Иловайский дневник - Роман Зиненко

В штабе батальона пытались узнать у нас наше местоположение, но что мы могли сообщить? «Зеленка» среди полей за каким-то селом. То, что это Новокатериновка, мы узнали позже. Сбоку от нашей «зеленки» чистое поле. Метрах в трехстах от нас на поле стоит сожженная САУ[21]. Что видим? Видим с одной стороны село, а с другой — где-то вдали какой-то элеватор. В смс-сообщениях нам опять настоятельно рекомендовали выносить раненых на дороги, а самим двигаться в сторону Комсомольского. В этом поселке располагалась национальная гвардия, и там всех ожидают машины Красного Креста. Нам писали о каких-то достигнутых договоренностях, о прекращении стрельбы на некоторое время и что мы должны успеть за это время выйти к Комсомольскому. Мы лишь наполовину доверяли этим сообщениям, поскольку слышали, что продолжает работать артиллерия с обеих от нас направлений и ни о каком прекращении огня не может быть и речи.

Прапор с Филином прощупывали территорию вокруг расположения нашей группы и осматривали с обеих сторон посадку, чтобы определиться с нашим местоположением относительно противника и принять решение, что делать дальше. После севшей радиостанции я взял на себя роль связного. Именно на мой телефон приходили сообщения, которые должны были нам помочь выбраться из окружения. Кое-где были слышны отдельные выстрелы и взрывы. Мобильную связь, видимо, активно глушили, и поговорить больше ни с кем мы не смогли, но сообщения поступали и отправлялись. По своей наивности, я надеялся на то, что по сигналу мобильного телефона сотрудники СБУ смогут определить наше местоположение, и для этого связался с друзьями, имеющими контакты в нашей областной администрации, и сообщил им о сложившейся обстановке. Вначале мне писали, что все в порядке и нам гарантируют «коридор». Я отвечал, что это уже не актуально, потому что «коридор» мы уже прошли, что колонна разбита и рассеяна, а остатки выживших бойцов добивают в полях, поселках и посадках. На тот момент мы были уверены, что никто больше не выжил. Мои друзья поднимали всех своих знакомых в различных кабинетах, в результате чего мне стали приходить сообщения от нескольких неизвестных абонентов с информацией о том, что́ следует делать и в каком направлении двигаться. Почти все сообщения опять-таки рекомендовали выносить раненых из посадки и оставлять у дороги, а кто может самостоятельно передвигаться — быстро отходить к Комсомольскому. Все новости я сообщал Прапору, как старшему группы, а он должен был принимать решение.

Приходящие сообщения указывали на то, что с русскими договорено не вести огонь и выходящим из окружения не препятствуют перемещаться к передовым постам или расположениям ВСУ, но я лично в это не верил. После всего, что нам довелось сегодня увидеть, вряд ли кто-либо с обеих сторон упустит возможность отомстить. Решено было дождаться темноты и двигаться в сторону Комсомольского. Вдруг мы услышали, что возле оставленной нами «мотолыги» и ЗУшки кто-то громко разговаривает, а также звон металла, будто кто-то лазит по броне. «Сепары!» Мы все залегли и не знали, что предпринять. Мы никого не видели потому, что нас от «сепаров» разделяли 200 метров плотной «зеленки». Те, кто сейчас лазил по МТЛБ и осматривал место вокруг машины, не могли не заметить свежих следов нашего пребывания. Остатки окровавленных бинтов и сброшенных бронежилетов и разгрузок выдавали наличие в группе раненых. Перешептываясь, чтобы не выдать своего присутствия, мы обсуждали возможные варианты развития событий. А вариантов было не много. Если по МТЛБ лазит группа зачистки, то они пойдут по нашему следу и обнаружат нас. Уйти, бросив раненых, мы не могли. Значит, есть только два выхода. Если группа зачистки пойдет по «зеленке», мы сообщим приближающимся к нам о том, чтобы не открывали огонь, потому что здесь тяжелораненые, и дальше — в зависимости от ситуации. Или сдаемся под гарантии жизни для раненых, или принимаем последний бой, если по нам будет открыт огонь. Ожидание длилось целую вечность. Олег Бирюк просил меня:

— Дай мне гранату, а сами уходите. С нами не выйдете. Все пропадем.

Я выбросил в сторону пустой магазин и вставил в автомат полный. Выложил перед собой две ручные гранаты РГД-5 и одну Ф-1. Сжал у всех гранат усики:

— Не переживай, Олег. При необходимости я сам тебя упокою с миром, если другого выбора не будет.

Рядом со мной лежал Союз. Когда он увидел у меня в руках Ф-1, то одобрительно кивнул головой. Сидя на земле и прижавшись спиной к дереву, Гоша сказал:

— Седой, не гони. Не спеши с гранатами. Может быть, еще поживем.

Я уткнулся лицом в высохшую траву и поймал себя на мысли «…не остаться в этой траве… не остаться в этой траве… пожелай мне удачи в бою». Вот уж не думал, что последние минуты жизни проведу в траве, вспоминая песню Цоя. Вспомнил о жене и детях, отчетливо представил лицо матери, когда ей сообщат, что нашли ее сына. А потом даже какой-то азарт и злость взяли. Среди хоровода различных мыслей всплыло детское воспоминание: «А сейчас Акела будет петь свою последнюю песню». В глубине души понимал, что плен — не вариант. Когда враг узнает, что перед ним бойцы «Днепра-1», переговоров не получится. Нам давно уже внедрили в сознание мысль о том, что бойцов «Днепра-1» в плен не берут. Предстоит бой, после которого чистильщикам по-любому должна подойти помощь, а нам ее ждать не от кого. Да и с ранеными после поднятого шума уйти не удастся, бросить их мы все равно не сможем. Как ни крути, а финиш в любом случае один. Оставался прежний извечный вопрос: сдохнуть, как собака, или уйти в компании нескольких ублюдков, которые считают нас легкой добычей?

Не помню, в какой книге я вычитал интересную мысль, но тогда я ее очень тонко прочувствовал. Все хотят жить долго и хорошо, но редко кому это удается. Потому что другие мешают хорошо жить. А вот красиво умереть каждый может, но не каждый способен воспользоваться таким шансом. Лежа в траве, я полностью отдавал себе отчет, что мне выпала возможность умереть красиво. Как верующий человек, я хотел думать, что жизнь после смерти продолжается. Представился удобный случай это проверить.

Со стороны МТЛБ в нашу сторону раздались несколько автоматных очередей. Уже начинало смеркаться, и «сепары» не рискнули сунуться в густую «зеленку» вслед отступающей группе. На всякий случай обстреляли посадку из автоматов и ушли. Но тогда мы не знали, что Господь решил очередной раз за прошедший день сохранить наши жизни и внушил нашим врагам, что не следует нас преследовать, потому что в «зеленке» могут быть растяжки, а доведенные до крайности отчаянные люди устроят засаду.

Мы залегли в траве среди кустов и готовились встречать «чистильщиков». Так как долгое время никакого движения со стороны «сепаров» не наблюдалось, Прапор решил выдвинуться им навстречу, но вмешался Филин. Он, не терпящим никаких возражений голосом, остановил Прапора:

— Куда? Лежать! Ждем.

При этом Виталий стал перемещаться к правому от нас краю «зеленки» и немного вперед, решив занять позицию для того, чтобы, когда начнется бой, нанести «сепарам» удар с укрытия с правого фланга.

Наше ожидание, казалось, длилось целую вечность, но на нас так никто и не вышел. Когда мы поняли, что угроза миновала, то снова собрались все вместе, чтобы решить, что делать дальше. Наши ряды поредели, так как экипаж МТЛБ в полном составе ушел дальше по посадке и больше мы их не видели. С ними же ушел и раненый разведчик из 93-й бригады. Как выяснилось много позже, они самостоятельно добрались до Комсомольского, где встретили наших ребят из батальона «Днепр-1», с которыми эвакуировались до Волновахи, но по какой-то причине не сообщили им о том, что видели нас. Осталось тринадцать бойцов. Из которых десять раненых. Четверо тяжело — двое из них не способны самостоятельно передвигаться.

Павел Рудич, позывной Сталкер, и Владислав Безпалько, позывной Союз

С наступлением темноты на чистом небе появились луна и звезды. Найдя Полярную звезду, мы определились со сторонами света. Вместе с темнотой наступал и ночной холод. Союза начало знобить. От большой кровопотери он был очень бледен и казался мне почти безнадежным. Я подложил ему под голову свою каску и стал искать, чем бы его укрыть. Не найдя ничего, кроме своего бронежилета, я укрыл им Влада, а сам прилег рядом и теснее прижался к его спине, пытаясь хоть как-то согреть и согреться самому. Большинство из нас были легко одеты. У меня поверх футболки был накинут бронежилет и разгрузка. Температура воздуха +10. Чтобы согреться, мы укладывались спина к спине и укрывали самых тяжелых бронежилетами. Лежащих на носилках Костю и Олега также укрыли, уже не помню чем. Прапор и другие уцелевшие осторожно, не создавая лишнего шума, начали вырубать и обламывать в густых зарослях узкий проход, чтобы при выходе из «зеленки» пронести носилки с ранеными.