До ее смерти осталось сто дней (СИ) - "Mia_Levis"

- Возьми, - спокойный равнодушный голос прорвался сквозь шум в ушах, Гермиона подняла заплаканное лицо, с недоумением смотря на влажное полотенце. - У тебя кровь на губе, вытри, - пояснил Малфой. Можно было спросить, к чему все эти трудности, если можно одним взмахом волшебной палочки уничтожить все следы, но Грейнджер, кажется, знала ответ. Он хотел, чтобы следы остались, чтобы еще не один день напоминали об этом вечере, о том, что Драко Малфой - жестокий Пожиратель смерти, не заслуживающий доверия.

- Открой дверь, - голос прозвучал глухо, равнодушно. Теперь-то причины отказать не было - Малфой достаточно успешно справился со своим планом. Гермиона вспомнила, за что много лет ненавидела его. Она ошиблась. Он действительно мог причинить ей настоящий вред.

- Уже, - бросил Драко, сдергивая с плеч рубашку и с гримасой омерзения швыряя ее на пол. На воротнике провокационно алели несколько капель крови - Гермиониной крови. Хотелось засмеяться ему прямо в лицо, потому что минуту назад он слизывал эту кровь и уж точно не морщился так. Очнулся теперь, да? Это хорошо, пусть и у него останется какое-то неприятное воспоминание - это меньшее, что он заслужил.

Грейнджер тяжело поднялась, борясь с головокружением и подкатывавшей к горлу тошнотой. Кое-как ей удалось преодолеть расстояние до двери, дрожащими пальцами опустить ручку, переступить порог - и все это время из последних сил держать спину прямо. И уже только в коридоре она сгорбилась, обхватила себя ладонями за плечи и глухо всхлипнула, чувствуя, как вновь возвращается ненадолго отступившая истерика. Хотелось сесть на пол и реветь от жалости к себе, от обиды на Малфоя, которому она - дура такая! - верила. Только страх быть застигнутой кем-то в таком состоянии толкал Гермиону вперед, вынуждал переставлять ватные ноги шаг за шагом. В своей же комнате она съехала по двери, свернулась клубком просто на полу и, прикусив костяшки пальцев, заплакала. О письме Дамблдора она, конечно, в тот вечер не вспомнила - оно так и осталось лежать измятым комком на полу комнаты Драко.

========== Часть 24 ==========

Заснуть Малфой даже не пытался. Знал - не получится. Не после встречи с Грейнджер, которая продолжала упорно владеть его мыслями и через несколько часов. Буквально спустя пару минут после того, как Гермиона ушла, он пожалел, что выпустил ее. Даже подумывал заявиться к ней в комнату и закончить начатое. Может, хоть так удалось бы вытравить ее из мыслей? Раньше ведь всегда помогало: если Малфою нравился кто-то, необходимо было просто устроить одну-две встречи, и наваждение пропадало без следа. Это было почти всегда легко: редко кто отказывался. Они велись на фамилию или тоже искали приятного времяпровождения - не суть важно. Факт оставался фактом - прилагать большие усилия, чтобы соблазнить девушку, Драко не привык. Встречались, конечно, и строптивые - этакие святоши и праведницы - но это была видимость. Их тоже было несложно сломать, подавить волю: да вот так же, как он попытался сделать это с Грейнджер. Просто лишить их права выбора, подарить иллюзию, будто они боролись до конца и просто не имели никакого выхода, чтобы сохранить свою “драгоценную” честь. Но это была театральная пьеса, сценка под названием “завоевание” - в ней были известны роли и сценарий. А вот с Грейнджер… Она не притворялась, когда билась в его руках. Не кокетничала, когда просила отпустить. И именно из-за этого Драко оставил ее в покое, поймав себя на странной мысли, что ему неприятно принуждать Гермиону. Да, он хотел ее - как бы ни было отвратительно это желание. Но еще хотел, чтобы она отдалась добровольно - не ревела, не сопротивлялась. И вот это смущало Драко сильнее всего: Мерлин, разве его должны волновать желания грязнокровной девчонки? Неужели заточение в собственном доме подействовало настолько сильно, что он помешался на Грейнджер? Более того, стал беспокоиться о ней на свой странный манер?

Конечно, она была сама виновата в произошедшем. Разве можно быть такой легкомысленной? “Доверяет” она ему, видите ли. Такая умная, начитанная всезнайка, а в жизни ничего не понимает. В книгах ведь не пишут, как вести себя в ситуации, когда приходится жить под одной крышей с врагами. И если ей не объяснил этого ни старик Дамблдор, ни ее лучший друг Поттер, не удивительно, что эту миссию пришлось выполнить Драко. Да, жестоко и подло, но разве есть другой способ, чтобы убедить упрямую дурочку прекратить наконец-то выискивать в Пожирателях Смерти проблески человечности. Даже если выискивать их она намеревалась в нем. Малфой и сам был не прав: проявил слабость, да еще и при Гермионе, позволил ей увидеть его страхи и боль. Что бы сказал отец, узнай об этом? Люциус ведь готовил его к такому будущему, к служению Темному Лорду, и велел никогда, ни при каких обстоятельствах не сомневаться. А Драко уже нарушил этот приказ, потому что все чаще думал о том, что вся эта война - глупость. И что ему жутко не хочется умирать из-за того, что Волдеморт отчаянно жаждет власти.

В итоге, чтобы остыть и немного привести мысли в порядок, Малфой встал под холодный душ. Ледяные струи воды больно жалили разгоряченную кожу, но так хотя бы образ Гермионы размывался немного. Хотя вряд ли наваждение пропало надолго - в последнее время Грейнджер преследовала Драко постоянно: в мыслях, во снах. Мерлин, и как же это раздражало! Словно увлечься уродцем из бродячего цирка - нелепо и отвратительно. Но одно дело, если увлечение это угасает быстро, сменившись брезгливостью, и совсем другое - когда оно видоизменяется в манию, в острую болезненную зависимость. А ведь так и произошло, и даже грязная дурная кровь в жилах девчонки не останавливала, не остужала желания. Если бы она была хотя бы полукровкой… Мерзко, конечно, но все же не настолько. А так… Слишком уж это противоречило всем принципам, которые в Драко воспитали. Был, конечно, способ переступить через эти принципы и получить желанную разрядку - трахнуть ее там, на полу, беспомощную и заплаканную. Зажать рот ладонью, глуша крики, сломать отчаянное сопротивление - и взять таки желаемое. Так поступали многие Пожиратели, насилуя магглов и грязнокровных “волшебниц” - никто за это не упрекал. Наоборот, это считалось изысканным развлечением, действенным способом показать этим выскочкам их законное место. Но Драко не смог. Не захотел. Потому что не получал никакого удовольствия, потому что эти тихие мольбы и затравленный взгляд Грейнджер задевали что-то очень потаенное и глубокое в нем, пробуждая к жизни никому не нужное, позорное сострадание. Пора было признать - Малфой беспокоился о ней. Не из-за того, что ему велели охранять ее, не потому, что он хотел ее, а просто потому, что она не заслуживала смерти. Грязнокровка, подружка Поттера, девушка ущербного Уизли, всезнайка, выскочка, Гермиона Грейнджер - должна была прожить длинную и счастливую жизнь. Он хотел этого для нее, и вот это уж точно было настоящим предательством ценностей его семьи.

Малфой закрыл воду, устало понурил голову. Что уж тут поделаешь? Он оказался гораздо слабее, чем думал, позволив Грейнджер узнать его с другой стороны, с той, которую он безуспешно пытался вытравить из себя с тех пор, как принял метку. И теперь необходимо было исправить свою ошибку любой ценой. Первый шаг он уже сделал сегодня, стоило придерживаться избранного курса: быть грубым, отталкивающим, даже жестоким. Пусть она верит, пусть боится и тем самым сохранит стабильность в их жизнях, избегая любых контактов. Будет хорошо, если она запрется в своей комнате и просидит там до самого Рождества, освобождая Драко от необходимости следовать за ней хвостом. Это даст ему возможность сосредоточиться на другом - на попытке узнать правду, не вмешивая в рискованное предприятие саму Грейнджер. Если повезет, то, возможно, им даже удастся выжить - и ему, и Гермионе.

В комнате Драко пришлось еще раз осадить себя, титаническим усилием воли перебаривая желание все-таки проверить, как там Грейнджер. Мало ли, вздернется еще на люстре или как там эти примитивные магглы поступают в стрессовых ситуациях? А ему потом отвечай… Впрочем, Малфой знал, что эти опасения - глупость. Гриффиндорцы, будто сорняки у дороги, - нужно исколоть все руки и попотеть, чтобы вырвать их с корнем. Она, конечно, ревет, но, в конце-то концов, разве от слез умирают? Ничего, ей даже полезно. В следующий раз будет умнее.