч четырехсот двадцати девяти долларов и сорока семи центов.

— Принести вам «мартини», сэр?

— Два «мартини».

— Да, сэр.

— Сначала один бокал, потом другой.

В десять утра он не будет стоять перед командиром военно-морской базы, под фотовспышками, и так и не получит «Бронзовую звезду».

— Хорошо, сэр.

— А потом принесите курицу. У вас есть соответствующее вино?

— Да, сэр. Три сорта.

— Все под курицу?

— Да, сэр.

В десять утра он не будет стоять в полицейском участке, ожидая ареста за подлог документов.

— После курицы принесите мне двойное шотландское.

— Да, сэр.

— Со льдом.

— Обязательно, сэр.

В десять утра обе его бывшие жены, съехавшие со своих квартир, переберутся в его, где и будут жить вместе.

— Затем приступим к бифштексу. Не слишком его зажаривайте.

— Это будет второй ужин, сэр?

— Да.

— Хорошо, сэр.

А чуть позже десяти часов судья подпишет ордер на арест мистера Джиллетта из «Джиллетт, Уорхем и О'Брайен», обвиняемого в умышленном обмане слуг закона, находившихся при исполнении служебных обязанностей.

— Под бифштекс я бы выпил пива. У вас есть пиво?

— Да, сэр.

— Вот и отлично. Оно должно быть очень холодным.

— Как прикажете, сэр.

Флетч летел над Мексикой — вместе с тремя миллионами, купюрами по десять и двадцать долларов, в двух «дипломатах».

— Я могу принести вам «мартини», сэр?

— Пожалуй, что да. Мы же летим только до Рио.

Хью Пентикост

Убереги ее от злого глаза

Часть I

Глава 1

Невозможно вписать Джона Джерико в модный сейчас образ антигероя. Его габариты и внешность никак не укладываются в это прокрустово ложе. Ростом он шесть футов и шесть дюймов, весом — в добрых двести сорок фунтов [2], из которых на жир не приходится и унции. Добавьте к этому густые рыжие волосы и такого же цвета бороду и вы поймете, что такие люди нечасто встречаются на наших улицах. Более всего он напоминает мне викинга, перенесшегося к нам из далекого прошлого.

Выделяется он и на вечеринках. Если ему скучно, сидит как истукан, если весело — голос его восторженно гремит, бьющая из него энергия готова смести все и вся. По профессии он художник, и его работы, выставленные во многих музеях и частных коллекциях, вызывают много споров. Он рисует то, что видит и чувствует, в ярких тонах. Из черт характера главная в нем — стремление помочь слабому, будь то один человек или группа людей. Рисует он сердито, и зритель либо сразу становится его поклонником, либо шарахается в сторону. Его можно или любить или ненавидеть.

Впервые я встретил Джерико в Корее почти пятнадцать лет тому назад. Я служил в армейской разведке Джерико — в группе коммандос, выполняющей задания командования за линией фронта. Разумеется, в те дни он обходился без бороды. С первого взгляда меня поразило несоответствие его могучей фигуры и грациозной походки. В мои обязанности входило составление подробных отчетов о действиях коммандос. О Джерико отзывались как о человеке, не ведающем страха. Последнее отнюдь не означало, что он невероятно храбр. При отсутствии воображения можно не признать опасности. Если человек не подозревает о ее существовании, ему не нужна храбрость, чтобы смело встретить ее. Но, по мере нашего знакомства, я убеждался, что воображения у Джерико хватает на двоих. Его ярко-синие, находящиеся в постоянном движении глаза ухватывали мельчайшие детали. Эта особенность впоследствии позволила ему стать очень хорошим художником.

В Корее наши отношения оставались чисто профессиональными, а подружились мы позднее, вернувшись домой и демобилизовавшись из армии. Наверное, нас свела воедино наша абсолютная несхожесть. Я, Артур Холлэм, низенький, толстенький, люблю сидеть и слушать. Люблю и поесть, причем вкусно. В некотором смысле я — гурман, для Джерико же пища — горючее, необходимое для поддержания работы двигателя, то есть тела. Я играю в бридж, трик-трак, шахматы. Джерико покоряет горные вершины и борется с несправедливостью. У меня голова что компьютер. Я вбираю в себя информацию и перерабатываю ее для последующего использования в моих романах, которые пишу в стиле Кафки. Я — бесстрастный наблюдатель, увиденное и услышанное мною становится фоном, на котором разворачивается их действие. Джерико живет тем, что видит и слышит. В его суждениях нет полутонов, только черное и белое. Что-то он считает правильным, что-то нет. С последним он борется не на жизнь, а на смерть. Он не может пройти мимо несправедливости, он всегда протянет руку помощи больному, раненому, слабому. Кажется, я никогда не слышал от Джерико фразу: «Пусть это сделает Джордж».

Я охарактеризовал этого необычного человека, пусть и в самых общих чертах, для того, чтобы вы поняли, почему он вступил в борьбу с целым городом, почему вмешался в судьбу трагически несчастной женщины, которая сама относила себя к «ходячим мертвецам» — людям, не видящим смысла в жизни, но продолжающим жить из-за боязни смерти.

Своим домом Джерико считает студию в Джефферсон-Мьюс, в той части Нью-Йорка, что называется Гринвич-Вилладж, но бывает он там редко. Скорее, это склад для его картин и бесчисленных эскизов, которые он успевает нарисовать, странствуя по свету. Время от времени он решает завязать с крестовыми походами и осесть в каком-нибудь тихом местечке, забыв обо всем, кроме живописи. Во всяком случае, говорит он об этом так часто, что я уже начал пропускать его слова мимо ушей, зная, что он никогда этого не сделает. Вот и в тот день, когда мы обедали в ресторане клуба «Игроки», он поделился со мной желанием уделить пару месяцев пейзажам, а я взял, да поймал его на слове. У меня был экземпляр «Сэтедей ревью», и я сразу открыл раздел «Разное». Там можно найти все, что душе угодно. И я тут же отыскал студию для художника», сдававшуюся в аренду на три месяца, поскольку ее владелец отправлялся в Европу.

— Или поезжай, или прекрати эти разговоры, — и я протянул журнал Джерико.

Следующим утром Джерико сел в свой ярко-красный, как пожарная машина, «мерседес» и покатил в Кромвель, штат Коннектикут. Он хотел показать, что действительно намерен рисовать пейзажи. Уехал он в понедельник. Я полагал, что мы увидимся за обедом в четверг. Едва ли он высидел бы больше в мире и покое. Каким же я оказался наивным. Там, куда приезжал Джерико, не оставалось ни мира, ни покоя.