Пока есть просекко, есть надежда - Фульвио Эрвас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стуки казался невозмутимым, но в его воображении витали ароматы ванили и ягод.
«Срочно в управление!» – оторвал его от мечтаний телефонный звонок Ландрулли. В голосе агента угадывалась паника: комиссар Леонарди чувствовал себя довольно скверно и требовал всех к своему одру, то есть к письменному столу, как можно скорее.
Старый комиссар с аккуратностью расставил в ряд напротив своего письменного стола стулья для подчиненных. Все признаки чрезвычайной ситуации были налицо: бутылка воды на столе и на самом видном месте – аппарат для измерения давления. Леонарди был нездоров, у него кружилась голова. Среди полицейских головокружения комиссара уже вошли в легенду. Как выражался Леонарди, к нему приходил Аль Капоне[28] собственной персоной. Еще это напоминало комиссару его первый и последний прыжок с парашютом: незабываемое впечатление, когда земля с головокружительной скоростью летела ему навстречу. В этом состоянии, сетовал Леонарди, ему не удавалось сосредоточиться, и преступники ходили вокруг безнаказанными, потому что он их не узнавал, тогда как обычно комиссар их чувствовал, потому что был бдительным. А когда у него кружилась голова, мозг его был затуманен.
– Как интересно, – ляпнул, не подумав, Стуки.
– Что вам интересно, инспектор? – тут же взвился Леонарди. – Попробовали бы вы иметь нижнее давление сто двадцать, тогда вы бы поняли, что это означает. Точно прибегут зеленые чертики. Пожалуйста, располагайтесь, – обратился комиссар к подчиненным, при этом слегка пошатываясь.
«На это раз ему хана», – подумали полицейские. Но Леонарди взял себя в руки и подробно рассказал все, что узнал от Ольги Спеджорин: о синьоре Мартелли, о супружеской измене, о частном детективе Паоло Корниче и о том, что он, комиссар, чувствовал, что запутался. Честно и смело он признался, что, проводя свое расследование, приложил все усилия, чтобы не создавать неприятностей одному очень видному политику. А сейчас вся семья этого хорошего и уважаемого человека рисковала быть смешана с грязью, и он, комиссар полиции, не хотел быть одним из тех, которые подливают масла в огонь.
– Я передаю руководство ходом расследования…
– Кому? – спросил Спрейфико.
– Инспектору Стуки. А я останусь в управлении и буду измерять себе давление.
Все повернулись в сторону инспектора, который в недоумении смотрел на Леонарди. Слова комиссара подтвердили его первоначальные догадки по поводу женского зонта и велосипедных прогулок инженера Спеджорина. И еще раз убедили его в силе базовых инстинктов. Но, странное дело, вместо того чтобы радоваться, Стуки ощущал дискомфорт и неприятное покалывание в горле, которое грозило переместиться гораздо ниже. Потому что он всегда отказывался верить в вероятность того, что можно умереть вследствие банальной супружеской измены. При чем здесь вздохи под простынями? Возможно ли, что все эти рассуждения об эволюции человека оказываются бессильны перед парой-тройкой секунд судорог в экстазе?
– Что скажешь, Стуки?
– Антимама! Тогда… тогда…
– Решено! Я остаюсь здесь, – отрезал Леонарди.
– Нет, вы не должны отступать! К черту давление! Только дайте нам больше свободы действия.
– Ну хорошо, уговорили.
– Кстати, комиссар, анархисты все еще под подозрением?
– Нет, Стуки, не нужно. Займитесь вдовой Спеджорин, – ответил Леонарди, передавая инспектору материалы, собранные частным сыщиком.
С синей папкой под мышкой и с альбомом, который ловкий Ландрулли заполучил от домработницы, инспектор Стуки вышел из полицейского управления. На улице он не выдержал и стал листать страницы фотоальбома. Инспектор был приятно удивлен предприимчивостью агента Ландрулли. Его поступок можно было назвать экстравагантным. И именно это было им нужно в данный момент.
Марангон Флориано, Боттер Роберто, Виньер Энрико и Раме Марио поджидали инспектора Стуки у входа в старинный винный погреб – штаб-квартиру Братства просекко. «Словно маленький отряд крестоносцев», – почему-то подумалось Стуки. Он знал, что эти четверо занимали в Братстве самые высокие посты. Уже один этот факт доказывал, что разговор об Анчилотто был в их интересах. «Чтобы рассеять все сомнения и ненужные слухи», как сразу уточнил господин Марангон, Великий учитель Братства. Инспектор огляделся вокруг: по стенам погреба располагались полки с бутылками просекко. От вида антикварных чанов и вековых бочек Стуки показалось, что он перенесся в прошлое.
Инспектор со вниманием выслушал объяснения о целях Братства просекко и перечень виноделен, которым разрешалось продавать бутылки «просекко Конельяно-Вальдоббьядене»[29]. Ему поведали о рыцарях просекко, о покровителе Братства – поэте виноградников и виноградных лоз Онорио Клеменциано Венанцио Фортунато, известном как епископ Пуатье; о Франции, о прогнозах на предстоящий урожай винограда и о нынешних ценах на вино.
– Да, но… какую роль в Братстве просекко играл господин Анчилотто?
Наступила тишина. Великий учитель с белыми кустистым бровями вздохнул.
– Он был казначеем.
– А, касса…
– Вся деятельность, касающаяся научных исследований по виноделию, а также изучение и продвижение территорий, – горячо возразил господин Раме, который заменил Анчилотто на этом посту.
– И никаких заморочек с компаниями, фаворитизма, ударов ниже пояса, недобросовестной конкуренции…
Все четверо вскочили с мест, как солдаты Гарибальди[30], гневно потрясая кулаками.
– Качество и профессионализм! – кричали они.
– Послушайте, – сказал Стуки, – человек такого ума, как господин Анчилотто, тот, который, как я думаю, честно выполнял свои обязанности казначея… Почему, по вашему мнению, граф не удосужился организовать все таким образом, чтобы его ценнейшие для производства просекко виноградники, гордость в том числе и вашего Братства, не оказались в руках синьоры, которая хочет вырубить лозы и посадить на их место бананы?
Высшие должностные лица Братства просекко чрезвычайно разволновались. Они все разом пытались что-то сказать, но из их уст раздавались только стоны и непонятное мычание.
– Бананы, – еще раз повторил Стуки, прекрасно зная, что на этих землях не вырастет ни один банан.
Господин Боттер, Первый учитель, разразился длинной тирадой о том, что он не допустит бананов. Невозможно представить эти холмы, покрытые не виноградниками, а длинными и широкими листьями банановых деревьев. Эти пучки листьев с коротким стеблем внутри до неузнаваемости изменят окружающий их пейзаж. Он станет немного африканским. Хорошо, бананы тоже созревают гроздьями, но из них нельзя получить сок. К тому же есть риск, что сборщики фруктов во время работы будут есть бананы и бросать кожуру
