Злой человек - Александр Операй

об истинном мире только по смутным теням на стенах.

Полицейский будит меня.

Я говорю:

– Лейтесь слезы.

Но он не понимает устаревших отсылок.

Он не знает о том, что живет в мире постмодернизма, где больше нет ничего нового.

– Все вокруг нас лишь разные интерпретации мономифа. Герой проходит одни и те же испытания, один и тот же жизненный путь.

Полицейский смеется, будто я рассказал забавный стишок.

– Думаешь, что ты лучше других понимаешь весь этот бред, который тут происходит?

– Нет. Я еще один маленький мальчик, который встал на стульчик рядом с елкой на Новый год и пожелал всем поскорей сдохнуть, потому что никто не купил ему самую последнюю модель телефона, чтобы он мог днями и ночами пялиться в экран и никому не мешать.

– Моим детям нужен самый лучший телефон, иначе им будет не о чем говорить с другими детьми в школе. К примеру, кто-то спросит у них что такое корпорация ОЗМА, а они не смогут ответить. Как они научатся быть в обществе? Им просто будет не о чем говорить. Это хреново.

Да. Это плохо.

Нам здесь не место.

В пещере реальности.

Я хочу убраться отсюда.

Я сломан.

Я сумасшедший.

Я знал людей, которые размышляли о том, что на обед нужно обязательно съесть йогурт или кефир, а иначе это может плохо закончиться для здоровья.

Я вижу, как город проносится мимо.

Машина движется в лабиринте из стен и домов. Ночь исчезает под натиском света от фонарей. Так даже лучше. Тени прячутся в подворотнях и едва различимы, больше они меня не пугают, ведь я защищен от кошмара миллионом искусственных солнц.

Полицейский говорит:

– Ты плохо выглядишь.

– Это из-за таблеток.

– Принимаешь аптечный коктейль?

– Нет. Только рисперидон.

– Почему?

– Из-за женщины.

– Чего?

– Я шучу.

Всю оставшуюся дорогу мы молчим.

Лишь в самом конце, когда машина мягко останавливается у ресторана, полицейский говорит:

– Здесь плохо кормят.

Скверные новости. Для всех нас. Никогда не хотел знать больше, чем нужно. Лучше бы мне сидеть дома. Никуда не ходить. Ничего не знать. Провести жизнь взаперти в маленькой комнате с видом на стены ближайших домов. Смотреть телевизор. На выходных после полуночи идет реалити-шоу для взрослых. Очередная жена, подключенная к полиграфу, отвечает на вопросы мужа и рассказывает историю своей жизни. Если она говорит правду, то получит в конце несколько тысяч кредитов и может спокойно уйти домой, а муж будет вынужден публично заняться анальным сексом с робо-шлюхой. Зрители могут делать ставки на победителя, голосовать за вопросы в той или иной категории, присылать свои варианты и даже рассказывать в прямом эфире важные подробности о гостье шоу, прикинувшись родственниками или друзьями последней.

Вот два популярных вопроса:

Вы верите в Бога?

и

Ты вставляла себе в жопу кулак?

Как это связано?

Я думаю.

Я почти уверен, что люди, которые задают такие вопросы, осознают страшную тайну.

Может быть либо Бог, либо секс. Вместе они исключают друг друга.

Я выбираюсь из автомобиля и попадаю ногой в глубокую лужу.

Небо серое, будто я живу в телевизоре, в котором от передозировки умер очередной рок/поп-музыкант или показывают фильм о войне. Моросит мелкий дождь, капли падают мне на голову и стекают по лицу.

По дороге носятся машины, поднимая в воздух фонтаны грязных брызг, и они летят на прохожих, в окна придорожных магазинов, в бездомных псевдо-собак.

Животные жмутся друг к другу под козырьком автобусной остановки. Там собрались люди, одетые в желтые плащи, у них в руках зонтики и пакеты, которыми они толкают друг друга и машут на псевдо-собак, пытаясь прогнать их под дождь. Псам нет никакого дела до людей, они смотрят на то, как мимо течет река дождевой воды. Их уши ходят из стороны в сторону улавливая звуки недоступные человеческому уху. Может быть, они могут различить шелест падения каждой капли, понимают сотни слов, умеют считать и упорядочивать цифры по возрастанию. Я ничего не знаю об этих псевдо-собаках, кроме того, что они кажутся мне лучше, чем люди на остановке.

Если бы я мог любить, я бы завел псевдо-собаку. Большую и ленивую, как Спящая красавица, которая все время лежала в коме и ни черта не делала. Но во мне нет любви, я живу с пустыми бутылками и окурками, всем будет со мной тяжело и одиноко.

Иногда люди, в основном это женщины, с которыми у меня был секс, спрашивают, почему я не заведу себе домашнее животное? Они честно верят, что это может помочь.

К остановке подбегает несколько мужчин, но для них нет места под козырьком, желтые плащи, плотно смыкают ряды, каменные лица смотрят куда угодно, только не перед собой. Мужчины возмущаются, размахивают руками, а потом замечают псевдо-собак, которые примостились на самом краю остановки.

Я захожу в ресторан.

Я надеюсь, что здесь не бьют животных ради сухого места под крышей.

2

Ресторан похож на старинный особняк.

Слишком много белого, золотого. Мертвого и холодного.

Два этажа «дворянского» интерьера. Банальность, уродливость и противоречия.

Одно из немногих мест, куда захочется пронести пистолет, чтобы разрядить себе в голову пару обойм и тем самым хоть как-то разнообразить местное барокко брызгами экспрессионизма.

Огромные окна, хрустальные люстры, «состаренные» зеркала и светильники, фотографии, антикварные часы, книги и настольные лампы. Мебель в стиле XIX века на планете Земля.

Эти культурно-эстетические клише вызывают во мне раздражение и отвращение. Дешевая ностальгия по утраченному времени. Порочная сентиментальность.

На входе в зал меня стережет метрдотель. Он жмет мою руку с таким видом будто у нас только что был секс. Лжец. Он обещает, что здесь меня будут развлекать и кормить как на Земле. Я должен освежить память и обязательно заказать гастрономический сет: томатный суп, рыбу, стейк и мороженое с ромом. Основное блюдо можно дополнить выступлением музыкального ансамбля или, если мне будет угодно, я могу спеть в караоке.

Отлично.

Поставьте ранний дет-металл.

Сатанизм, антихристианство, некрофилия, смерть и разрушение.

– Все как мы любим. Не так ли?

Метрдотель улыбается. Он смеется. Он хлопает меня по плечу.

– O tempora, o mores! Будет скучно – зовите цыган.

Мы движемся дальше. Через Парадный зал в Каминный, а оттуда сквозь отголоски джазовой музыки по витиеватой позолоченной лестнице на второй этаж в Изумрудный.

Наверное, по задумке владельца ресторана, это место должно было потрясти гостей своим богатством и великолепием благодаря бесчисленным изумрудам и зелёному мрамору. Драгоценные камни сверкают везде. Пол, стены, потолок и даже стулья украшены самоцветами. Блеск, словно пыль, мешает разглядеть правду.

Здесь много народу.

Мужчины в модных костюмах и женщины в дорогих платьях. Все они молоды. Почти дети. Нет и следа пластической хирургии. Их улыбки будто существуют отдельно от лиц и парят в воздухе на невидимых ниточках, как воздушные шарики. Вся мишура, которая делала их похожими на людей, вот-вот оторвется и улетит в потолок.

За ближайшим столиком распивают вино старые-молодые пердуны-парни, одетые по последней моде, смутно напоминающие мне мужчин из рекламы