Джироламо Кардано. Гений времени и места - Рафаил Самойлович Гутер

не удержался от того, чтобы не наговорить в своем шестом и последнем Вызове всяких гадостей сопернику. В июле 1548 года он писал:

«Вы поистине человек-дьявол, желающий быть изобретателем и имеющий голову гадюки, которая ничего не может понять, так как все, что входит в ее одно ухо, выходит в другое. Я говорю это не для того, чтобы высмеять Вас, а скорее для того, чтобы похвалить, так как Вы способны извиваться подобно угрю, поэтому, даже крепко схватив Вас, рискуешь упустить. Однако я думаю, что прошлые вызовы разбили Ваш спинной хребет так основательно, что Вы теперь способны лишь слегка покрутить хвостом.»

Примерно в таком же духе 24 июля ответил и Тарталья. Соперники договорились встретиться в начале августа в Милане.

1548 год, 10 августа, Милан

В этот день около шести часов вечера в церкви Св. Марии дель Жиардано собралось множество горожан, военных, знатных синьоров, университетских преподавателейи студентов, которые хотели присутствовать на математическом диспуте.[43] Наконец появились соперники – Лодовико Феррари явился с огромной толпой своих знатных и незнатных друзей, а Никколо Тарталью сопровождал лишь брат. Что же до «главного виновника» – Кардано, – то, узнав о диспуте, он уехал из города. В присутствии главного арбитра, правителя Милана Ферранте ди Гонзага, и многотысячной толпы соперники должны были доказать правильность решений, приведенных ими в вызовах и ответах.

К сожалению, никаких документов о диспуте не сохранилось, и чтобы узнать о том, что там происходило, мы вынуждены вновь обращаться к книге Тартальи.

«Я предстал перед толпой и кратко объяснил причины нашего диспута и повод, заставивший меня появиться в Милане. Но когда я хотел изложить их [Кардано и Феррари] решения, они, для того чтобы привести меня в замешательство и задержать ход событий, начали говорить всякую чепуху по поводу избрания неких людей, здесь же присутствовавших, судьями. Наконец они позволили мне говорить. Для того чтобы не утомлять благородных слушателей скучными доказательствами, касающимися чисел и геометрии, я обратился поначалу к решению задачи из двадцать четвертой главы «Географии» Птолемея, которая была моим собственным восьмым вопросом. Я вынудил их согласиться с тем, что это решение или выводы получены ими неверно. Но когда я хотел продолжать свою речь, почти все зрители начали громко кричать, требуя, чтобы я позволил теперь ему говорить о том, насколько верно и я решил тридцать одну задачу…

Итак, он начал говорить и заявил, что я не знаю, как решить его четвертую задачу, заимствованную из Витрувия, и мы спорили об этом так долго, что подошло время ужина, все вынуждены были покинуть церковь и ушли домой. Для меня стало ясно, что мое намерение убедительно говорить перед толпой неосуществимо, и так как я начал опасаться худшего, то на следующий день, не сказав никому ни слова, уехал по другой дороге в Брешию. Однако все то, что мне не было позволено досказать, я надеялся сделать известным посредством печати.»

У нас нет сведений об официальном вердикте по поводу диспута, но, очевидно, победителем был объявлен Феррари, поскольку его соперник покинул поле боя. Кроме того, позднее Кардано утверждал, что Тарталья отрекся в Милане от дурных отзывов в его адрес. У победившей стороны не было особых причин для пространных объяснений действий и их мотиваций. Кардано лишь однажды, и то мельком, упоминал, что Феррари имел диспут с да Кои и Тартальей и победил их обоих. Куражиться над проигравшим было не в привычках Миланца.

1548–1557 годы

Нам остается сказать о дальнейшей судьбе Тартальи и Феррари. Намерению первого поразить соперников печатным словом не суждено было сбыться.

«Я мог осуществить это уже спустя несколько месяцев, но новая беда постигла меня: когда я вознамерился собрать жалованье, которое было обещано мне брешианскими докторами, и зарплаты за мои публичные лекции, меня столь долго водили от Ирода к Пилату, что я вынужден был предъявить судебный иск лицу, которое было уполномочено сделать такое обещание. В конце концов доверенное лицо. оправдали и мне посоветовали возобновить судопроизводство против главы тех, кто меня пригласил. Он, однако, был одним из лучших адвокатов Брешии, и я не осмелился пойти против него. Все это вынудило меня выпустить перо из рук, и я не смог выполнить своего намерения».

Итак, Тарталья после злоключений в Брешии вернулся в Венецию, где продолжал жить в бедности в своем домишке вблизи моста Риалто вплоть до смерти, последовавшей 13 декабря 1557 года. За девять лет пребывания в Венеции Тарталья опубликовал две книги – «Общее правило для подъема любого затонувшего судна…» (1551) и «Общий трактат о числе и мере». К первой он приложил перевод сочинения Архимеда «О плавающих телах» (впоследствии установили, что это был плагиат – подлинным автором перевода является Виллем из Мербеке, живший в XIII веке).

Что же касается Феррари, то после победы в Милане лестные предложения сыпались на него как из рога изобилия: публичные лекции – в Риме; частные – в Венеции; служба у маршала Бриссака и у правителя-кардинала Мантуи Эрколе Гонзага и, наконец, – преподавание сыну императора. Однако Феррари предпочел остановиться на самом выгодном в материальном отношении предложении и возглавил налоговое ведомство в Милане. Здесь он прожил восемь лет, но из-за свища, который не позволял ему верхом совершать объезды герцогства, вынужден был уйти в отставку. Некоторое время он продолжал службу у Эрколе Гонзага, а затем переехал в Болонью, где получил кафедру математики. В октябре 1565 года, не дожив до 44 лет, он скоропостижно скончался (согласно упорным слухам, был отравлен то ли своей вдовствующей сестрой Маддаленой, то ли ее любовником).

Кардано в кратком очерке жизни Феррари писал: «.его ум и математические познания были блестящи». Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать это.

Эпилог

Миланцы отнеслись к состязанию Тартальи и Феррари, по-видимому, довольно равнодушно. Во всяком случае, итальянским историкам, тщательно исследовавшим в конце прошлого столетия миланские хроники, не удалось найти в них упоминания о диспуте. Что же касается математиков XVI века, то они, не веря Тарталье, безоговорочно приняли сторону Кардано-Феррари. Например, Р. Бомбелли так отзывался о Тарталье в своей «Алгебре»: «Этот человек по своей натуре был настолько склонен говорить только дурное, что, даже хуля кого-нибудь, считал, что дает ему лестную оценку».

Подробное изучение «великой контроверзы» было предпринято лишь в XIX веке. Мнения историков математики о научном приоритете разошлись: одни приняли сторону Кардано