Крутые повороты - Александр Борин

— Костя, — сказала Наташа.

— Да?

— Сядь, — она показала на диван рядом с собой.

Он поставил чайник на стол. Но тут же поправился и переставил его на фаянсовую подставку.

— Я читал где-то, — сказал Попов, — что благородный человек берет всегда чуть-чуть меньше, чем ему положено…

Она взяла его руку в свои ладони.

Кажется, он этого не заметил.

— …А отдает, наоборот, чуть-чуть больше, чем положено… — сказал он.

Она нежно гладила его руку.

Он обернулся к ней, печально улыбнулся.

— Верно, Наташенька?

— Костя! — сказала она.

Он замолчал.

— Почему мужчины такие болваны? — спросила она.

Он не смотрел на нее. Видел только собственную руку, которая лежала в ее ладонях.

— Я люблю тебя, — сказала Наташа. — Слышишь? Я тебя люблю…

Муж Наташи, Сережа Васильев, стоял в очереди у книжного магазина.

Очередь была на улице и двигалась чрезвычайно медленно.

На пороге магазина появилась решительная девица в синем халате.

— Не стойте, — сказала она. — Ровно в семь закрываю.

Часы на столбе показывали без десяти семь.

Очень медленно двигалась очередь.

Очень волновался Сережа Васильев.

Большая стрелка на часах коснулась цифры «12» именно в тот момент, когда Сережа подошел к двери магазина.

— Все, — сказала ему девица, — будьте здоровы.

На лице Сережи была великая печаль.

— Я умоляю, — сказал он.

Девица удивленно посмотрела на него. Она привыкла, что покупатели чаще всего скандалят, иные, бывает, заигрывают, некоторые даже канючат, но к таких словам девушка не привыкла.

— Ишь ты! — усмехнулась она. Сознание, что в ее лишь власти пропустить или не пропустить этого парня, было ей приятно. — Стихами увлекаетесь? — спросила она.

— Не я, — объяснил Сережа. — Жена… Она о Цветаевой сколько лет мечтает… Продавщица с любопытством его разглядывала. И вдруг посторонилась, пропуская парня в магазин.

— Ишь ты, — сказала она. — Кто-то еще своих жен любит… Чудеса!

…С томиком стихов в руке Сережа Васильев вбежал в квартиру.

— Наташа! — крикнул он.

Ему не ответили.

— Наташенька! — повторил он.

В передней появилась Вера Захаровна.

— Ее нет, — сказала она.

— Звонила? — спросил Сережа.

— Нет.

…Втроем — Вера Захаровна, Павел Романович и Сережа — ужинали на кухне.

Все молчали.

Сережа чему-то улыбался.

— Цветаева — это большая редкость! — сказал он.

Вера Захаровна кивнула…

…Сережа сидел в своей комнате и читал книгу. Вошла Наташа.

Он бросился к ней.

— Наташа, я Цветаеву купил!

Она рассеянно улыбнулась.

Он ее обнял. Стал целовать.

— Здорово, да? — говорил он. — Ты мечтала, правда?

— Мечтала, — рассеянно ответила она.

Он целовал ее, а она стояла неподвижно, не шевелясь, будто окаменела.

— Я сейчас, — неожиданно сказала Наташа и вышла из комнаты.

…Теперь в кухне были Вера Захаровна, Павел Романович и Наташа.

— Вера, — терпеливо сказал Павел Романович. Он, видимо, хотел ей что-то объяснить.

Она резко обернулась к нему.

— Bce, что ты можешь мне сказать, я знаю! — бросила она.

Григорьев вздохнул. И тихо вышел за дверь.

В кухне остались мать и дочь.

Они молчали.

— Наташенька, — из глубины квартиры позвал жену Сережа Васильев.

Она не отозвалась.

— У твоего мужа золотое сердце! — резко сказала дочери Вера Захаровна.

Наташа пожала плечами.

— Золотое, — согласилась она. — Золотое… Ну и что?

…Сережа Васильев лежал в постели — в их комнате, на их широком двуспальном диване.

Он улыбался.

— Наташенька, — позвал он. — Где ты?

…Она сидела на кухне и плакала.

— Наташенька! — донеслось сюда.

— Иду, — сказала Наташа, не поднимаясь с места. — Иду…

В шестом классе «А» шел урок.

Учительница объясняла новое задание.

А тем временем мальчик Костя Попов что-то заворачивал в бумажки, надписывал их и рассылал по рядам.

Вот получил один ученик. В бумажку был вложен рубль и записка: «Мой долг за Ленинград. Попов». Ученик удивился. Посмотрел на Попова. Тот сидел, надменный, невозмутимый.

Получил записку с рублем толстый Петька Федотов. В ней написано: «Подавись, скотина». Петька побагровел весь.

Получил записку и Володя Азаров. Как ошпаренный посмотрел на Костю Попова:

…Во время перемены в школьном дворе Азаров и Костя Попов стояли друг против друга в окружении ребят.

— …Дурак, — говорил Азаров. — За что ты ребят обидел?

— Почему обидел? За меня вносили… Я отдал…

— Так не отдают, — сказал Азаров.

— А как отдают? — спросил Костя.

— Не знаешь? — спросил Азаров.

— Нет, не знаю, — сказал Костя.

— Это… — сказал Азаров. — Ну все равно что плюнуть ребятам в лицо.

— Почему? — спросил Костя.

Однако толком объяснить Азаров не умел. Он стоял, пыхтел, и лицо его было страдающим.

А Костя, наоборот, был сейчас совершенно спокоен. И абсолютно уверен в себе.

…В это время к школе бежала девочка. Вбежала во двор. Увидела толпу ребят. С краю стоял толстый Петька Федотов. Задыхаясь, девочка спросила, его:

— Костя… Где Костя?

— Не мешай, Ленка, — сказал Петька. — Брат занят.

— Пусти! — крикнула девочка.

Но Петька расставил ноги и спиной загородил ей дорогу.

Она забарабанила кулаками по его спине.

— Пусти!.. Костя!.. — крикнула она.

Все обернулись. Толпа расступилась.

Она бросилась к Косте, вцепилась в него.

— Ну чего тебе? — сердито спросил Костя. — Чего надо?

— Папа… — сказала Лена и замолчала. Очень трудно было это произнести. — Папа… умер…

На кафедре была одна Наташа. Сидела и что-то печатала на машинке. Вошел незнакомый студент. Остановился у порога.

— Да? — сказала Наташа, подняв голову.

— Константин Иванович будет сегодня? — спросил студент.

— Нет, сказала Наташа. — Ни сегодня, ни завтра… На конференции… Студент кивнул. Он потоптался на пороге.

— Тогда я оставлю… — сказал он и положил на стол свернутый лист ватмана.

— Оставьте, — сказала Наташа.

В это время открылась дверь, и в комнату вошел Попов.

— Какими судьбами? — удивилась Наташа. — Уже кончилось?

— Нет, — сказал Попов и вопросительно обернулся к студенту.

— Вот принес… — сказал тот.

— Хорошо, — сказал Попов. — Идите. Я погляжу.

— До свидания, — попрощался студент.

— До свидания, — ответил Попов.

Студент вышел.

— Ты чего приехал? — спросила Наташа. — Забыл что-нибудь?

Попов молчал.

Костя, — сказала Наташа. — Что-нибудь случилось? — в голосе ее прозвучало беспокойство.

Он пристально смотрел на нее.

— Я очень… хотел тебя видеть, — после долгой паузы произнес он. — Сегодня. Сейчас.

На секунду лицо ее застыло, но тут же расцвело от счастья.

— Костенька, — шепнула она.

А он, кажется, никогда еще в жизни не испытывал такой растерянности, такого смятения…

— Мне необходимо было… немедленно… тебя увидеть, — тихо, угрюмо, почти враждебно повторил он и вдруг, опустившись перед ней на корточки, стал целовать ее руки.

Наташа и Попов лежали рядом.

Он гладил ее волосы.

— Костенька, — сказала она. — Родной мой…

Задумчиво он произнес:

— Знаешь, я и прежде, бывало, увлекался женщинами… Цветы, конфеты… Но прежде я никогда не выключал свой мозжечок…

Приподнявшись на локте, она слушала его.

— …Свою кибернетическую машину, — сказал он. — Потому что… понимаешь… я всегда боялся перед женщиной… разоружиться…

— Но это же ужасно, Костенька, — произнесла она после паузы.

— Что? — он понял по-своему. — Что вдруг потерял голову, всякий контроль над собой?.. Но потому, наверное, что люблю тебя…

Она внимательно его рассматривала.

— Да, люблю, — повторил он. — Люблю!.. Слышишь? — он страстно, горячо стал целовать ее руки, плечи.

Не отрываясь, смотрела она на Попова.

— Костенька, — очень тихо произнесла Наташа, — ты меня уговариваешь… или, — она горько улыбнулась, — или… самого себя?

По длинной аллее парка бежали двое. Бежали небыстро, тренировочной трусцой — теперь это называется: убегать от инфаркта. Бегуны приблизились к нам, и мы узнали Павла Романовича Григорьева и Степана Гавриловича Никитинского. На обоих были трикотажные спортивные костюмы.

— Дышите носом, — на ходу посоветовал Григорьев.

— Не разговаривайте, — попросил Никитинский. — Пыхтите как паровоз.

— Сейчас… придет… второе дыхание, — с трудом вымолвил Григорьев. Он действительно задыхался.

В конце аллеи находилась скамейка. Никитинский добежал, сел на нее. Григорьев с великим облегчением опустился рядом.