Крутые повороты - Александр Борин

Александр Борисович Борин

Крутые повороты

Повесть и очерки

От автора

Как-то, по делам службы, присутствовал я на одном высоком научном собрании. Обсуждалась идея перспективная и в то же время крайне рискованная, дерзкая. Эксперт, докладывая материал, говорил долго, важно, основательно, не уставал перечислять все преимущества новой идеи, однако тут же предостерегающе подымал палец. «С одной стороны, идея, конечно, ценная, — говорил эксперт. — Однако, с другой стороны…» — и он сокрушенно и многозначительно смотрел на председательствующего.

Председательствующий, крупный ученый и энергичный, живой человек, слушал молча, сосредоточенно, но вдруг перебил оратора.

— Понятно, — сказал он. — Ситуацию вы обрисовали очень подробно. Спасибо… Ну а сами-то вы — как? «За» или «против»? Ваша позиция?

Это собрание и этого председателя вспомнил я, оказавшись неделю спустя у одних своих друзей. Никаких деловых разговоров здесь не велось. Вопрос обсуждался сугубо житейский: взрослый сын моих друзей недавно женился, и речь теперь шла о том, жить ли молодым вместе с родителями или постараться поскорей разъехаться. Говорила многоопытная мать семейства. «С одной стороны, — рассуждала она, — им, конечно, нужна наша помощь. Разве сами они с хозяйством справятся? А пойдут дети!.. Но, с другой стороны, молодые с первых же шагов должны приучаться к самостоятельности. Должны свой собственный дом создать, свою семью… Если не сейчас, то когда же?»

Отец семейства насмешливо посмотрел на нее.

— Что-то не пойму я тебя, дорогая, — сказал он. — Разъехаться — не разъехаться… Хорошо — плохо… А сама-то ты что считаешь? Твоя позиция?

Как часто, по самым разным поводам слышим мы эти короткие, требовательные два слова: «Твоя позиция?»

На работе. Дома. В дружеском кругу-. В неожиданно начавшемся споре. В долгом и трудном выяснении истины…

Но прежде всего, раньше всего, громче всего задаем мы этот вопрос самому себе. Наедине с самим собой. По крайней мере, должны задавать…

На ваших глазах карьерист идет в гору, все и всех кругом круша, топча сапогом. Окружающие, однако, упорно не замечают этого, не хотят замечать, не желают связываться с опасным человеком. Понятно: свяжешься — хлопот не оберешься. Ну а вы? Вы-то сами? Какова ваша позиция?

Заведомо неправильное техническое решение собираются воплотить в жизнь. Это может обернуться миллионным ущербом, на долгие годы отбросить нас назад. Остановиться, исправить ошибку? Но ведь затрачены уже огромные средства, разработка принята, одобрена, за ней стоят авторитетнейшие проектные организации. Кому охота затевать с ними конфликт, распрю? Ну а вы? Вы, честный, принципиальный человек? Какова ваша позиция?

Невинному грозит расправа, а виноватый ловко уходит от ответственности. Окружающие все видят, знают, но — опять же! — вмешаться в такое дело значит на долгие годы забыть о спокойной жизни. А для некоторых своя тихая жизнь гораздо дороже чужой справедливости. Ну а вы? Вы, сердобольный, порядочный человек? Вы тоже согласитесь молча наблюдать, как страдает невиновный? Какова здесь ваша позиция?

Раскроешь утром свежий газетный лист, вчитаешься в еще пахнущие типографской краской строки, и будто нацелен на тебя строгий вопрошающий перст:

— Ваша позиция?

В театр придешь. На сцене кипят страсти. Страдают, борются друг с другом герои. Одни побеждают, другие проигрывают… А с авансцены как удар шпаги — не спрячешься, не отвернешься:

— Ваша позиция?

Откинувшись на спинку кресла, смотришь интересный фильм. Лихо развивается сюжет. Острая, захватывающая фабула. А с экрана — крупным планом, громче, чем из ста громкоговорителей:

— Ваша позиция?

Но вот о чем я сейчас думаю: как часто мы не слышим или, вернее, не хотим услышать этот прямо обращенный к нам вопрос. Всеми правдами и неправдами, под любым предлогом стараемся не задать его себе.

Мы охотно прислушиваемся к своим эмоциям, к своему настроению, примериваемся: а какие тут ждут нас последствия — приятные или не очень? Симпатиями или антипатиями своими руководствуемся. А вот о своей единственной позиции забываем себя спросить. Или стараемся забыть…

И оказывается тогда: поступки наши — отдельно, а позиция — отдельно.

На словах она одна, красивая и благородная, а на деле — совсем другая.

Что из этого может получиться?

Очень плохо может получиться. Хуже некуда…

О том, как непросто бывает иной раз выработать свою собственную правильную позицию, как нелегко бывает этой своей правильной позицией всегда руководствоваться и что, увы, происходит, когда от этой своей позиции мы вольно или невольно отступаем, уклоняемся, — и расскажет эта книга.

Нам предстоит встретиться с героями некоторых документальных историй. Мы посетим одну дружескую новогоднюю встречу, которая закончилась, однако, не дружески. Познакомимся с человеком, старавшимся жить только по правилам, и узнаем, что из этого вышло. Пройдем по следам выдающегося события, начавшегося давным-давно, 29 сентября 1913 года, в день загадочной — до сих пор тайна! — гибели знаменитого изобретателя Рудольфа Дизеля. И участники этого события подадут нам пример великой и страстной борьбы за свои идеи, за свою выстраданную, выношенную главную жизненную позицию.

Но прежде — одно скромное судебное дело. Мелкое, неприметное. Не уголовное даже — всего-навсего бытовое, гражданское. Слушалось оно некоторое время назад в народном суде Советского района города Омска.

Глава первая

Брать и давать

Безнадежное дело

Савченко Тамара Васильевна — сорок один год, одинокая, работает поваром в школе-интернате — предъявила иск своему отцу, Громову Василию Семеновичу, о взыскании семисот шестидесяти шести рублей. Четырнадцать лет назад Громов с матерью Тамары Васильевны построили однокомнатную кооперативную квартиру. Недавно мать умерла, и семьсот шестьдесят шесть рублей составляют как раз часть паенакопления, причитающуюся дочери по наследству. Громову семьдесят шесть лет, он инвалид Великой Отечественной войны. До недавнего времени имел вторую группу инвалидности, ходил, немножко работал (вязал веники). А начался судебный процесс с дочерью — старика разбил паралич. Лежит прикованный к постели. Группу инвалидности дали первую.

В суд Громов явиться не смог, и тогда из суда позвонили в военкомат Советского района, попросили выделить представителя для защиты интересов инвалида войны. Задание получил член комитета содействия офицерам, подполковник в отставке Александр Григорьевич Сегал.

Во время слушания дела Тамара Васильевна держалась стойко: полагается ей по закону? Отдайте. Подполковник Сегал спросил ее: да откуда ж отец возьмет сейчас эти деньги? Паенакопление из банка не изымешь — квартира пропадет. Где тогда жить? «Ничего не знаю», — сказала Тамара Васильевна. И объяснила: деньги ей не нужны, требует только от обиды. «От какой обиды?» — «Во-первых, отец грубо со мной разговаривал, во-вторых, зачем женился после маминой смерти?» — «Так взрослый же человек… И кто б за ним, парализованным, сейчас ухаживал? Вы живете отдельно». — «Ничего не знаю. Полагается — присудите. Надо еще проверить, какой он инвалид войны. Врет небось». — «Да как вы можете! Тяжело ранен под Смоленском. Лежал в госпитале. Есть все документы». — «Ничего не знаю. Полагается — присудите. Я ему не подарю».

Специальная общественная комиссия, семь человек, провела с Тамарой Васильевной «воспитательную беседу». Официально, под протокол. Ей говорили: что бы там в семье у вас ни происходило, нельзя вот таким образом сводить счеты с родным отцом. Бессердечно, аморально. Но, как сказано в протоколе, Савченко Т. В. «свои действия аморальными не признала».

Судья мне рассказывает: «С тяжелым сердцем шли мы в совещательную комнату… Семейные дела обычно потемки. Кто прав, кто виноват? Постороннему глазу очень трудно разобраться. Есть конкретная юридическая коллизия — ее и стараешься придерживаться. Но здесь… Старика разбил паралич. Беспомощный, неподвижный калека. А родная дочь… Ужасно. Но ведь юридически Савченко права! Понимаете? Умирая, мать оставила завещание в ее пользу. Деньги полагаются ей по закону. Написать в решении: «По закону полагается, но отказывать, потому что совесть протестует»? Невозможно. Хорошо знаем, к каким бедам приводит любое отступление от закона, чем бы оно ни мотивировалось… Скажу вам, безнадежное это было дело: душа болит, а иск удовлетворить мы обязаны».

И суд вынужден был — повторяю, вынужден — вынести решение: взыскать с Василия Семеновича Громова в пользу Тамары Васильевны Савченко семьсот шестьдесят шесть рублей. Не всю сумму сразу, но ежемесячно из пенсии отца — девяносто девять рублей — дочь будет забирать девятнадцать рублей восемьдесят копеек. Пятую часть.