Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков

в соответствии с новым Уставом КПСС, то есть с ротацией трети его состава и одновременным обновлением состава Президиума ЦК. Фролу Козлову удалось добиться невключения в список, составленный аппаратом под руководством первого секретаря ЦК, Аверкия Аристова, Николая Игнатова, Нурутдина Мухитдинова и Екатерины Фурцевой.

Позднее, 14 ноября 1961 года, на собрании актива Московской городской организации КПСС первый секретарь МК и МГК Петр Демичев, который по иронии судьбы будет наследовать должности (в случае со столичным горкомом — опосредованно, в случае с Минкультом СССР — непосредственно) Екатерины Фурцевой, рассказав о приводимых на съезде фактах участия в репрессиях Вячеслава Молотова, Георгия Маленкова и Лазаря Кагановича, не преминул заявить: делегаты съезда и «все советские люди» единодушно выразили благодарность «Центральному Комитету, членам ЦК, товарищу Н. С. Хрущеву за его личное мужество, большевистскую стойкость и ленинскую принципиальность в борьбе с антипартийной группой»[336]. Демичев рассказал о большом, принципиальном значении установленного новыми Программой и Уставом КПСС порядка формирования партийных органов, который предусматривал периодическое обновление состава этих органов.

На трибуне Мавзолея В. И. Ленина. Слева направо — Л. И. Брежнев, Е. А. Фурцева, А. И. Микоян, Н. М. Шверник. Первый справа — Н. Г. Игнатов. 1961 г. [ЦГА Москвы]

«Принцип систематического обновления партийных органов в сочетании с необходимой преемственностью в руководстве полностью соответствует сущности нового этапа в политической организации советского общества, — вещал Петр Нилович. — Осуществление этого принципа создает благоприятные условия для критики и самокритики недостатков, дает возможность привлечь к активной партийной работе широкий круг коммунистов»[337]. Собственно, именно этот принцип обновления состава партийных органов и стал теоретическим обоснованием непереизбрания четырех цекистов, и в частности Екатерины Фурцевой, в Президиум ЦК КПСС.

После событий 1960 года вышвыривание проигравших из «узкого состава» ЦК было в целом ожидаемо и предсказуемо. Но это для нас уже постфактум. Тем, кто жил и работал тогда, многое представлялось иначе. Казалось бы: «А вдруг пронесет?» — этак по-русски. Не пронесло.

Предложения по персональному составу, естественно, лично вносил «царь Никита». С кем он предварительно обсуждал список, точно неизвестно, однако в выигрыше остался Козлов, которому удалось избавиться от последних серьезных соперников. Анастаса Микояна и Алексея Косыгина Фрол Романович в таковых не числил, да и избавиться от них был не в силах[338].

Неожиданно, по мнению Сергея Хрущева, за бортом оказался и Нуритдин Мухитдинов, который по странному «совпадению» в последние годы также не ладил с Фролом Козловым и даже просил Никиту Хрущева перевести его из секретарей ЦК КПСС в Совет Министров СССР — подальше от Фрола Романовича. Хрущев обещал подумать, но и тут вмешался Козлов, у которого имелся компромат на товарища по Секретариату. На Мухитдинова последнее время жаловалась жена: сильно пьет, а напившись, колотит и ее, и детей, ведет себя не так, как подобает коммунисту и члену Президиума ЦК, а как средневековый бай, коим он, собственно, и являлся. О пьянстве Мухитдинова доносил и Комитет госбезопасности — правда, с дополнением о моральном разложении Нурутдина Акрамовича, который-де проходу не давал женщинам из обслуживающего персонала, да еще и распускал руки. Куда-куда, а уж в Комитет госбезопасности «обслуживающий персонал» в штатском докладывал лично — по месту хранения трудовых книжек. Все эти жалобы и доносы Козлов приберег до Пленума ЦК КПСС, а потом вывалил на стол Хрущеву, убедив первого секретаря, что такому аморальному человеку не место в Президиуме. Мухитдинова спустили аж в Центросоюз — заместителем председателя. Он едва удержался в рядовых членах ЦК[339].

По воспоминаниям Нурутдина Акрамовича, он сам попросился в дни работы XXII съезда с поста секретаря ЦК, и Никита Хрущев счел вескими его доводы. Кроме того, резкое раздражение Хрущева и Козлова вызвал отказ Мухитдинова выступить на съезде с предложением о выносе из Мавзолея Ленина тела Сталина[340].

По заверениям Сергея Хрущева, Фурцева, Игнатов и Аристов догадывались, что в Президиум ЦК они не попадут из-за уровня занимаемых должностей (соответственно: министр культуры, председатель комитета заготовок Центросоюза и посол в Польше), но всё же надеялись на чудо. Мухитдинов же в результатах перевыборов не сомневался[341].

Всех четверых переизбрали в ЦК КПСС 30 октября. Пленум собрался уже днем 31 октября — в то время, пока верховный орган партии еще продолжал свою работу. Никто из них не стал даже кандидатом в члены Президиума, Мухитдинова не переизбрали также секретарем ЦК[342].

Предупредить, что их фамилии не включат в список для голосования, Хрущев, по свидетельству Сергея Никитовича, не желая неприятных объяснений, а в случае с Фурцевой — «и ее слез»[343], поручил Козлову. Вышло еще хуже. Козлов то ли действительно замотался в съездовской суете (на наш взгляд, это не про Фрола Романовича), то ли решил нанести удар исподтишка, чтобы «аутсайдеры» не смогли вовремя пробиться к Хрущеву. Так что Аристов, Игнатов, Мухитдинов и Фурцева узнавали о своей судьбе только по мере зачитывания фамилий кандидатов для внесения в избирательный бюллетень. Невключение в состав Президиума ЦК, даже ожидаемое, означало для партийного деятеля крах карьеры (это в хрущевское время, а в сталинское, как все помнили на буквально генетическом уровне, — зачастую начало конца жизненного пути), первый шаг вниз по лестнице.

Е. А. Фурцева на XXIII съезде КПСС беседует с делегатами, в центре — посол СССР в ПНР А. Б. Аристов. 1966 г. [РГАКФД]

Игнатов с Аристовым сумели совладать с собой, а Фурцева с Мухитдиновым, а также муж Фурцевой Фирюбин, избранный на съезде кандидатом в члены ЦК, сорвались и не явились на заключительное заседание съезда, которое состоялось вечером 31 октября[344].

Заметим, что для Николая Фирюбина неявка на заседание верховного органа партии была сродни гражданскому и личному подвигу. Особенно если верить будущему заместителю Фурцевой в Министерстве культуры СССР Василию Кухарскому, утверждавшему, что Фирюбин был человеком мелким и завистливым. Не признавал лидерство супруги, изводил мелочными замечаниями ее и окружающих[345]…

Хрущева неявка товарищей обеспокоила, и он просил помощников узнать, что случилось. По уверениям Сергея Никитовича, те выяснили, что Мухитдинов с вечера сильно перебрал, буянил и еще не пришел в себя. Сам Нурутдин Акрамович утверждал в воспоминаниях иное: он в тот день вызвал врача на дом и получил листок нетрудоспособности с предписанием постельного режима[346]. Будучи опытным аппаратчиком, он и правда перестраховался: вызвал на дом врача, который прописал «больному» строгий постельный режим. После такого известия Никита Хрущев вполне мог обвинить Нурутдина Мухитдинова в троцкизме: дипломатические «болезни» в боевом 1919-м и первой половине двадцатых годов традиционно «изводили» Льва Давидовича Троцкого. Позднее Камил Акмалевич Икрамов, чей отец был реабилитирован по инициативе Нурутдина Мухитдинова, посетил опального деятеля КПСС в Центросоюзе:

— Рад, что вы ушли из «пекла».

— А я жалею, — честно признался Мухитдинов, дружески хлопнув Икрамова