Пока есть просекко, есть надежда - Фульвио Эрвас

– Тяжелые металлы, особенно ртуть. Полициклические ароматические углеводороды. Диоксин. Все побочные продукты сгорания от производства цемента.

– Однако, если я не ошибаюсь, цементный завод был запущен почти двадцать лет назад. Тогда многие вещи там не сжигали.

– В последние годы цементные заводы стали и мусоросжигателями тоже.

– А данные, предоставляемые властями?

– Они заботятся лишь о том, чтобы не слишком накалять обстановку.

– Или же на самом деле нет особых рисков. Может быть и так, что вещества, которые попадают в воздух из труб, нанесут вред, но в будущем. Что негативное воздействие еще не проявилось.

– Вот так успокоили, инспектор! Тогда давайте подождем урожая, после того, как посеяли заражение.

– А может быть, это вы, доктор, насмотревшись на столько личных трагедий, желаете во что бы то ни стало найти причину?

– Может быть, – ответил медик, нахмурившись.

– Послушайте, кто входит в вашу ассоциацию?

– Прежде всего те, кто живет по направлению доминирующих ветров от труб цементного завода. Не случайно мы назвали наш комитет «Принесенные ветром».

– Оригинально!

– Ветра разносят по воздуху мельчайшие частицы и усеивают ими виноградные холмы. На самом деле в комитет входят люди со всей округи: или потому, что их волнуют проблемы экологии, или потому, что они очень напуганы.

– Из вашей медицинской практики, какие семьи особенно пострадали от болезней не совсем естественного происхождения?

Стуки показалось, что доктор Сильвестри надулся.

– Не заставляйте меня нарушать мои профессиональные обязанности.

– Не принуждайте меня возвращаться с листком бумаги.

– Бумажкой больше, бумажкой меньше.

– Вы что-нибудь знаете о надписи «Прах ты и в прах возвратишься!»

– Это из Библии?

– Кто-то написал эту фразу на стене цементного завода. Это мог быть кто-либо из комитета?

– Мы хотим только уважения, мы никого не убиваем. Наоборот, если уж на то пошло.

Инспектор задумался. Он мог бы настоять на ответе. Но Стуки все понимал. Он попрощался с доктором и вышел.

Я скребу надгробную плиту Ребеле Поссамай. Ее с четырех сторон покрыли подлые лишайники. Лишайник – это предательская растительная ржавчина. И вся твоя карьера зависела от растений. Она закончилась по причине сокращения. Это событие стало травмой для всего города. Ты страдал, но не находил выхода. Ребеле, ты сделался первым безработным в округе, когда закрылась маленькая винокурня по производству граппы, в которой ты работал. Ты объявил об этом вечером в трактире, и все сочувствовали твоему горю, потому что уже многие годы, как в городе не видели ни одного безработного. Ты был редкостью, как собака с глазами разного цвета или осел с тремя яйцами. Каждый хотел до тебя дотронуться «на счастье»: чтобы благополучно разродилась жена, в надежде вылечить подагру бабушки или собрать хороший урожай кукурузы. Так продолжалось несколько недель. Бывало, родители спрашивали незадачливого ученика: «Ты ходил потрогать Ребеле Поссамая перед контрольной по географии?»

Потом начались проблемы. Никто в городе не мог примириться с тем, что ты был безработным, и каждый хотел найти тебе работу. Ты был аномалией, явным несовершенством, которое вызывало неясную тревогу. Тебе предложили работу водителя грузовика, но ты не слишком хорошо вписывался в повороты, а в холмах только они и есть. Тебе нашли работу пекаря, но у тебя была аллергия на муку. Позвали работать на стройку, но у тебя кружилась голова на строительных лесах. «А, Поссамай стал привередлив. Он хочет ходить на работу в белой рубашке.» И так как это уже стало делом принципа, тебе предложили работать кассиром в банке. Но ты и им отказал, считая это ниже твоего достоинства. Директор банка даже подумал, что ты метишь на его кресло, и ответил: «Господин Поссамай, это место я заслужил». Потом тебе позвонили из школы, потому что им требовался уборщик. Но ты не переносил техничек, а их нельзя было уволить. Патер решил сделать тебя звонарем в церкви. Но первое богослужение было слишком рано, а дон не захотел его перенести на более подходящее время. Короче говоря, ты был не особо сговорчив. Даже мэр извинился перед тобой за то, что не может взять тебя на свое место.

Ты победил всех: хозяина бензоколонки, виноградарей, животноводов и пасечников. Ребеле, правда была в том, что ты хотел вернуться к дистилляции граппы. Тебе нравилось ее нюхать, сгружать лопатой виноградный жмых, а после обеда добавлять свежеприготовленную граппу в кофе. В крайнем случае, сказал ты, я могу выполнять работу Берто.

– Где ты, а где Берто! – дружно возмутились все посетители таверны. – Чтобы мы, пока ты будешь обучаться ремеслу, умерли от жажды?

А я даже хотел задать тебе моей палкой из черной акации. И, кажется, я так и сделал. В тот раз, стоя на тротуаре. Ты так и зашатался, и не было никакого землетрясения. Забрать работу у Берто? Даже мой отец, который продал столько вина солдатам греческой кампании, не осмелился бы сделать это.

Э нет, Берто мы в обиду не дадим, дорогой Ребеле. А лишайник… я тебе его все равно ототру.

30 августа. Воскресенье

Будильник на мобильнике уже устал звонить и отключился, а Стуки все никак не мог проснуться. Вдруг он резко, как от толчка, вынырнул в реальность и открыл глаза. Инспектор на ощупь нашел альбом фотографий семьи Спеджорин, упавший под кровать, и только потом подумал включить настольную лампу на прикроватной тумбочке.

Внешне супруги Спеджорин выглядели весьма эффектно и были довольно фотогеничными. На снимках, сделанных несколькими годами ранее – возможно, с десяток, – сорокалетние мужчина и женщина улыбались в объектив. Всё в соответствии с обстановкой: улыбки, взгляды, одежда и позы. Стуки сосредоточился: казалось, он пытался проникнуть в каждую из фотографий. Он заметил, что ни на одном из снимков не было животных: кота, хомячка, попугая или собаки. Куда подевался пес господина Анчилотто? Где сейчас находится лабрадор? Где Либера?

– Вы хотели меня видеть, чтобы поговорить о собаке графа Анчилотто?

– И об этом тоже.

Франческа Дель Санто дала инспектору адрес. Центральная площадь, арка, колонны, старинная деревянная резная дверь ручной работы, позолоченные элегантные дверные звонки. Широкая лестница из светлого камня. Шаги инспектора отдавались эхом в звенящей тишине парадного подъезда. Франческа ожидала его у входа в апартаменты: туфли на каблуках, открытые круглые коленки, черная обтягивающая футболка, нежная шея. Ее не нуждающийся в словах взгляд словно говорил: я здесь работаю. Никакой хитрости. Бездонные глаза женщины, казалось, проникали в самый мозг.

Франческа провела Стуки на кухню.

Изысканный дом, обжитой и полный деталей. Уютный и обставленный со вкусом. Во