Искатель, 2013 № 10 - Песах Амнуэль

Сочинский вокзал вытолкнул приезжего на запруженную машинами улицу. Увидев указатель «ул. Горького», он поспешил в полицию, боясь упустить следователя и надеясь застать его врасплох. Он специально не предупредил о своем приезде, тот мог бы слинять: зачем ему чужой адвокат, да еще из Воронежа. На излете улицы увидел обшарпанную стену, оббитые порожки и железные двери — «полицайка».

Постовой отпрянул от чуть навалившегося гостя с черной сумкой на ремне, который выдохнул дерганому капитану за решеткой:

— Я адвокат из Воронежа… Мне нужен следователь… Он здесь?

Сжался, боясь услышать: у нас такого нет (ведь приехал втемную, что-то выведав у матери-поэтессы); или не лучше: сегодня нет. И жди, пока объявится.

— Да был…

«Ура!»

Вот Федин замер в коридоре перед лакированной дверью кабинета следователя, которая оказалась закрытой, но уборщица сказала:

— Видела, ходил здесь.

«Теперь я уж его не упущу», — подумал Федин.

Только сколько придется ждать, не знал. Разговаривал с уборщицей, мешая ей мыть пол, а та, довольная, что на нее обратили внимание, бросила в угол тряпку и говорила, говорила. Он вскоре узнал, что здание полиции когда-то занимал трест ресторанов, даже сохранился с той поры мрамор в коридорах и в паре кабинетов. Федин представил апартаменты, где восседали управляющий трестом и его замы-помы: ковры устилали пол, стены закрыли аквариумы с рыбками, картины над барами с выпивкой. Теперь тут хозяевали люди в погонах.

«Полицаи», — недовольно прозвучало никак не ложащееся на душу слово.

Появился упитанный, похожий на моржонка мужичок в шинели с двумя звездами на каждом погоне. «Подполковник», — понял гость. Вставил ключ в скважину, открыл дверь. Его кабинет оказался без картин, без ковров, без бара и аквариумов, заваленный стопами бумаг и томами дел огромный стол.

Подполковник вовсе не удивился адвокату:

— По мне, адвокат хоть с Колымы…

«Плохой намек», — укололо Федина.

Тем не менее теперь он торжествовал: сейчас узнает многое, что было покрыто завесой тайны. Оказалось, его клиент, сын поэтессы, — отпетый мошенник, что ему еще светит другое хищение помимо мошенничества.

Внутри Федина что-то протестовало: ну, уж и мошенник! Но он уже сдержаннее представлял сына поэтессы.

Тут же узнал, что «мошенник» — в Армавире.

— Как в Армавире? — вырвалось у Федина. Он не сомневался, что тот в Сочи. — Это что ж такое?

— А что? У нас изолятора в городе нет. Вот держим и возим…

— Это ж за Кавказским хребтом!

Ну и чудеса! Вся страна гудит о Сочи, где хотят провести олимпиаду, а тут следственного изолятора нет. И еще «мошенники».

Следователь безучастно заметил:

— Девять часов поездом, а автобусом — еще дольше…

Федин спохватился:

— Мне бы постановления на моего подзащитного, — не назвал его «мошенником», — протоколы допросов, следственных действий.

— А дела у меня нет…

— Как же, вы его ведете…

— Оно в Управлении на проверке…

«Надо ж, приехал, а ничего толком не узнаю, — ударило в виски. — Но, ладно, хоть «застолбил» дело. Теперь я в нем адвокат. Следак без меня ни туды ни сюды».

Сухо спросил:

— Когда я вам буду нужен?

— Через три дня.

— Не понял…

— Пятнадцатого декабря…

— Но у меня день рождения….

— Вот на море и отметите, — засмеялся следователь.

Федин стал просить перенести встречу на шестнадцатое, чтобы пятнадцатого утром отметить день рождения дома, а вечером выехать в Сочи, и был несказанно рад тому, что следователь согласился.

Сломя голову, поспешил на вокзал. Бежал по запруженной легковушками и автобусами улочке, из одного конца в ее середину, замечал зеленые деревья, которых уже не осталось в Черноземье, пальмы; сворачивал на суженные дорожки облепленного вычурными высотками, блестящего витринами курортного города, в монолитном, как пещера, кассовом зале нервничал в очереди, еще больше вспотел, когда ему сказали:

— Хотите сейчас в Армавир?

— Да, и чем скорее, тем лучше…

— Но скорее не бывает, — жестко выдала кассир. — Туда идут три поезда в сутки…

— Ого!

Испугался, что не скоро доберется.

— Можно только в семнадцать часов…

— А когда я буду в Армавире?

— В два ночи…

— А чтобы хоть в семь утра?

— Такого поезда нема…

Представив, как будет ночью куковать на вокзале, а вокруг сновать бомжи, кивнул от безысходности. Взял билет на Армавир, и сразу из Армавира на Воронеж, и тут же из Воронежа на Сочи на пятнадцатое декабря, свой день рождения, чтобы опять приехать к следователю.

Имея запас времени до отправления, совершал обычную для себя пробежку — узнал, где прокуратура, если будет писать жалобы, где суд, если состоится судебное заседание, только потом по платановой аллее спустился на набережную.

Море хмуро, как будто отмахиваясь слабыми волнами, вещало ему: вали-ка, брат, отседова.

Вдруг осенило: «Ведь мой подзащитный арестован. Это решает суд. Выходит, в суде есть дело. Оно и просветит».

Остаток дня проторчал в суде, который словно зацепился коробкой за склон. Выпросил дело по аресту и теперь вникал, в чем же провинился сын поэтессы.

Оказалось, взял у пенсионера деньги — построить ему дом, «лимон с лишним», — отметил Федин, — сделал проект, залил фундамент. И скрылся. Его искала милиция, нашла полиция и поспешила арестовать, чтобы больше за ним не бегать. Всего ничего, но вменили мошенничество.

Федин уезжал из Сочи поездом «Адлер — Владикавказ», забился на свою излюбленную верхнюю полку; к радости, заметил, что в купе нет очередного шизика с обострением, старался заснуть, ожидая бденье в Армавире. И думал, застанет ли сына поэтессы в следственном изоляторе, не окажется ли и он в пути, скажем, из Сочи в Армавир или из Армавира в Сочи.

Но ехал, подгоняемый надеждой, как зверь, который напал на след и боится упустить добычу.

Сквозь сон хватался за сотовый, нервно нажимал кнопки: 22–00… 23–30… 0-15… 1-30…

Вокзал в Армавире оказался открыт.

«A-то бы еще мерз на улице!»

В зальчике не шныряли бомжи, а наоборот, охранники оберегали покой собравшихся. Федин, счастливый, что не придется слоняться по темным углам и шарахаться от каждого звука, боясь нападения, снял ботинки, поставил под голову сумку и лег. Растянулся, хоть и на жестком сиденье, и вскоре провалился в сон.

В семь утра вышел в высвеченные фонарями улицы кубанского городка, который выгодно отличался от Сочи строгими строениями, где не торчали вышки высоток, а дороги размеренно и широко переливались одна в другую, не извивались, не теснились, не обрывались прижатыми друг к другу домами.