Искатель, 2013 № 10 - Песах Амнуэль

Вот увидел на плоской равнине особнячок с колоннами и воскликнул: «Он!» — показав на нужный номер.

Федин вылез из машины, стал фотографировать, готовый в любой момент запрыгнуть в салон, если выскочит охранник, потом фотографировал фундамент, еще дома рядом и довольный, что все-таки нашел нужный участок, прыгнул на сиденье:

— Все нормально. Теперь увидел своими глазами, что не достроил Кирюха…

Они повернули на шоссе, устремившееся на юг через горные тоннели. Глаза разбегались от вершин, снежных отрогов и россыпей коттеджей у густой сини моря.

Когда скатились к расширившейся полосе и над головой, словно прижимаясь к земле темно-синим брюхом, проплыл «Боинг», Федин понял: «Адлер…»

В этом городе находился сочинский аэропорт.

Поплутав в роскошных кипарисовых аллеях, за которыми сверкнули купола церкви, подъехали к отелю, в котором разместился Федин: номер с двуспальной кроватью, душевой и балкончиком во двор, прокуренный, словно здесь ночевал взвод солдат, казался вполне приличным.

Друг Кирилла уехал по делам.

Федин справился у дежурной, моложавой брюнетки, о названии отеля.

— «Мечта» — ответила та.

На «мечту» бледная фасадами гостиница не особо походила.

Федин пошел искать дорогу, чтобы вернуться в Сочи. По аллее, уставленной щитами с портретами почетных граждан Адлера, дошел до многокупольной церкви, которую проезжал, у рынка запрыгнул в автобус с табличкой: «Адлер — Сочи».

Дорога шла над морем, он видел вдали, в проемах гор, виадуки, по одному из которых приехал недавно.

Под мостом спряталась Кудепста.

«Отсюда казаки уходили через горы в Гудауту», — вспомнил, что знал про недавнюю абхазо-грузинскую войну.

Заметил на холмике серый терем с лесами под крышу и огромной вывеской на заборе: «Храм-часовня адмирала Федора Ушакова». Он знал, что адмиралом Ушаковым интересуется дочь председателя их писательского союза Марина Ганичева, и подумал: «Обязательно расскажу о находке».

Маршрутка летела по роскошному шоссе, к склонам липли поселки-городки-курорты, запахло гнилью в Мацесте. Вот въехали в Сочи, повалили знакомые с детства названия: дендрарий, санаторий имени Фабрициуса, где отдыхал с отцом, вереницы коттеджей, фуникулер, буйство зелени, полный контраст зиме за Кавказскими горами.

У дверей кабинета следователя вздохнул, нажал на ручку и толкнул. Дверь не открылась.

«Ничего себе, — глянул на сотовый, — четыре часа».

Еще раз толкнул, приложил ухо к створу, прислушался, пнул ногой.

Без толку.

«Он что, забыл про меня?»

Набрал номер сотового следователя и громко, на весь коридор, так что из других кабинетов повыскакивали сотрудники, выяснял, где он, что он, а тот как ни при чем:

— Да меня дернули в прокуратуру… Давайте завтра…

«Какая прокуратура?! — заклокотало внутри. — Я к вам за тысячу километров приехал!»

Пришлось смириться:

— Ладно, завтра так завтра…

— Тоже, в четыре часа…

Решил не терять времени и проведать Кирилла, которого должны были доставить из Армавира. Побежал по тротуару к набережной, пересек узкую, забитую автомобилями улицу, нырнул в переход, выскочил в оазис зелени и увидел в стороне от морского вокзала, похожего шпилями на железнодорожный, огороженный прямоугольник.

Припустил к проходной.

— Это УВД?

— Да, Сочинское, — ответил сержант-армянин.

— Мне в ИВС, там у меня человек…

— А вы кто будете?

— Адвокат из Воронежа…

Сержант улыбнулся, глянул на корочку и пропустил.

Он удивился: в Воронеже из него вытряхнули бы всю душу, пока впустили бы на территорию полицейского Управления.

Во дворике свернул к железной двери с глазком. Его впустили, он оказался в коридоре с решетчатыми дверьми, который свежестью воздуха вовсе не походил на изолятор, здесь словно работали кондиционеры. Он вспомнил пропахший куревом следственный изолятор в Армавире, вагон в поезде, изоляторы по всей стране, воскликнул:

— Вот это да!

В комнатенке напротив него — его интеллигент с прилизанным седым клинышком:

Они смеялись: «Следак, как заяц, бегает от нас».

Пугались: «У него еще три тома».

Ругались: «В прокуратуре, говорит, был! Да это отмазка».

Обсуждали, в каком случае как себя вести, забывая про время, которое катилось к вечеру.

— Ну ладно, — Федин пожал руку Кириллу. — Будем держаться…

Оказавшись за воротами Управления, пошел не в гору к вокзалу, а свернул на набережную, где мрачное море слилось со смутным небом и черноту разбавляла пена бившихся о камни волн. А из темноты выползали парочки, бесцеремонно целуясь и обнимаясь; проходили папы с детками за руку, гуляли девчонки, и он подумал: «Сочинский Арбат».

По тоннелю из сомкнутых макушками туй поспешил к дороге и впрыгнул в маршрутку.

В Адлере сошел у рынка, превратившегося в темные закоулки, плутал по улицам, ища гостиницу, с ужасов осознавая, что не знает даже адреса, а название «Мечта» ничего редким шарахающимся прохожим не говорило.

Уже представив себя улегшимся ночевать на лужайке, каким-то адвокатским нюхом учуял нужный маршрут, а увидев церквушку во множестве куполов, вздохнул: где-то рядом «Мечта».

Свалившись в двуспальную кровать, разбросал руки и ноги.

— В прошлый приезд жался на полке в поезде, на скамье армавирского вокзала… А тут — шикарные апартаменты.

Теперешний отдых в сравнении с прежним показался барским.

Когда утром думал, во сколько выехать в Сочи, позвонил следователь:

— Сегодня встреча не состоится…

— Почему?

— Меня посылают в Туапсе… Обыск надо сделать.

— Не у нас? — содрогнулось внутри Федина.

— Да нет…

— Так как мне быть?

— Давайте завтра в одиннадцать…

Ему ничего не оставалось, как смириться. Что ж, он подождет. Ради сына поэтессы. Решил по привычке изучить местность, где оказался. Гуляя по Адлеру, сел в маршрутку и поехал на Псоу, поражаясь размаху строительства олимпийских объектов: кругом бетоновозы, крутящиеся стрелы кранов, ревущие бульдозеры, пролеты мостов, вышки арматуры от моря до гор.

Не доходя до абхазской границы заглянул на Казачий рынок, накупил мандаринов и теперь, не деля на дольки, поедал один за другим, наслаждаясь нежданным счастьем. А вернувшись к отелю, ходил вдоль набережной, по которой сновали одиночки и редкие парочки, добрался до железнодорожного вокзала, где тоже нависали краны и росли с боков старого вокзала громадины будущего олимпийского, и снова вернулся к морю, присел на скамью и удивлялся: