Мифология Средиземья с иллюстрациями Антейку - Александра Леонидовна Баркова

атрибут Галадриэли — ее золотые волосы, по которым она и получила свое имя, — связан с мифологемой воды. И здесь речь пойдет об эпизоде, непонятном без чтения черновиков Толкина, — о плаче Галадриэли.

Ограничиваясь только текстом «Властелина колец», мы не видим логической связи между эпизодом, когда Галадриэль исполняет просьбу Гимли подарить ему прядь волос, и ее песней на эльфийском языке, которую слышат Хранители, уплывая. Между тем для Толкина эти два эпизода находились в неразрывном единстве.

В черновых рукописях[103], не вошедших в посмертно изданный «Сильмариллион», Толкин пишет о том, что во времена Предначальной эпохи величайший из эльфийских мастеров Феанор просил у Галадриэли прядь волос, однако получил отказ. Позже при трагических обстоятельствах Феанор призывает эльфов покинуть Благой Край Валинор, а затем бросает часть последовавших за ним на произвол судьбы. Эта часть эльфов с большими потерями добирается до Средиземья, ведомая вождями, среди которых — Галадриэль. Однако исход из Благого Края воспринимается в системе ценностей Толкина негативно, и Галадриэль как последний из оставшихся в живых вождей того похода лишена возможности вернуться на Заокраинный Запад. Именно об этом она скорбит в своем плаче, написанном на квэнья — языке эльфов Запада. Однако раскаяние, помощь Фродо и отказ от Единого Кольца — все это позволяет владычице Лориэна получить прощение, и в финале она уплывает в Благой Край.

Как видим, в этом эпизоде тема воды реализована дважды: во-первых, путь на Заокраинный Запад, о невозможности которого скорбит Галадриэль, пролегает по морю; во-вторых, она сама поет об этом в ладье на реке.

Добро и зло

Как мы уже отмечали, образ Богини-Матери определяется по амбивалентности, то есть по сочетанию противоположных черт. Двуединство жизни и смерти, подательница благ и губительница — вот что отличает Богиню-Мать и наследниц ее образа от прочих провидиц и белых дам с золотыми кудрями. В образе Галадриэли этот мотив реализуется как минимум трижды.

За пределами Лориэна о Галадриэли идет молва как о страшной колдунье, ее боятся, Золотой Лес считается опасным и губительным местом. Лориэн и в самом деле опасен для того, кто в него попадает, но только в том случае, если пришедший сам несет в своем сердце частицу зла. Именно Галадриэль невольно провоцирует зло, спящее в душе Боромира[104], и тем самым не прямо, но косвенно становится причиной его гибели.

В приложениях к «Властелину колец» сообщается о том, что во время Войны Кольца вражеская крепость Дол-Гулдур была взята и Галадриэль обрушила ее стены. Разумеется, не стоит представлять владычицу Лориэна воительницей с мечом и щитом, речь здесь идет скорее о борьбе магии, но при всех оговорках решающую роль Галадриэли при взятии Дол-Гулдура нельзя отрицать, и это позволяет провести параллель между ней и смертоносной ипостасью Богини-Матери, многие наследницы образа которой имеют черты богини войны (месопотамская Иштар, индийская Дурга, ирландская Морриган и т. д.).

Но все это меркнет по сравнению с главным эпизодом, где Галадриэль явственно демонстрирует свою потенциальную амбивалентность. Это ее ответ на предложение Фродо отдать ей Кольцо Всевластья: «А ты готов подарить его мне, сменить Темного Властелина на Королеву. Нет, я не стану темной, я стану прекрасной и грозной! Прекрасной, как Море, как Солнце, как снег на горах! Грозной, как буря, как молния! Твердой, как корни земли. Все будут любить меня и бояться»[105]. Примечательно, что здесь на уровне текста идет отрицание мифологии образа: Галадриэль осознанно отказывается от возможной темной ипостаси.

Завершая рассмотрение этого образа, отметим, что его мифологичность, и без того высокую, усиливает сцена дарения. Дары, которые получают Хранители от Галадриэли при прощании, символизируют различные воплощения образа Богини-Матери: фиал со светом Эарендела, Вечерней звезды, полученный Фродо, можно рассматривать как знак неба (свет, звезда); коробочка с горстью благословенной плодоносной земли Лориэна, врученная садовнику Сэму, олицетворяет животворящую силу богини плодородия; золотая прядь волос Владычицы, которую попросил в дар гном Гимли, — знак света и золота.

Владыка преисподней

Саурон, создатель Кольца Всевластья, воплощает образ владыки мира смерти — мира, любое соприкосновение с которым гибельно для всего живого. Владыка преисподней мыслится тождественным своим владениям (в архаических представлениях царство мертвых находится в чреве его хозяина — отсюда ритуальное «проглатывание» посвящаемых во время инициации, о чем пишет В. Я. Пропп) — Саурон не покидает пределов Мордора. На страницах романа он вообще не появляется в антропоморфном облике (лишь предание об Исилдуре, отрубившем палец Черного Властелина вместе с Кольцом, да упоминание Голлумом Сауроновой руки говорят о том, что Саурон может принимать образ, более-менее близкий к человеческому). Воплощение Саурона — это Багровое Око, следящее из Барад-Дура за тем, что происходит в Средиземье: багровый и черный — общемифологические цвета преисподней[106], [107].

Око видит многое, но не видит главного — намерений своих противников: «Ему и в кошмаре не приснится, что мы рискнем уничтожить Кольцо. В этой слепоте — наша удача и наша надежда» — слепота является характерной чертой владыки преисподней. В. Я. Пропп, разбирая образ Бабы-яги (типичный для мировой мифологии, а отнюдь не специфически русский), подчеркивает, что она определяет героя по запаху, — и этим доказывает ее слепоту. В мифологии самых разных народов мертвые неспособны видеть живых, как живые не видят духов мертвых. Таким образом, «слепота» Саурона, его неспособность разгадать намерения противников — это чрезвычайно древняя мифологема, поставленная Толкином в моральный и психологический контекст: Зло неспособно понять логику Добра.

Вынюхивающие Черные Всадники

В более традиционном виде тема слепоты существ, относящихся к миру смерти, реализуется в образе назгулов, особенно в первом томе, где они именно вынюхивают Фродо со товарищи. Сходство их с Бабой-ягой чрезвычайно велико, но носит, разумеется, типологический характер. Рассмотрим подробнее.

Прежде всего образ Бабы-яги — не фантазия сказочников, а память об особом типе погребения: когда умирал вождь или шаман, его не хоронили как обычных покойников, а оставляли тело в колоде на столбах (избушке на курьих, то есть окуренных дымом, ножках), чтобы он не смог уйти в страну мертвых, а остался в мире живых и нашел бы себе преемника. И в верованиях, и в сказках общение с такими неушедшими мертвецами несет живым много бед. Назгулы тоже находятся между жизнью и смертью: за счет силы Девяти Колец они живут уже много тысяч лет, но за это время стали невидимы, истончились, перейдя в Незримый Мир. В прошлом они были королями (как и прообраз яги — непременно знать). И та и другие практически неспособны ходить, они могут передвигаться либо посредством неких летающих предметов (ступа Бабы-яги, крылатые твари