Проводы на тот свет - Лев Корнешов

— Марина ему звонила, как я просил?

— А как же…

Марина позвонила Алексею, участливо поинтересовалась здоровьем, самочувствием: «Мы здесь все испереживались, Ольга Тихоновна ушла от нас так внезапно…» Она предложила свои услуги: приберу, пропылесосю, словом, не возиться же красавцу-мужчине с тряпками и бабской работой.

— А он что?

— Сказал, что нет необходимости, к нему приходит женщина, убирает.

— Осторожничает?

— Может, да. Или просто наша Мариночка ему не показалась.

Благасов продолжал расспрашивать дальше.

— А что дорогая Алевтина? Дала о себе знать?

Он вспомнил, как в полнолуние распял на могильной плите дочь Артемия Николаевича Брагина — она не сопротивлялась, ошеломленная, сломленная ирреальностью происходящего. Сегодня тоже полная луна, но Алевтины рядом нет, и он даже позвонить ей не может.

— Нет, — подтвердил его мысли Волчихин. — Она исчезла на Багамах. Да и на Багамах ли? Боюсь, проявила необычную прыть и решила затеряться в мире.

— Значит, у нас по отношению к ней нет никаких обязательств? Я имею в виду денежных?

— Не знаю. А вдруг объявится?

— Тогда и будем думать, — решил Благасов.

У него был ещё один вопрос:

— Господин Шварцман, юрист Ставрова, этот упрямый еврей не возникает?

Благасов назвал Генриха Иосифовича упрямым, потому что ему была предложена значительная сумма за благожелательной нейтралитет и некоторую информацию. Господин Шварцман безразлично сказал, что он уже обеспечил свою старость, отошел от громких дел и занимается для собственного удовольствия всякой юридической мелочевкой, вроде введения в наследство. У него пытались узнать, какая сумма была на банковском счету Ольги Ставровой и, следовательно, досталась Алексею Кострову.

— Не знаю, — твердил свое юрист. — В завещании не называлась сумма. Более того, мне удалось познакомиться со счетом Ольги Тихоновны… Странный счет — на нем один доллар.

Благасов и Волчихин, конечно, этому не поверили, но проверить ничего не могли — к банковским тайнам доступа у них не было.

Ответы Марата Васильевича несколько успокоили Благасова, ибо каждый из людей, о которых он расспрашивал своего верного соратника, мог причинить ему крупные неприятности.

— Но есть и плохая информация, Игорь Владимирович, — нерешительно произнес Волчихин.

— Слушаю…

— Мои люди в охране вашего кладбища утверждают, что несколько относительно свежих могил кем-то используются как тайники.

— Объясните, пожалуйста, — потребовал Благасов.

— А что непонятного? На свежей могиле земля не осела, выкопал ямку, заложил пакетик, присыпал — никто и не заметит ничего, даже родственники, когда навещают покойных.

— Что прячут?

— Мои люди утверждают — наркотики.

— Кто устраивает тайники? — Это для Благасова был самый главный вопрос: кто поганит святое место, охраняемое Богом и его ангелами.

Волчихин иронично улыбнулся:

— Значит, плохо Бог охраняет то, что ему принадлежит… Я думаю, это братва хозяйничает. Парни Бредихина, а за ними — Мамай.

— Интересовался у Бредихина?

— Нет… Боюсь. За такую тайну пришьют и не моргнут.

Гнев Игоря Владимировича испарился, его сменил страх. Мамай — это сила, коварство, беспредел. До сих пор удавалось избежать трений с его людьми. По каким-то соображениям «полномочный представитель» Мамая господин Бредихин предпочитал откровенно не наезжать на «Харон», а пользоваться легальными возможностями: захоронение погибших боевиков, компактный участок кладбищенской земли — и другими. Но так не могло продолжаться долго, бандиты потому и бандиты, что рано или поздно показывают свое истинное обличье.

— Что будем делать? — спросил Благасов у Волчихина.

— Ничего. Это не наше дело, а правоохранительных органов. Им платят за то, чтобы ловили наркокурьеров и продавцов дури. Мы ничего не знаем, не видели! Жильцы дома, в котором обнаружен шпионский «почтовый ящик», не несут никакой ответственности за него, — привел Волчихин пример из своей недавней практики.

— Мудро! — одобрил Благасов. Он так и знал, что полная луна не обойдется без подлянки. Эта круглолицая стервоза только с виду добросердечная, с нею всегда надо быть начеку.

За окнами офиса темнело, наступал вечер, тихий, безветренный.

— Предупреди, чтобы ворота кладбища не закрывали, поеду подышать свежим воздухом.

«Так и знал, — подумал уныло Волчихин, — что к ночи начнет чудить. Не может без этого, поедет общаться с покойниками наш философ».

— Все. Свободен, Марат Васильевич. Не знаю, что я и делал бы без тебя. Будешь проходить через приемную, скажи, чтобы Марина зашла. Увидимся завтра.

Зашла Марина, и Благасов распорядился:

— Загрузи в багажник что выпить и закусить и езжай на кладбище. Накроешь столик для меня и тебя в ротонде. Посидим вдвоем, а то что-то в последнее время я забросил тебя.

— Дела, — с пониманием пожала плечиками Марина. — У вас много обязанностей — вы хозяин крупного дела. А я… Я всегда в вашем полном распоряжении.

— Вот и лады-ладушки…

Марина возбужденно выскочила из кабинета. Она, конечно, знала, что Игорь Владимирович бывает на кладбище в том числе и в неурочное время, но что он там делает? Она помнила, как они ездили ужинать с этим журналистом Костровым, хорошим парнем, жаль что ему пришлось подбросить снотворное. И цель там была понятная — заставить его перестать вынюхивать, почувствовать себя нажравшимся придурком. Жаль, Алевтина его тогда утащила. А может и хорошо, чтобы она с ним, отключившимся, делала? А зачем Игорь Владимирович намылился на кладбище сегодня? Впрочем, чего гадать, скоро она все узнает…

Марина по пути на кладбище заехала в супермаркет, похватала продуктов и напитков, вкусы шефа хорошо знала. Она отпустила машину — Игоря Владимировича привезут, машина его будет стоять у ворот — они уедут вместе. В ротонде накрыла столик и стала ждать…

Благасов приехал, когда уже стемнело. Он шел не по центральной аллее, а по узеньким дорожкам между оградами могил, здоровался, словно со старыми знакомыми:

— Здравствуйте, Юрий Вячеславович! У вас, вижу, все хорошо, могилка ухожена, свежие цветы…

Юрий Вячеславович был заслуженным человеком, ветераном, полковником. Его хоронили под троекратный залп молодых солдат, пришло много людей — родственников и знакомых.

— Добрый вечер, Любаша — красавица ты наша…

Любаше было всего восемнадцать, она «работала» на Тверской, её зарезали на разборке, воткнули нож в спину. На похоронах было много девчонок, они и хоронили её в складчину — какие заработки у «ночной бабочки»? Любаша лежала в гробу красивой и молодой, ночная жизнь Тверской не успела испортить её лицо.

— И вы здравствуйте, Пелагея Степановна, рад за вас, что вы обрели покой…

Пелагею Степановну, пожилую женщину, забил молотком её муж-алкоголик, когда отказалась отдать ему на бутылку пенсию.

Игорь Владимирович с удовлетворением отметил, что на некоторых, относительно свежих, могилках появились скромные памятники и оградки. Родственники ждали, пока осядет земелька, и лишь после этого обустраивали родные могилки всерьез и надолго.

Возле некоторых могил были яичная скорлупа, обрывки оберточной бумаги, полиэтиленовые пакеты, бутылки. «Скоты, — бормотал Игорь Владимирович, — даже на кладбище свинячат». Он не понимал, как можно так безобразно относиться к мертвым, к кладбищам. Ведь говорил же его любимый Константин Симонов, что на погостах как будто «вся Россия сошлась». Да и Бог… Он все видит и все знает и по отношению к мертвым судит о пока ещё живых. Его тихие ангелы бесшумно пролетают над кладбищами, смотрят, что на них происходит, как ведут себя живые и мертвые. Они не могут вмешиваться в земную жизнь, однако же сообщают о ней тем, кто обладает высшим правом судить.

Просветленный и умиротворенный Игорь Владимирович приблизился к ротонде, одобрительно взглянул на обильный стол.

— Я зажгу свет? — спросила Марина.

— Не надо. Темнота благодатна, в ней тишина и успокоение. Не тьма, а именно темнота.

Марина зябко поежилась, передернула плечиками: шеф у неё явно с приветом. Слава Богу, хоть платит хорошо.

На дальнем горизонте повисла круглая луна. Кажется, известный советский писатель и лауреат Тихон Семушкин сравнил её со старой, бледной и завистливой женой. Он был прав, ибо если ничто не ново под луной, то и зла под нею вершится достаточно. При ярком солнце не смеют, а под Луной очень и очень наглеют всякие темные силы.

Мысли Игоря Владимировича путались, рвались, он чувствовал легкий озноб — предвестник смятения души. Внезапно Марина вцепилась в его руку, испуганно прошептала:

— Смотрите! Кто это?