Стормберги - Лиза Марклунд

– Надо лучше смотреть за своим имуществом, – сказал мужчина, которого звали не Ульссон, но он выполнял ту же функцию.

Вора не задержали и компенсации не выплатили.

После этого Турд нанялся на работу в Мессауре. Там он, не без помощи Густава, добился того, чтобы жить в одной комнате с братом Эрлингом.

Вселившись в холостяцкий барак в Мессауре в марте 1958 года, он первым делом снял дно в кладовке и выпилил отверстие, ведущее в подпол. Сперва пропилил толстые доски пола, потом изоляцию из стекловолокна, а потом более тонкий черновой пол. До земли было больше метра. В тайник он поместил самогонный аппарат, несколько серебряных предметов, присвоенных совершенно незаконным способом, и коробочку с косой Хильмы, которую она состригла, когда они обручились. Он спросил Эрлинга, нужно ли тому что-нибудь спрятать в тайник, и получил отрицательный ответ. Доски и изоляция были возвращены на место, дно в кладовке смонтировано как было. Сверху он навалил обуви, коробок с запасной одеждой и меховую шкуру. Тайник был совершенно незаметен. Раз в месяц он открывал его и подкладывал часть зарплаты в плотно закрывающуюся банку из-под варенья. В декабре доставал аппарат, чтобы наварить себе пару бутылок самогонки на Рождество.

В остальном же тайник в основании дома оставался нетронут и никому не известен.

Можно с уверенностью утверждать, что к этому моменту Турд не испытывал по отношению к компании «Ваттенфаль» никаких теплых чувств. Когда же вскоре после этого он стал свидетелем второго убийства реки, что-то в нем зачерствело, душу сковала вечная мерзлота. На этот раз настал черед той реки, которая его родила, качала в колыбели, кормила, была местом его игр в детстве. Без всяких обиняков ее опорожнили до последней капли. Серая, нагая и поруганная, она лежала на всеобщем обозрении, лишенная жизни и танцующих волн. Он никогда не обвинял реку в смерти Хильмы, так же как не мог сердиться на траву или облака, а теперь реку постигла та же участь. Позор.

Он начал ходить кругами по поселку, мимо конторских зданий и вилл начальников. Мимо теннисного корта, куда вход рабочим был закрыт. Шел вдоль по улице Калтисвеген до административного здания и спускался вниз к турбинным залам.

Во время одной из таких прогулок он увидел, как главному бухгалтеру в административное здание доставляют несколько тяжелых деревянных ящиков. Их привезли в белом фургончике – одинокий шофер за рулем. Водитель шел, сгибаясь под тяжестью груза, когда тащил их в здание. Затем Турд увидел, как его брат Густав выходит из дома, провожая водителя, и догадался, что это такое.

Вот каким образом в Мессауре попадают деньги, предназначенные для выплаты зарплаты рабочим.

Он тщательно обдумал увиденное.

Машина, похоже, небронированная. Правда, она глубоко увязала в дорожной грязи, но только по пути туда. Когда ящики были доставлены, фургон снова казался легким.

Разгрузка денег охранялась полицией – вероятно, и загрузка тоже.

Но перевозили их без всякой охраны, в небронированной машине, с одним-единственным водителем.

Фургон легко можно остановить, уронив на его пути ель или сосну, – проще простого. Заставить мужика выйти из кабины и открыть заднюю дверцу.

Хотя шофер может быть вооружен и задним числом расскажет об ограблении. Риск попасться очень велик. Кроме того, деньги принадлежат не шоферу. Наказать следует не его.

С какой бы стороны Турд ни смотрел на дело, все его мысли возвращались к административному зданию в Калтисе. Деньги привозили накануне дня получки. Это означало, что они лежат там без надзора в течение как минимум двенадцати часов.

– Их хранят в сейфе, – сказал Густав, когда Турд спросил его. – В кабинете главного бухгалтера. Сейф тяжелый, как слон, весит не меньше тонны, я помогал мужикам, когда его туда затаскивали.

– Пол укреплен? – спросил Турд. – В основании дома сделан цоколь?

– Что ты имеешь в виду? – переспросил Густав.

– Сейф приварен к бетонному цоколю?

– Не думаю, – ответил Густав. – Мы прикрепили его к стене. А почему ты спрашиваешь?

Мессауре, осень 1962 года

Весь день дождь хлестал по земле с неиссякаемым упрямством. Стояла среда, 19 сентября 1962 года, и все творение Господне стало серо-коричневым. Дороги превратились в бурные грязные ручьи, настойчиво рвавшиеся к руслу большой реки. Карин, которую на некоторое время освободили от работы, день и ночь кормила грудью малыша в своей маленькой комнатке позади кухни. По всему Мессауре висела на просушке одежда – в помещениях повис тяжелый запах пота и мокрой шерсти. Окна запотели. Около половины седьмого зашло солнце, еще до восьми стало совершенно темно.

Турд лежал в темноте на своей верхней лежанке в парусиновой робе и рабочих брюках. Руки он подложил под голову, дышал ровно и спокойно. Прислушивался к тому, как капли барабанят по карнизу. Похоже, дождь усиливался. Вокруг него весь поселок отходил ко сну, в том числе и его брат Эрлинг на нижней лежанке. Некоторое время до него еще доносились чей-то смех и прерывистое скрежетание радио, но потом стихли и они. Те, кто отработал дневную смену, уже отключались в полном изнеможении. Если бы он открыл окно, то мог бы услышать звуки ночной смены – глухое гудение внизу у плотины, увидеть полосу мутного света у горизонта. Но в такой вечер никто в Мессауре не открывал окон. Его никто не заметит.

Мимо проехала машина, мотор чихал – должно быть, грузовик. Под колесами чавкала грязь. Звук удалился в сторону Калтиса и растаял в ночи.

Турд прождал еще час, а потом еще один и только тогда поднялся. Не зажигая света, натянул комбинезон и сапоги, надел плащ, в карманы которого заранее положил все необходимые инструменты, взял под мышку каску и налобный фонарь и вышел в коридор. Там было пусто, темно и тихо. Сделав четыре быстрых шага к входной двери, он отворил ее и замер. Дверь заскрипела – сейчас этот звук потонул в шуме дождя, но в сухую погоду его могли бы услыхать. Смазать петли? Да нет, к черту все это. Быстро натянув на голову капюшон, вышел под дождь и закрыл за собой дверь настолько беззвучно, насколько это было возможно.

На улице стояла непроглядная тьма. Вода с грохотом обрушивалась с неба. Он выудил из кармана фонарик, направил луч света на землю. Если кто-то пройдет мимо, его увидят – значит, такова судьба. Если уж вышел из дома в такую непогоду, без фонарика никак не обойтись.

Ступая по краю дороги, он направился в Калтис. Пытался идти быстро, но на каждом шагу увязал в грязи. Сапоги охали и