Исповедь на подоконнике - Ева Таксиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есенин с ребятами быстренько убежали в сторону прохода на территорию зоопарка, Ваня перекрестился, досчитал до трех и сразу услышал гневный шепот Адама:
— Почему ты ему про нас не говорил?
— Не находилось момента. — начал оправдываться Есенин.
— Мы же твои друзья.
— Не всем обязательно знать подробности моей жизни. — язвительно тявкнул он. — Все, закрыли тему. Пойдем собратьев Чехова смотреть. — Ваня направился в сторону корпуса с обезьянами.
Все четверо переглянулись, пожимая плечами. В целом, все логично: это Есенин — никогда не знаешь, что он выкинет в этот раз. Товарищи остановились около большой клетки с носящимися лемурами. Эти маленькие серые обезьяны скакали, словно дуновения ветра, врезались в стекла, чем напугали застывшего Булгакова. Они прижимались к друг другу, поднимали свернутые в овал хвосты, напоминающие чем-то проволоку. Их шерстка короткими столбиками была накрыта солнечным одеялом. Женя достал из рюкзака блокнот и карандаш и, пока остальные парни наблюдали за поведением животных, начал зарисовывать.
— У некоторых лемуров длина хвоста превышает длину тела. — спокойно произнес Базаров.
— Идем дальше! — контрастно громко закричал Есенин.
— Нет, парни, подождите. Я хочу нарисовать одного.
— Если ты очень хочешь накалякать обезьяну, то достаточно будет автопортрета. Идем, идем. Там росомаха бегает. — потянул его за плечо Ваня.
— Да сам ты росомаха! Идите смотрите, я подойду.
— Заблудишься.
— Клетка напротив, — закатил глаза Женя.
Есенин отцепился от него, высунул язык и произнес:
— Чехов — обезьяна. — сунув руки в карманы и повернувшись на носках, парень ушел в сторону бегающего хищника, все, кроме художника, направились за ним.
Небольшое по размеру коричневое существо, напоминающее недоростка-медведя, шаталось из угла в угол клетки по ровной траектории. Сколько бы товарищи не стояли, наблюдая, росомаха ход не поменяла, лишь один раз уткнулась когтями в стекло, видимо, пытаясь съесть Булгакова.
— Росомаха может убить добычу в пять раз больше себя. — решил покичиться знаниями по биологии Базаров.
— Жесть. Как вы думаете, если Чехова с этой штукой оставить, то кто кого первый съест? — раскинул руки Ваня.
Коровьев закатил глаза со всего своего морализма, Витя принялся рассчитывать, а Булгаков не задумался ни на секунду.
— Обезьяна очевидно слабее росомахи.
— Хорош! — протянул Есенин и пожал руку Саше.
Адам, решивший игнорировать шутки своих друзей, поднял голову и принялся рассматривать желтый советский дом, в который упиралась клетка с хищником. Он казался чем-то необъемлемым и высоким, как само небо. А под светом утреннего солнца так вообще потерял реальность и объективность, лишь отражал лучи великого светила.
— Круто здесь жить, наверное, — задумчиво пробормотал музыкант.
— Что крутого? Проснулся, а с тобой росомаха. — стукнул его по плечу писатель.
— У меня такое каждый день. — послышался сзади голос Чехова, успешно добравшегося до друзей. — Есенин — росомаха.
— Ну, это покруче, чем обезьяна, звучит. — Ваня уставился на блуждающее животное. — Чего он ходит и ходит? Может, он бешеный?
— Энергичный просто. Я же говорю, это ты. Пойдем, парни, я увидел там указатель на павильон ночных животных. — Чехов заручился всеобщими кивками и зашел в корпус обезьян.
Вообще, зря он это сделал. Проходя мимо любого животного, слышался радостный крик Есенина: «это ты!»
— Гляди, Чехов, какой волосатый обезьян! Это ты. Ого, а этот банан выронил. Ну вообще ты.
Женя закатил глаза и потрепал беспечного друга по голове. Вся пятерка спустилась вниз и начала оглядываться. Вокруг стояла полная темнота, и лишь редкие ультрафиолетовые лампы озаряли пустоту этого сумрака. Глаза отказывались привыкать, поэтому Ваня еще на входе успел врезаться в старушку и чуть не сбил ее с ног.
— Чехов, ты нас сюда привел, чтобы от обезьян подальше уйти? Это какой-то семейный конфликт? Банан не поделили?
Все парни уже перестали воспринимать насмешки своего рыжего друга в штыки, поэтому лишь спокойно улыбались на все его слова. В один момент Есенин сорвался с места и бросился к клетке, само собой поскользнувшись на влажном полу. Он не упал, ведь успел схватиться за ограждение перед стеклом. Поэт раскрыл рот и начал оглядываться.
— Это что за Бобик? — выкрикнул он, заставив тем самым всех товарищей подойти к стеклу.
За ограждением круги наворачивало подобие слона, правда, с волосами, тупым рыльцем и огромными острыми ушами. Это нечто гуляло по углам, нюхало землю и что-то жевало своими крошечными инопланетными зубами. Коровьев склонил голову, разглядывая зверя, казавшегося в темноте пришельцем, правда, упавшим с летающей тарелки, отсюда немного помятым. Базаров прочитал надпись на табличке, приклеенной высоко в углу.
— Это трубкозуб.
— А как он так? А почему? А зачем у него уши такие? А он может меня съесть? Жесть он, конечно, забавный. Я его люблю. — перебивал самого себя по-детски удивленный и схватившийся за голову Ваня. — Чехов, а почему у нас такой штуки нет дома?
Женя выждал паузу и цинично выпалил:
— Дорогой, нашим детям нужна новая обувь.
— Жень, а ты можешь эту собаку зарисовать? Ну вы посмотрите, какие уши! Жесть. — Ваня очень ярко вопил это на весь зоопарк, казалось, что даже на другом конце было слышно удивление парня от этого причудливого создания. — Чехов, ты вырубаешь смотрителя, а я забираю трубкозубра.
— Трубкозуба.
— Неважно. Чехов, давай на раз-два-три.
Женя закатил глаза, и Есенин цокнул. Он скрестил руки, помахал напоследок удивленному животному и начал отстраненно шататься у клеток.
— Я сегодня же тату набью с этим недоразумением. Где, думаете, лучше: на ноге или на плече?
— На плече больше подходит, у тебя на ноге банан нарисован. — серьезно вступил в разговор Адам.
— Так вот почему меня так Чехов любит! — подмигнул товарищу Ваня.
Спустя несколько минут блужданий по темным коридорамдрузья вышли на свет. Без особого интереса они посмотрели на худых, словно палки, жирафов, делящих одно поле на двоих с зебрами, и некоторое время постояли у вольера с медоедами, но тем было, видимо, совершенно все равно, поэтому этих зверьков увидеть не удалось. Булгаков и Базаров сели отдохнуть, а Коровьев и Есенин, полные сил в любое время суток, подошли к импровизированной горе, по которой гуляли козлы с закрученными рогами. Один из козлов застрял в деревянной кормушке с сеном и очень жалобно блеял, царапая крышу над собой.
— Это ты. — спокойно произнес Ваня, Адам засмеялся.
— Парни, — прозвучал голос Саши. — А вам не кажется, что кого-то не хватает?
Есенин переглянулся с Коровьевым, Базаров указал на себя, как бы подтверждая, что он на месте.
— Так. — выпрямился Есенин
