Неподвижная земля - Алексей Семенович Белянинов

такой шифровки они запрашивали — какую помощь людьми мы им окажем.

— Понятно! Теперь особенно будут прибедняться и клянчить! Мы и так дали им конные патрули. Пусть обходятся тем, что у них есть, и делают особый упор на истребительные батальоны из гражданских.

— Там народу — кот наплакал. Сельские же местности…

— Вы известный заступник! Как будто я сам не знаю, какая у них в песках плотность населения! Ладно… Сообщите заодно, несколько патрулей мы еще пошлем. А сколько и куда — уточним завтра. Но пусть не рассчитывают, что я в состоянии родить им целую дивизию. Когда я сам что-нибудь прошу, в ответ слышу: ты обойдешься, у тебя же необитаемый театр военных действий… Не фронт…

Капитан поднялся, потер морщинистую загорелую шею.

— А мост — стоит, Владимир Антонович, — сказал он, как будто сообщал новость.

Солнце в песках сдвинулось с полдня, когда Алибай собрался к ближним барханам — взглянуть, на месте ли две верблюдицы с верблюжатами и старый, плешивый атан[13].

— Ата, — сказал мальчик отцу, — Рахыш у нас совсем застоялся…

К изгороди был привязан темно-рыжий конь с белой звездочкой на лбу. Услышав свое имя, он навострил уши и повернул голову.

Но старик не разрешил.

— Пусть отдыхает. Послезавтра я собираюсь поехать в район. Тогда и прогуляется… А я на почту зайду, к военному начальнику. Может, он знает что-нибудь про твоих братьев, почему они не пишут домой.

Алибай даже не позволил себе вздохнуть. Он отправился пешком, а Рахыш переступил, чтобы смотреть ему вслед, и настойчиво заржал — просился с ним.

На барханами степенный атан, завидев своего молодого хозяина, презрительно выпятил нижнюю губу и на всякий случай отошел в сторону, и две молодые одногорбые верблюдицы последовали его примеру.

— Ты думаешь, я заставлю тебя воду таскать?..

Атан постоял в нерешительности. Остановились и верблюдицы, готовые при малейшем посягательстве на их свободу уйти еще дальше. Только верблюжонок — тот, что был потемнее, поменьше, — с детской доверчивостью тыкался в плечо Алибаю.

Все здесь было в порядке, и он собрался возвращаться, но как раз в это время из-за бархана выехали всадники — военные, шестеро, — и Алибай подождал, пока они с ним поравняются.

Эту группу возглавлял русский старший лейтенант, помощником у него — старшина-казах, зрелый мужчина, усатый, годами он превосходил остальных. И еще три молодых казаха — рядовые бойцы — были с ними. А один — на казаха не похож, но тоже восточного вида человек.

— Парень! Как тебя зовут? — окликнул старшина.

— Алибай…

— Алибай, тут, рядом, колодец должен быть… Каркын… Мы правильно едем?

— Да, Каркын здесь, недалеко.

— Проводи нас…

Старшина освободил ему одно стремя, и Алибай, устроившись впереди, направил коня к юртам, скрытым цепью барханов.

Рахыш, по-прежнему привязанный к изгороди, поднял голову, и тишина нарушилась заливистым ржанием. Абдрахман вышел из юрты, и обе женщины посмотрели — кто на этот раз завернул на их колодец?

Всадники приблизились.

Старшина спешился первым, — приложив руку к груди, он почтительно приветствовал аксакала.

— И наш командир, старший лейтенант Жихарев, тоже приветствует тебя, — кивнул он в сторону русского, который не слезал с коня из вежливости, ожидая, разрешит ли хозяин сделать привал.

Старший лейтенант молча приложил руку к козырьку выгоревшей на солнце фуражки.

— Мы сделали большой переход, — продолжал старшина. — Человек что хочешь вытерпит, а кони устали. А завтра нам дальше… Герману мало воевать на фронте, он и в наш тыл посылает своих людей.

— Диверсан? — понимающе спросил старик.

— Да, диверсан…

— Я чужих здесь не видал и не слыхал ни от кого про чужих. А теперь, если позволите, я хочу у вас спросить…

— Аксакал! — снова приложил руку к груди старшина. — Все, что знаю, все, что можно сказать, вы от меня услышите. Ни одного слова не утаю.

— Тогда скажи мне: неужели так велика опасность? Неужели в наши далекие, забытые аллахом пески придут германы?.. Для чего требуется, скажи, так много красных аскеров?

Старшина обернулся на своих и сказал:

— Разве нас много? Всего шесть человек.

— Вас шесть. А три дня назад у нас в Каркыне ночевал отряд — такой же, как ваш, тоже шесть…

Старший лейтенант подошел к ним и остановился рядом, прислушиваясь к разговору.

— А кто был у них командиром? — спросил старшина. — Старший лейтенант, как наш? — Он кивнул в сторону Жихарева. — Или два кубика было у него на воротнике? Или один кирпич, шпала — капитан?

— Алибай, — не поворачивая головы, позвал Абдрахман.

— Два кубика было, — сказал тот. — Его все называли — летинан.

— Молодой?

— Двадцать или двадцать два, больше нет, — добавил Абеке.

— Этого я не знаю, не встречал раньше, — сказал молчавший до сих пор Жихарев. — Наверно, недавно у нас.

И старик уже не удивился, что этот русский военный тоже знает его родной язык.

Тем временем один из бойцов неторопливо сходил к колодцу — посмотрел, хватит ли воды, чтобы напоить коней, когда они выстоятся, а вернувшись, обратился к Абдрахману:

— Аксакал, вы не беспокойтесь, вечером мы сами наполним колоду. Только пусть ваш сын пригонит атана.

— Пусть пригонит, — согласился старик. — А скажи мне, парень, Оразбай из Кара-Узеня не твой ли отец?

— Ойбай! Аксакал, вы знаете моего отца?

— Знаю. Мы вместе жили в колхозе «Жана-тап», ходили там за верблюдами. Потом Оразбай с семьей откочевал — собирался в Джаныбек, к родне своей жены.

— Абеке!.. Теперь и я вспомнил! Я учился в семилетке в райцентре, у вас на ферме бывал только летом. Два лета бывал. Незадолго до войны мы с отцом приезжали в «Жана-тап», но вас там не было.

— Наверно, отец женить тебя хотел?

— Ойбай! Моя жена еще на свет не родилась. Холостым, как я, лучше гулять.

— Тебя Касым зовут, верно? — припомнил старик. — Знаешь, Касым, а ведь у нас в песках был слух, что тебя убили на фронте. А ты жив… Слава аллаху, что не каждый слух сбывается, не каждая весть — правда…

— Не каждый слух сбывается, ты видишь?

Эти же слова старик повторил и Жаныл в сторонке. Она молча кивнула, но не сумела скрыть мгновенно закипевших слез.

— Вот-вот… — продолжал он. — Плачешь, что нет писем от Джилкибая. От Касыма тоже не было. Полгода нет писем, это не значит, что нашего Джилкибая убили. Пригони овцу. Того мяса, что осталось, не хватит для новых гостей.

Гости тоже не остались в долгу. Старшина отсыпал хозяевам хороший кулек кускового сахару.

Старик расколол один на три части и роздал внукам.

Самая младшая — дочка Жаныл — сморщилась и расплакалась от непривычного вкуса во рту. Но потом распробовала, и на лице у нее появилась улыбка.

Старшина, возившийся со своим