Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Дмитрий Николаевич Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты должна просить сама, — повторил свои вчерашние слова Мигель. — Это условие. Если ты хочешь, то ты попросишь. А если нет — то можешь вставать и уходить.
Я представила себе на секунду, как встаю и ухожу. Как бреду по жаркой улице среди людей — в позорном платье, без трусов, мокрая между ног…
— Прошу тебя, — сказала я срывающимся голосом. — Возьми меня.
— Встань на колени, — приказал Мигель, и я встала на колени, прекрасно осознавая что я делаю и что означает эта поза.
— Теперь повтори все это на коленях, — сказал мужчина, и я повторила.
После этого наступили минуты блаженства. Он владел мной. Я металась под ним, билась в оргазмах как сумасшедшая. Я была счастлива в те минуты.
— Мне нужно подмыться, — сказала я, когда все закончилось.
— Нет, — возразил Мигель. — Ты поедешь домой так. Ты будешь ощущать запах. Свой и мой. И ни на минуту не забудешь о том, что с тобой было…
Обратно меня вновь вез молчаливый Санчес. Только теперь я еще боялась, что он почувствует запах от меня, и это придавало мне еще больше робости перед ним.
Так продолжалось десять дней. Я словно горела в адском пламени… Мигель приезжал за мной, либо я сама садилась в машину и ехала к нему. Теперь я втянулась, и меня уже ничто не смущало.
Кроме некоторых вещей, при которых мне все приходилось переступать через себя каждый раз.
На десятый день, я как всегда вышла из дома и увидела красную машину Мигеля. Я бросилась к ней, но едва только распахнула дверцу, как увидела, что на водительском месте сидит араб Санчес.
— А где синьор Мигель? — спросила я растерянно. Я не ожидала такого. Тем более, что я как-то всегда опасалась этого юного араба. Не то, чтобы он был мне неприятен, нет. Он был красивый юноша. Но его вечная молчаливость… Как будто он все время что-то обдумывает…
— Он прислал меня, — сказал араб, сверля меня своими черными глазами.
— Вы повезете меня к нему?
— Да, — кивнул Санчес. — Садитесь.
Едва только мы отъехали от дома, как он вдруг, не поворачивая головы сказал:
— На вас надеты трусики?
«Как он смеет», — подумала я, возмутившись. Но тут же поняла, что если он спрашивает об этом у меня, значит он кое-что знает о привычках своего хозяина и его требованиях. А знать это он мог только от него самого… Не от меня же…
— Надеты, — сказала я спокойно, глядя в окно. На самом деле, в тот день я, встав с постели, машинально натянула их, а потом, собираясь к Мигелю, просто забыла снять.
— Снимите их, — сказал вдруг араб. Голос его прозвучал резко и твердо, совсем так же, как у самого Мигеля.
— Что вы сказали? — сначала не поверила я своим ушам.
— Я сказал, чтобы вы их немедленно сняли, — повторил Санчес.
Буря разыгралась у меня внутри. Возмущение, обида на Мигеля за то, что он рассказывает обо мне и о наших играх своему слуге… Чего только я не почувствовала в ту минуту.
Еще больше буря разыгралась, когда я поняла, что не могу противиться, и смирилась…
Медленно, как будто это были не мои руки, и не мое тело, я подняла платье и, чуть привстав, стянула с себя трусики. Подержав их несколько секунд в руках и не зная, что с ними делать дальше, я уронила их на пол машины.
Я вела себя так, словно это была и не я. Краем глаза я видела, как араб наблюдал за мной. Ты думаешь — это легко? Легко замужней даме из приличного общества перед молодым арабом-слугой задирать платье и снимать трусы?
Больше он ничего не сказал до тех пор, пока мы не приехали к уже знакомому дому.
В тот день Мигель «открыл» меня сзади… Это было ужасно. Он поставил меня на четвереньки, как страуса. Я опустила голову на ковер и легла щекой на него, подложив руки, а зад должна была поднять и выпятить как можно выше и дальше…
— Ты там еще девственница? — спросил он меня, возвышаясь позади.
— Да, — ответила я, дрожа всем телом в предчувствии натиска.
— Тогда тебе придется сначала нелегко, — сказал он и засмеялся.
— Не надо, пожалуйста, — вымолвила я жалобно.
— Потом тебе понравится, — хихикнул он и вдруг ковырнул у меня там пальцем. Я сразу испытала боль и неловкость от всего этого, но не посмела пошевелиться.
— Ты должна будешь к этому привыкнуть, — добавил мужчина. — Потому что мне очень нравится любить прекрасных дам таким образом.
После этого он овладел мной, и для меня это было мучительно. Я стонала, почти кричала и задыхалась. Ноги мои, широко расставленные, разъезжались по ковру.
Но потом, уже в самом конце, боль стала отступать и на меня накатило блаженство. Я кончила в первый же раз…
Мигель оставил меня стоять в том положении, на четвереньках, и смотрел, как я кончаю и не могу совладать с собой. Я трясла задом, подвывала от страсти, глаза мои закатились.
А он смотрел на меня с одобрительно-снисходительной улыбкой. Когда я наконец успокоилась, он сказал довольно:
— Вот видишь, я и на этот раз был прав. Подожди немного, и при некоторой тренировке ты так к этому пристрастишься, что тебе только это и будет надо. Только такой способ будет приносить тебе настоящее удовлетворение.
— Но я не хочу привыкать, — ответила я. — Я боюсь пристраститься.
Но Мигель только засмеялся.
Еще пару дней он имел меня только таким способом, и в конце концов я действительно стала привыкать. Теперь он требовал, чтобы я просила его и об этом. Сначала мне приходилось делать над собой усилие, но потом…
— Возьми меня, — бормотала я, стоя в этой унизительной позе перед ним.
— Попроси как следует, — говорил Мигель, стоя сзади и рассматривая подставленную ему задницу.
Я просила вновь, и чувствовала, как попка моя похотливо подрагивает перед ним. Мне было стыдно, но я не могла ничего с собой поделать…
— Скажи мне, куда ты хочешь, чтобы я тебя взял. В какое место, — говорил усмехаясь Мигель.
— Возьми меня сзади, — покорно просила я, и наконец после долгих моих просьб он брал меня так. И каждый раз я стояла на четвереньках и ждала, и просила. Я уже почти привыкла ко всему этому. Хотя и сейчас скажу, что это было очень тяжело. Стоять вот
