Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс

своего плана его главным козырем: она дает внезапность, а внезапность – залог успеха: «Все ваши доводы, касавшиеся неосуществимости, убеждают меня в том, что внезапность нам гарантирована. Поскольку вражескому командованию просто не придет в голову, что кто-то отважится на подобную дерзость». И наконец: «Я почти слышу, как тикает минутная стрелка судьбы. Нужно действовать сейчас, или мы погибнем… ‹…› Мы высадимся в Инчхоне, и я их сокрушу». Звучный раскатистый голос понизился до шелестящего шепота. Завершив свою сорокапятиминутную речь, сравнимую по эмоциональному накалу лишь с теми, которые мир слышит с театральных подмостков, Верховный главнокомандующий вновь занял свое кресло. Главком ВМС встал и заявил с чувством: «Генерал, флот доставит вас в Инчхон».

На этом, однако, споры не закончились, поскольку многие представители верховного командования покидали комнату совещаний с прежними сомнениями. Но эта речь стала поворотным моментом. Шеперд и Шерман сделали еще одну тщетную попытку – уже с глазу на глаз – уговорить Макартура на высадку в Пхосунмёне. Однако поскольку категорического отказа из Вашингтона не последовало, Макартур продолжал строить планы. Двадцать восьмого августа он получил официальное согласие Комитета начальников штабов на высадку десанта в Инчхоне.

Но даже когда планы десантной операции были разработаны, сомнения оставались. Комитет начальников штабов в Вашингтоне получил письменное согласие президента на эту высадку – военной необходимости в нем не было, но оно говорит об их беспокойстве и желании разделить с кем-то ответственность за грядущую катастрофу. Генерала Уокера несказанно удручала необходимость отдавать для Инчхона часть своих сил с Пусанского периметра, на который в начале сентября усилили натиск коммунисты. Было решено, что бригаду морской пехоты заберут с фронта и отправят в море лишь в самый последний подходящий момент, а один из полков 7-й дивизии будут держать в Пусанской гавани как плавучий резерв на случай критической ситуации в 8-й армии, пока не настанет пора отправляться в Инчхон.

Разработчики операции с раздражением обнаружили, что на протяжении трехлетней американской оккупации Кореи не было собрано даже первичных данных о географии страны. Размеры приливного бассейна в Инчхоне и те оставались неизвестными. Токио кинулся срочно заполнять зияющие пробелы в знаниях штаба Верховного главнокомандующего союзными войсками. Отправленные в район Инчхона разведчики докладывали, что на Вольмидо находится всего около 500 северокорейских бойцов и еще 1500 под Инчхоном. Однако северокорейцам достаточно будет предупреждения за несколько часов, чтобы перебросить крупное подкрепление с юго-востока. Пытаясь дезориентировать противника до последнего момента, британскую военно-морскую опергруппу отправили в качестве отвлекающего маневра бомбить Чиннампхо, а британский фрегат тем временем высаживал разведотряд в Кунсане. Отважный американский морской офицер – лейтенант Юджин Кларк, высадившись в пятнадцати милях к югу от Инчхона на острове Йонундо, обладавшем аналогичными береговыми характеристиками, подтвердил худшие опасения флотских: грязь по пояс, мелководье, простирающееся на три мили от берега, высокая стена гавани, у которой должны высаживаться морские пехотинцы.

Командовавший 3-м батальоном 5-го морского пехотного полка подполковник Роберт Таплетт, высокий спокойный уроженец Южной Дакоты, больше других своих офицеров беспокоился по поводу предстоящей высадки, «потому что больше о ней знал»: «Я понимал, что это будет очень крутой замес. Я получил чрезвычайное сообщение, в котором говорилось, что операция после высадки будет прекращена, только если число потерь достигнет 82,3 %. Я подумал: “Господи, это какими же дуболомами надо быть, чтобы в таких приказах писать десятичные?”»[115].

Однако было бы ошибкой вслед за некоторыми историками делать на основании этих опасений вывод, будто Инчхон стал триумфом аутсайдера корейской кампании вопреки всему. Скорее, тревожные настроения и атмосфера страха, в которой готовилась высадка, говорили о том, насколько низко пал боевой дух войск ООН в Корее и насколько велико было психологическое превосходство противника над их командующими, за исключением Макартура. Ярость, с которой коммунисты продолжали бить по Пусанскому периметру, скрывала огромные размеры их потерь с начала войны. Союзная разведка серьезно переоценивала численность войск, которым противостояли дивизии Уокера. Штаб считал, что преимущество по-прежнему у северокорейцев. Однако на самом деле в разбитых полках Ким Ир Сена, осаждающих Пусан, насчитывалось не более 70 000 человек – против 140 000 под командованием Уокера. Союзные войска безраздельно господствовали в небе и на море и обладали подавляющим огневым превосходством. Не следовало допускать, чтобы свирепость и боеспособность ударных войск противника маскировала серьезные изъяны, такие как отсутствие сложной логистической и технической поддержки, которые коммунистам приходилось преодолевать. Сбор разведданных у них, например, был обеспечен так же отвратительно, как секретность в американской армии. Предстоящая высадка в Инчхоне была одной из самых плохо охраняемых тайн в этой войне, ее открыто обсуждали тысячи человек в Японии и Корее. И тем не менее в Пхеньян каким-то чудом не утекло ни слова. Ни один человек даже пальцем не пошевелил, чтобы укрепить оборону у коммунистов в последние решающие дни перед выступлением армады.

⁂

В штабе Уокера в Корее по-прежнему царил пессимизм, не только по поводу бедственного положения 8-й армии, но и по поводу высадки на западном берегу. Скорее всего, во многом именно по причине таких настроений или из-за отсутствия всякого настроения Макартур принял решение назначить командующим десантными силами, то есть «Корпусом Х», собственного начальника штаба – генерал-лейтенанта Эдварда Алмонда. За решение разделить военное руководство в Корее на два отдельных командования и за важные и печальные последствия этого решения на Макартура позже обрушили гору критики, поэтому было бы нелишним разобрать сейчас, что его к этому решению побудило. Самая очевидная и далеко не похвальная причина заключалась в том, что Алмонд был протеже главнокомандующего. Неистово амбициозный военный, практически ничем не отличившийся в качестве командира дивизии в Италии во время Второй мировой, теперь жаждал получить более перспективную командную должность. При этом Алмонд не особенно располагал к себе подчиненных. У командира 1-й дивизии морской пехоты Оливера Смита, чьи натянутые отношения с его командиром корпуса изрядно навредили кампании, неприязнь к нему возникла во время их знакомства перед Инчхоном, когда Алмонд пренебрежительно высказался о трудностях предстоящей высадки: «Это ваше десантирование – банальная механика». Смит попытался «донести до него кое-какую правду жизни, но он смотрел свысока и называл… [Смита] “сынок”. [Смита]… это задело»[116].

Между тем, для того чтобы передать командование высадкой в Инчхоне в другие руки, а не поручать его генералу Уолтону Уокеру, существовали совершенно законные основания. Макартур прекрасно знал об упаднических настроениях в штабе 8-й армии и в связи с этим оказался перед нешуточной дилеммой. Оборону в Пусане Уокер держал упорно, однако у Верховного главнокомандующего были серьезные причины сомневаться в его способности возглавить ту динамичную творческую операцию, которую он планировал. Макартур думал, не снять ли Уокера с поста, но отверг эту мысль: американская публика ему бы этого не простила (как это часто бывает в отчаянной ситуации, фигура Бульдога Уокера была возвеличена общественностью до героя эпического размаха). Поэтому Макартур пошел на компромисс, поручив десантную операцию Алмонду. При всех своих пороках начальник штаба, бесспорно, умел вести людей к цели. Макартур даже тени сомнения не допускал, что это мощное усилие станет решающим и, когда оно увенчается успехом, про сложности с командованием никто и не вспомнит. «Я понимаю, что действуем мы с наскока, – сказал Макартур Оливеру Смиту. – Но своей высадкой в Инчхоне 1-я дивизия морской пехоты обеспечит нам победу в войне»[117].

Среди старших офицеров дивизии морской пехоты никто и на секунду не усомнился, что высадка важна не только для дела Объединенных Наций, но и для выживания их корпуса. С окончания Второй мировой они вынуждены были наблюдать, как от его былой мощи остается лишь бледная тень. Многие морские офицеры ясно дали понять, что, по их мнению, роль морской пехоты должна сводиться к символическому присутствию в штате корабельной команды. Генерал Омар Брэдли собственной персоной на заседании конгресса в 1949 году, посвященном бомбардировщику B-36, твердо заявил, что в ядерную эпоху крупномасштабных морских десантных операций уже не будет. «Корпус морской пехоты сражался за свое дальнейшее существование как таковое», – говорит генерал