Литконкурс Тенета-98 - Автор неизвестен

За окном замолчали. Охранник задумался и была слышна частая дробь стучащих о стекло его пальцев. Дана терпеливо ждала.

— Позвонить? — сказал он, наконец. — Давай, я позвоню, только скажи номер.

…Рыжий обмер. Такого простого крушения он и не ожидал…

— Номер? — Дна задумалась. Вновь потопталась на месте. Вторая кнопка с того краю, где…Нет, не вторая. Я так не знаю, захныкала она — мы недавно переехали. Я могу жать на кнопки, а так не помню. Чертовы мальчишки, чертовая кошка!..Я могу нажимать на кнопки, а так не знаю, еще не знаю, это новый телефон. А старый я знаю — пять, семь…

— Старый не надо — охранник вздохнул. — Хорошо, заходи, понажимай на кнопки.

…Рыжий чуть качнул кистью и Доб подмигнул в ответ. Не замечая того, все трое чуть присели в коленях, как кошки перед броском…

Загремели замки, дверь приоткрылась. Лохматая голова высунулась наружу.

— Эй, заходи… — и тут он увидел Рыжего.

Удар тут же отбросил его назад, он влетел внутрь и, прежде, чем тело его коснулось пола, Рыжий уже был внутри. Мимо вихрем пронеслись Зубик с Добом, пропустив их, он протянул руку наружу и втянул Дану. Дверь захлопнулась.

— Открывашка, вперед!

— Свет — торопливо зашептал Зубик. — Мне нужен свет.

Пошарив на стене, Доб отыскал кнопку выключателя и помещение залил синеватый подрагивающий свет люминесцентной лампы…Они стояли посреди бывшего операционного зала — стойки были уже сняты и увезены, из стен и потолка торчали неопрятные пучки проводов.

— Сейф прямо, деревянная дверь — сказал Доб.

Рыжий подскочил к двери.

— Заперто.

Он резко ударил ногой, захрустела фанера, заскрипел выгибающийся замок. Еще один удар, и дверь распахнулась, взметнув облачко строительной пыли. В задней стенке кабинета, где еще стояла накрытая пластиком мебель, тускло блестела металлическая плита.

Оживившийся Зубик прошел вперед, на ходу раскрывая небольшой кожаный саквояж с инструментом. Присвистывая, он опустился на колени рядом с дверцей и жестом жонглера вытащил наружу нечто изящное, членистое, блестящее…

— Как он там? — Рыжий вернулся к Добу и девчонке, предоставив Зубику колдовать одиночестве.

— В отключке — определил Доб. — Надо оттащить его отсюда, от входа.

Взявши охранника за обе ноги они поволокли его в боковую комнату, туда, где и был его пост.

Дана молча смотрела, как лицо человека, с наливающимся краснотой пятном на переносице, проплывает мимо нее. Он был совсем молод, она успела отметить пухлые посиневшие губы, серебряный крестик на цепочке, который сейчас выпал из-за воротника и вытянулся назад, застряв в волосах позади уха.

Рыжий включил свет в комнате, потом нажал кнопку стоящего на столе магнитофона. Взвизгнули скрипки, прерванные на вершине звенящего скерцо.

— Для поднятия духа — он посмотрел на часы. — У нас есть двадцать минут и пять — неприкосновенный запас.

— Зубик — гений — спокойно заметил Доб.

Они вышли в зал, где стояла Дана.

— Посмотри, как там у Зубика — приказал Рыжий. Доб молча ушел. Рыжий вновь опустился на корточки перед Даной. Взял ее за руку.

— Мы должны были так сделать. Он не хотел пускать, а здесь наши вещи…Ты понимаешь?

— Как я разговаривала? — спросила Дана. — Хорошо?

— Ты… — Рыжий замешкался, нерешительно отпустил ее руку. Ты говорила очень хорошо. Ты крутая девчонка — он улыбнулся Когда подрастешь, возьму тебя в жены. Пойдешь?

— Посмотрим — не раздумывая, сказала Дана.

Вернулся Доб.

— Он говорит, что управится за десять минут. Как наша маленькая помощница? — он игриво протянул руку к ее голове, но, наткнувшись на взгляд серых глаз, отказался от этого намерения.

Рыжий встал.

— Доб, мы с тобой доводим девушку, а Зубик — сразу на вокзал. Билеты у него?

— Да.

— Пусть ждет нас в буфете…И если хоть рюмку…

— Он ползет — тихо сказала Дана.

— Чего? — не понял Рыжий.

— Он ползет — повторила она. И указала пальцем.

Очнувшийся охранник медленно, тяжело переставляя локти, подбирался к столу. Он не видел ничего вокруг — заплывшие глаза указывали ему лишь на смутные контуры мебели, а музыка, его музыка, визгливо билась сейчас в раздираемую болью голову.

Рыжий почувствовал, как сердце громогласно выплеснуло волну крови в мозг и в ней, вопя, тонули все трезвые мысли, всякая способность к спокойному рассуждению…

Доб подскочил первым, ударом ноги отбросил ползущего к стене. Охранник хрипло вздохнул, сжался, прикрывая ребра, но рука его все еще продолжала тянуться к кнопке экстренного вызова под днищем стола. Наклонившись, Доб резко дернул его назад, на себя, оттащил назад по гладкому линолеуму, вжал в стену с такой силой, что голова глухо стукнула о бетон и тут Рыжий, не разбирая уже ничего, запрыгнул прямо на раскрытую пятерню на полу, каблуком расплющив хрустнувшие пальцы. Будто со стороны, даже с некоторым удивлением, слышал он вопль человека на полу, наблюдал, как носок его ботинка устремляется к опавшей на пол голове, прямо туда, где отбегают ото лба пряди волос, как от его удара голова снова бьет о стену и изо рта вязкой разлапистой струйкой летит кровавая слюна.

— Хватит! — заорал Доб. — Хватит, Рыжий!

— Певун… — бессмысленно шептал Рыжий. — Птичка!

— Хватит! — Доб обхватил его сзади, легко оттащил в сторону, к проему двери.

— Заложить, заложить хотел! — Рыжий брыкнул ногами, ринулся снова вперед, но и тут Доб сдержал его, сильным толчком отбросив назад.

— Что с тобой, Рыжий, ей, старик, очнись, что с тобой!?

Тяжело дыша, Рыжий смотрел, набычившись, перед собой. Вдруг резко схватился за виски, растер их так, что складки кожи забегали вокруг кулаков. Потом отнял руки от бледного, в мелких каплях пота, лица.

— Голова, голова болит, Доб…

Он вздохнул, пытаясь перевести дыхание, сглотнул слюну.

— Затрахало все. Расклеился. Не сдержался.

— Надо уходить — сказал Доб. — Где там Зубик?

Он выскочил в зал. Рыжий прошел за ним. Затем, у самого выхода, оглянулся. Охранник лежал неподвижно, крови теперь натекла целая лужица, она добралась до запрокинутой руки и впитывалась в белую ткань рубашки, расцвечивая крестики волокон. Секунду Рыжий молча смотрел, потом достал из кармана брюк носовой платок, накинул на ручку двери и, выйдя, захлопнул ее за собой…

Дана стояла посреди зала.

" А она будет похлеще меня, когда подрастет", внезапно подумал он, " похлеще меня".

Из кабинета вышел Зубик, а за ним Доб, с двумя увесистыми полиэтиленовыми пакетами, забитыми до отказа газетными свертками.

— Я слышал шум — радостно сообщил Зубик. — Но в это самое время дверка приоткрылась и мы не в силах были расстаться…Что-нибудь серьезное?

— Ерунда — сказал Рыжий и подмигнул Добу. — Уходим по быстрому.

Андрей Щупов

Два рассказа

ГОРОСКОП

За окном утренняя морось — нечто среднее между снегом и детскими плевочками. Будильник показывает десять, однако вставать нет желания, а что есть — непонятно. Утро принадлежит воскресенью, но это неправда. На самом деле все сегодня принадлежит тучам, серой хмари и ртутному столбику, застывшему чуть ниже нулевой отметки. Зима откровенно не уральская. Все соответствует самым грустным прогнозам экологов: температурные катаклизмы, парниковый эффект, начало конца. Скоро отправится ко дну бедная Венеция, за ней — наш любимый Питербург, участь второй большой Атлантиды постигнет Нидерланды. Но хуже всего, что я один в четырех стенах — все равно как смертник в душной камере, как забытый матрос в утонувшей подлодке. Я не думаю о глобальном, я думаю только о себе. Тому есть причина. Даже самые расчудесные выходные не в радость, когда от вас уходят любимые жены. А моя ушла. Собрала сумку, погрозила изящным кулачком и ушла. Такой и запомнилась: глаза — зеленый дымчатый виноград, щеки — яблочно пунцовые, кулачок — крепкий, осуждающий… И была-то она у меня одна-единственная, и ту не удержал. Был бы мусульманином, может, и не переживал бы так, а тут грустно почему-то, тоскливо. И прямо с утра голова начинает медленно закипать.

Сам виноват, — думаю я и, глотая таблетку цитрамона, переваливаюсь на другой бок. Чтобы запить лекарство, надо встать и сходить на кухню, но вставать лень, и я закусываю цитрамон телевизором. Выступает кто-то из депутатов. Все знакомо до слез, до икоты. Таблетка встает поперек горла, я икаю и таращусь на телеэкран.

А там, разумеется, хорошие новости от пэдихрю: очередная коллективная голодовка сантехников, вал оглушающих открытий в области женских прокладок. Человечество чувствует себя остойчиво и уверено: зубы с утра до вечера защищает «Орбит», природные кингстоны тоже надежно перекрыты. Под занавес — самое сладкое. В качестве десерта подают известие о том, что американского президента вновь застукали с какой-то крашеной медсестричкой. Она, дескать, хотела дать ему аспирин, но от волнения перепутала с упаковкой «Виагры». Результат — вполне прозаичен: девица решительно отказалась от аборта, мамаша медсестры пригрозила судом, папаша пожелал набить морду лично. Но президентами не рождаются, президентами становятся. Хитрый глава скоренько объявил войну брехенвильцам, и потенциального зятька забрили в сержанты, тещу с дочерью отправили в санитарный эшелон. И вот уже летят невидимые «Стелз» с бомбами под треугольными крыльями. Столица Брехенвиля пылает, обиженные граждане сыпят нотами протеста. Только при чем здесь Америка, при чем здесь президент? Шерше ля фам! С нее и спросите… Эх, был бы я русским царем! Уж я бы навел порядок! Если б меня только назначили! Хоть на полгодика… Боже ж мой! Что бы тогда вокруг началось! Сказка! Рай! Без пяти минут коммунизм!..