Злой человек - Александр Операй

все завесы будут уничтожены. Полное просветление, которое означает окончание круга перерождений.

– Ты звучишь, как священник.

– Посмотри на их лица, – Михаил обводит комнату взглядом, – они ведь похожи. Молодые и выглядят, также как мы. Что-то общее в каждом из нас. В тебе и во мне, и в других, – Михаил кивает в сторону своих домашних животных.

– Ты в это веришь?

Михаил молчит.

– Твой дом, словно кладбище во дворе местной церкви. Осталось придумать обряды для совместных молитв.

Михаил допивает остатки водки и осторожно ставит чашку на стол, будто кто-то здесь может проснуться от случайного стука.

– Моя предыдущая оболочка – говорит Михаил, – набила себе чуть выше лодыжки: "БОГ ПРОСТИТ", а у меня, – он подворачивает штанину на правой ноге и сует Ивану под нос затертую надпись: "ЛЖЕЦЫ ПРОЦВЕТАЮТ".

– Это должно мне помочь?

Михаил пожимает плечами.

– Когда меняешь оболочку, то хочешь оставить все в прошлом. Хочется начать новую жизнь. Забыть все ошибки. Но это тоже ошибка.

– Я слишком пьян, чтобы такое понять.

– Увы, я не могу объяснить. Ты должен увидеть все сам. Пережить в себе человека на морском берегу. Поверить.

– У тебя кризис среднего возраста.

– Ага. Депрессия. Опустошенность. Я ставил себе этот диагноз не раз. Но знаешь, ведь настоящая жалость к себе – это взять и смириться с тем, что все вокруг гребанный цирк.

Михаил протягивает Ивану Радость-17.

Его губы растянуты в полуулыбке. Он одержим. Еще больше, чем город и океан.

За окном ездят автомобили, внутри дома, заползая на девятый этаж, скрипит лифт. Всюду неясные тени, шорохи скрипы. Шепотки-разговоры. Чужие, навязчивые голоса.

Соседи за стеной смотрят новости на весь звук.

Телевизор говорит:

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ТРУПОВ. ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ ПОГИБШИХ. ТРОЕ ЧЕЛОВЕК ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ. УБИТЫ ПЯТЕРО МУЖЧИН. ЖЕНЩИНА СБИТА НАСМЕРТЬ.

etc.

– БОГ ХОЧЕТ НАС УНИЧТОЖИТЬ. МЫ СТАЛИ РАСОЙ СОЗЕРЦАТЕЛЕЙ.

Что-то присутствует рядом. Его облик искажен тенью и красным светом, который Радость-17 бросает на мебель, пробуждаясь из режима ожидания. Безумие передается по воздуху, будто простуда. Стены становятся ближе, потолок нависает над головой. Тень скрывает окна и двери. Больше нет выхода и нет входа.

Михаил подключает прибор с помощью силиконовых электродов, которые крепит Ивану на голову и грудь. Пластины грязные и потертые. Они пахнут другими людьми. Соединительный кабель весь в заплатах и новых спайках.

– Хватит. Убери эту штуку.

– Теперь слишком поздно. Ты не можешь начать все сначала. Без чувства вины, будто ребенок. Тебе нужно спасение. Окончательное избавление от зла и страданий. Ты устал. Все они уже пытались провернуть с тобой этот фокус: превратить в кого-то еще. Сначала Владивосток номер 5, затем врачи в больнице, Лина, а теперь я покажу тебе правду.

Михаил медленно, как сомнамбула, садится в кресло. Его руки дрожат. На лице выступил пот.

Иван закрывает глаза и ждет. Он готовится увидеть кошмар и делает несколько глубоких вдохов и выдохов, как перед погружением на глубину.

– Сны нереальны. Есть только здесь и сейчас.

Михаил говорит:

– И вот, завеса раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших воскресли.

И ничего.

Какое-то время он слушал людей.

Они произносили слова с умными лицами, в которых застряли их сожаления и рукопожатия. Они знали, как говорить, быть добрыми, звучать ласково. Они прихватили с собой черную одежду и печальные лица. Они пьют его горе и вновь говорят о пустой, никчёмной жизни, в которой ничего не происходит, кроме медленного умирания.

Старость.

Да.

Он чувствовал возраст.

И то, как кожа на лице вот-вот треснет от сожалений. В гробу лежал манекен с опухшим лицом. Земля была горяча: пыль в руке. Когда он бросил горсть в могилу, пыль понеслась вместе с ветром куда-то за горизонт через пустыню, что недавно была океаном.

Останки города валяются у подножия гор, скатываясь вниз к побережью. Улицы, машины, камни и кости. Все мертво, ни стонов, ни криков, лишь шорохи. Ветер играет пылью и пеплом, блуждая среди руин.

В небо уходит Владивосток кокой-то там номер. Яркая точка движется в бездну, пробиваясь сквозь атмосферу планеты. Она несет в себе миллионы людей, которые покидают свой дом навсегда. От них ничего не осталось. Они чучела. Нечто без формы, тени без цвета, мышцы без силы, жест без движенья.

Он все испортил.

Этот тоже никуда не долетит.

Набегает волна. Убегает обратно. Пена сползает с песка. Оставляет его одного. Как отец и как мать. Хочется не рождаться. Никогда не чувствовать боль, знать, что ты обречен быть сам по себе.

Он не желает людям добра.

Пусть сгорят в потоке слепящего белого света.

Ветер приносит запах пожара. Маршевый двигатель полыхает огнем. Он сжигает всю отмель. Небо до самого горизонта пылает осколками фюзеляжа. Они падают на пляж, поднимая огромные волны песка.

Высоко в сером небе, на самом краю черной бездны Владивосток номер какой-то там отклоняется вправо и вдруг разлетается на куски. Взрыв происходит без звука и похож на салют в новогоднюю ночь. Куски последней надежды падают в океан.

Вода начинает гореть.

Солнце гаснет на дне, оставляя после себя красный цвет.

Как разлитая кровь, он въедается в мир.

Иван приходит в себя.

Мертвецы на полу тянут к нему бледные руки. Кожа и кости. Трупные пятна. Иван озирается по сторонам. Все комнаты закрыты, коридоры темны, окна заколочены ставнями. Здесь нет выхода и нет входа. Морок никогда не отпустит.

Иван бросается к входной двери. Старая, поржавевшая ручка едва поддается. Ему приходится надавить со всей силы, чтобы щелкнул замок, но на пороге он замирает и не решается сделать шаг.

Кто-то хватает Ивана за руку и тянет обратно.

В полумраке Михаил выглядит старым. Одежда на нем вся обвисла. Его глаза движутся то вправо, то влево, будто ловят призрака по углам. Он держит в руке упаковку лекарства. Двадцать таблеток рисперидона.

– Выпьешь?

– Мне кажется, я плохой человек.

– Перед самым входом в ад можно встретить людей, которые провели скучную жизнь – не делали ни зла, ни добра, – говорит Михаил, – Слышишь, как стены скрипят?

– Скоро все рухнет.

– Нет. Это вечные муки.

– Какое страшное место.

– Еще бы. Мы здесь будто во сне.

– Так бывает от рисперидона.

– Брось. Таблетки для сумасшедших. Я был на твоем месте. Я видел этот сон много раз. От порога и до самого горизонта – пустыня. И она широка. Желтая. Как смерть и разрушение. Город пуст и заброшен, в нем не осталось ничего живого. Но все как у нас. Здания и улицы повторяются до мелочей. Заводы, склады, дома, небоскребы, торговые центры и магазины, парки, кинотеатры, ночные клубы и бары. Волны набегают на берег. Снова и снова. Одна за другой. Или они повторяются бесконечно? Ты не можешь выразить это, но ощущаешь. Понимаешь, о чем я говорю?

– Мир не в порядке.

– Точно. Реальность словно машина, которую кто-то толкнул с холма, и она несется вперед. Ты нажимаешь на тормоз