О чем мечтает герцог - Дженна Питерсен

— Будьте добры, не смейте обвинять меня в подобных вещах. У вас нет на это права, поскольку вы сами много раз ускользали из дома на пару часов, а иногда даже дней с тех пор, как я себя помню.

К его удивлению, гнев и недовольство вдовствующей герцогини, казалось, исчезли, сменяясь чувством панического страха, какого ему ещё никогда не приходилось видеть.

— Это… это моё личное дело, Саймон — проговорила она необычно тихим голосом.

Он безразлично пожал плечами. Герцог был слишком измучен, чтобы давить не неё и требовать ответов.

— А это моё личное дело, матушка. Вы должны понять, что у меня есть и другие обязанности, не касающиеся этого приёма и моей будущей женитьбы. Здесь, в этой комнате, я обнаружил упоминания о таких событиях, с которыми мне предстоит разобраться и как можно скорее.

Глаза герцогини подозрительно сузились.

— События? О чём ты говоришь?

Саймон сжал кулаки за спиной. Его мать презирала отца. И если он расскажет о тайнах покойного герцога, это будет походить на предательство, а он не желал давать ей повод и способствовать её войне с отцом, пусть даже он уже умер.

И, кроме того, он достаточно хорошо знал свою мать, чтобы понимать, что она ненавидит скандал больше, чем людей. Возможно, если она узнает немного о том, что он обнаружил, то отступит и позволит ему поступать по своему усмотрению.

— Возможно, отец не был тем человеком, которого мы знали, — негромко признался Саймон.

Уголки её губ приподнялись в лёгкой улыбке, в которой не было ни юмора, ни нежности.

— Правда?

Саймон проигнорировал сарказм, которым было пропитано это слово, и продолжил:

— Я обнаружил сомнительные моменты, касающиеся некоего законодательного проекта, который вёл отец. То, что он делал на публике и чем занимался в личной жизни, расходится, как небо и земля.

— Это меня нисколько не удивляет, — проговорила мать, изогнув тонкую бровь. — Однако все эти разбирательства ты можешь отложить на потом, Саймон. Ведь никто, кроме тебя не знает об этом. Зачем тебе понадобилось ворошить прошлое? Оставь всё, как есть.

— Возможно, я смогу найти что-то ещё, — настаивал он, взмахнув рукой и прося понять его чувства. — Я обнаружил факты, которые указывают на нечто очень важное. Нечто весьма личное… Возможно, отца шантажировали. Вы не понимаете…

У герцогини сжались губы.

— Саймон, это ты не понимаешь! — Она шагнула вперед и грозно ткнула его пальцем в грудь. — Оставь секреты отца в покое. Убери все эти бумаги и забудь обо всём. Для всех нас будет лучше, если ты оставишь это в прошлом.

Саймон только вознамерился открыть рот, чтобы ответить, но мать подняла ладонь, заставив его замолчать. Медленно повернувшись, герцогиня покинула комнату, оставив потрясенного Саймона, который лишь смотрел ей в след.

Ему ещё никогда не доводилось видеть мать настолько взволнованной. Обычно она была подчёркнуто сдержана и весьма холодна. И всё же, когда Саймон обвинил её в том, что она периодически куда-то исчезала, он отчётливо видел страх в её глазах, а потом это чувство снова появилось, когда он упомянул о шантаже.

Возможно ли, что его мать всегда знала о том, что творилось за её спиной? Знала ли она гораздо больше о тайнах отца, чем это показывала? Стала бы герцогиня искренне защищать мужчину, которого откровенно презирала?

Саймон нахмурился. Если в прошлом отец скрывал что-то ужасное, если он вёл себя недостойно, это могло пролить свет на причины, по которым мать так страстно его ненавидела.

Но возможно ли, что, раскрыв тайну отца, Саймон так же, как она, стал бы его ненавидеть?

— Ещё раз спасибо за помощь, — сказал Саймон, не поднимая головы от документов, которые пытался сортировать. И услышал приглушённый из-за наваленных между ними бумаг голос Риса:

— Ты же знаешь, я всегда сделаю всё возможное, чтобы только помочь тебе.

Саймон кивнул, так же прекрасно зная, что всегда может положиться на рассудительность друга. Он доверял ему, как родному брату, поэтому и позвал сюда несколько часов назад, чтобы продолжить то, что уже походило на бесплодные поиски дополнительной информации о прошлом покойного герцога Биллингема.

— Полная неудача, — простонал Саймон, бросая огромную стопку бесполезных документов в мусорное ведро, чтобы позже сжечь. — Похоже, мы впустую тратим наше время, и здесь больше ничего нет.

— Саймон… — позвал его Рис странным напряжённым голосом.

Биллингем медленно поднялся на ноги, чтобы посмотреть на друга поверх бумажных гор, которые их разделяли. Рис не обращался к нему по имени с тех пор, как год назад сам первым получил титул герцога. Это обстоятельство вместе со странным тоном Риса заставило живот Саймона сжаться.

— Что такое? — спросил он, обходя стол и направляясь к другу.

Уэверли встал со стула. В одной руке он держал бухгалтерскую книгу, а в другой пожелтевшее помятое письмо. Он протянул Саймону некий конверт.

— Я кое-что нашел, — мягко проговорил Рис.

Саймон потянулся к посланию. Его руки немного дрожали.

— Что это? — спросил он, внезапно почувствовав непреодолимое желание отбросить письмо и никогда его не скрывать.

— Я и раньше замечал подобные письма в бухгалтерских книгах твоего отца, — голос его друга всё ещё оставался напряженным. — Даже при покупке овец он вносил в эту книгу детальные записи по сделке и ценам.

— В письме говорится про покупку овец? — осторожно спросил Саймон, но внезапно его голос сорвался, когда взглянул в глаза друга.

Рис поспешно отвел взгляд.

— Нет. Но здесь говориться о некой выплате, сделанной какому-то человеку. Ты должен взглянуть на это.

Замерев, Саймон уставился на письмо. Да, друг, несомненно, прав. Он должен открыть конверт и выяснить, наконец, что же такого ужасного натворил отец. Однако ему было очень трудно это сделать. Почти невозможно.

Но, поборов себя, Саймон, открыл потрёпанный конверт и развернул хрупкий лист бумаги. Некоторое время спустя, прочитав содержимое письма, он поднял голову.

— Здесь говорится о его первенце, — наконец прошептал он. — О мальчике, но не обо мне.

Рис медленно кивнул.

— Судя по дате, ребенок родился всего за несколько месяцев до тебя.

— Незаконнорожденный, — тупо повторил Саймон. — А ведь он всегда укорял своих коллег в безответственности и безнравственности. И так громогласно призывал не плодить незаконных отпрысков, что почти всё общество утонуло в собственном стыде.

Во взгляде Риса отчётливо виднелась жалость.

— Надо отдать твоему отцу должное, он всё же позаботился о своём ребёнке. Именно поэтому это письмо и лежало в бухгалтерской книге. На имя мальчика была перечислена довольно крупная сумма денег.