Купленная революция. Тайное дело Парвуса - Элизабет Хереш

То, что немцы полагаются не только на Парвуса и его агентурную сеть, видно из действий, которые пускаются в ход разными отделами Генерального штаба за линией фронта. При этом разведслужбе, которой вменяется в обязанности планирование актов саботажа, например, сразу на месте, приходится нелегко, потому что начальник Генерального штаба Людендорфф полагает, что в связи с большими успехами в области радиошпионажа можно отказаться от информации агентурной службы. Кроме того, русская линия фронта так сильно уплотнилась, что о прямом проникновении позиций с агентами не может быть и речи.

Наконец, севернее реки Мемель выявляется брешь в линии фронта, где охрана со стороны русских войск ослаблена. Здесь Гемпп запускает ночью германскую разведгруппу, которую он формирует из добровольно законспирированных русских и польских евреев. Эти связные затем должны проникнуть на ближайшую железнодорожную станцию на русской территории в северном направлении.

Там из польских и литовских националистов, одержимых желанием отделиться от царской империи, набираются коллаборационисты и саботажники. Так, уже в первую военную осень поляк Томашевский приказал своему земляку Малиновскому по поручению немцев взорвать железнодорожные мосты между Белостоком и Варшавой за сто тысяч марок.

Параллельно с этим предпринимаются попытки подкупа командующих крепостями, как, например, уже упомянутого генерала Григорьева. Ведь крепость, взятая не разрушенной, представляет большую ценность, чем Разрушенная, кроме того, при этом экономятся как военная сила, так и средства. Так, иной стратегически важный вожделенный объект стоит полмиллиона рублей — только один в целом ряду трофейных объектов.

Как и Парвус, Гемпп тоже набирает агентов в Скандинавии, не отдавая ценнейших из них на произвол случайной зависимости от образования коридора на фронте. Они в качестве разъездных агентов официально ездят из Швеции в Россию. На русском побережье Балтийского моря можно легко завербовать балтийских националистов, которых за их деструктивные планы поддерживают зажиточные промышленники этих стремящихся к автономии стран.

Так, в распоряжении германской разведслужбы находятся люди разных профессий: от бумажных фабрикантов до лесничих, медсестер, торговцев и официантов — перечислены еще не все профессиональные группы которые докладывают информацию немецким контактным лицам о состоянии оружейных запасов или о перевозке войск, выведывают ценные сведения из окружения русского Генерального штаба, работая санитарами и санитарками в русских лазаретах, и передают в Германию, в качестве телеграфистов, только что вышедшие из Ставки царя приказы. Не говоря уже о бесценной информации, полученной из первых рук, которую передает торговец лесом, находящийся в дружеских отношениях с, вероятно, очень доверчивым зятем царя. Таким образом, Гемпп, а значит, и руководство германской армии знают о потерях русских, планах армейского руководства, блокаде железнодорожных линий для гражданского транспорта, планах наступлений, о решениях до сих пор колеблющихся стран (например, о вступлении в войну Италии) и о русском плане похода на Берлин, минуя Восточную Пруссию, в пользу Кракова и Бреслау — верх совершенства немецкой логистики и организации.

Что же касается революционной политики по плану Александра Парвуса, то кайзер Вильгельм имеет в лице своего посла в Копенгагене Брокдорффа-Рантцау не только послушного, но и внутренне убежденного и преданного слугу своего господина. Хотя он еще относительно молод, или благодаря этому на нем пока нет отпечатка усредненного прусского менталитета, и он не отличается закостенелым консервативным мышлением.

Дипломату, происходящему из старого немецкого дворянского рода (Холштейнер) с датскими корнями, в возрасте не старше сорока лет, три года назад, то есть в 1912 году, была доверена германская дипломатическая миссия в Копенгагене; причем до этого, в начале века, он находился на службе при царском дворе и в Вене. Брокдорфф-Рантцау — немецкий патриот. Но согласно его либерально-консервативной позиции, как по отношению к плану Парвуса, в сильном национальном государстве все классы и прослойки населения должны быть гармонично интегрированы. Имея особенно характерную для дипломата политическую дальновидность, Рантцау пришел к осознанию того, что возникший в результате стремительной индустриализации рабочий класс при небрежном отношении к его потребностям может превратиться в опасную силу, которая именно в военное время представляет собой при умном обращении положительный потенциал. Эта точка зрения для дипломата влечет за собой понимание и симпатию к задачам немецкой социал-демократии, а в дальнейшем и к задачам Парвуса.

Как лояльный подданный, германский посол, конечно, является пламенным поборником идеи превратить Германию в победоносную военную и мировую державу, в начале которой лежало бы уничтожение России. Мировую державу — потому что Рантцау мысленно видит перед собой как отдаленную цель «освобожденную» от династии Романовых и уменьшенную территориально Россию, которая была бы лишена власти как скромное государство «допетровских размеров», влачащее свое существование в зависимости от великого германского соседа, охотно позволяющее использовать себя в экономических интересах и тем самым помогающее Германии дать отпор английской колониальной империи, сломить ее господствующее положение.

Если бы внутреннюю социальную стабильность и внешнюю мощь Германии можно было пробрести за счет организованной дестабилизации России и уничтожения се величия, с Рантцау можно было бы согласиться.

Здесь интересы обоих собеседников, Брокдорфф-Рантцау и Парвуса, совпадают — по способу одного и по цели другого, а в остальном трудно себе представить более разных людей.

Когда Парвус в конце июля 1915 года прибывает в германское посольство для первой личной беседы, его успех у своего контрагента уже предопределен.

Массивный человек эпохи Ренессанса идет навстречу застенчивому интеллектуальному дипломату. Немецкий агент Циммер, который специально пребывает в Копенгагене, чтобы наблюдать за поведением Парвуса и подготовить его первую встречу с дипломатическим представителем германского рейха в Копенгагене, так описывает контраст между обоими мужчинами: «Парвус был евреем, эмигрантом, теоретиком, представителем богемы, полным жизненных сил бонвиваном, социалистом, к тому же капиталистом. Брокдорфф-Рантцау, напротив, олицетворял чувствительного, самоуверенного и преданного традициям аристократа, у которого даже внешне не проявлялось ничего общего со своим социалистическим визави. На его аскетично худом туловище восседала контрастно очерченная голова, напоминающая орлиную, с гладко зачесанными на пробор волосами. Внешность посланника ассоциировалась с внешностью культивированного вельможи, чья церемонная вежливость, однако, была смешана с крепкой долей скабрезной иронии…»

Домашний доктор Брокдорффа-Рантцау Янош Плеш, который, очевидно, прощупывал пульс исключительно в высших кругах политического потомственного дворянства и купленного за деньги, познакомился с обоими протагонистами независимо друг от друга и неосознанно в своем описании раскрывает тайну того притягательного действия, которое Парвус оказывает на Рантцау, и той ауры, окружающей революционного миллионера: «Меня пригласили в Цюрих к постели банкира Леопольда Коппеля, страдающего воспалением легких, владельца фирм «Ауэр» и «Осрам». Там я познакомился с человеком, который, вероятно, играл немалую роль в связях России с остальными европейскими странами в период первой мировой войны. Его имя — Гельфанд, а всем он был известен как Парвус. Роль его интересна, хотя весьма и весьма сомнительна. Он был гениальным шпионом — или, лучше сказать, гением шпионажа. Он создал сеть русских революционных эмигрантов. Он был закулисным руководителем, наделенным необычайной хитростью и бесстыдством; великий обманщик — но все же очень хорошо осведомленный. Этот человек имел строгие принципы, чем строже они были, тем больше денег он брал, чтобы отказаться от них.

Он заинтересовал меня как очень живой и дружелюбный собеседник, как человек с юмором и интеллектом. И это несмотря на то, что его внешность можно было назвать как угодно, только не привлекательной. У него было лицо бульдога с двойным подбородком и бородой, а его умные небольшие глаза заплыли жиром. Мощное туловище располагалось на коротеньких ногах, а когда он ходил, то широко размахивал руками, как будто стараясь удержать равновесие. Он курил большие дорогие сигары и пил шампанское, с которого всегда начинал свой день.

О нем рассказывали невероятные истории. Тогда его опорным пунктом был Цюрих, откуда он организовывал разведку и контрразведку. Для прикрытия он работал швейцарским агентом греческого торговца оружием Василия Сахарова. [12]