Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа - Эмилио Сальгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, Тимбукту не захирел. Более того, несмотря на то, что город был затерян в пустыне, гранадские зодчие украсили его, создав роскошный дворец для султана, и Тимбукту еще долго оставался важнейшим торговым центром. Сюда отовсюду стекались караваны: из Марокко и Алжира, из Туниса и Триполитании. Отсюда товары везли дальше, в Центральную Африку.
В 1500 году Тимбукту, благодаря восстанию одного негритянского вождя, вновь обрел независимость и на некоторое время даже былое великолепие, чтобы в 1670 году при короле бамбара опять прийти в упадок. Окончательно добили город туареги и фульбе, эти отважные разбойники Сахары, захватившие его в 1826 году.
Сегодня в Тимбукту, по-прежнему занимающем огромную территорию, обитают не более пятнадцати-двадцати тысяч душ. Семь мечетей, древние башни, массивные крепостные стены и базары — вот и все, что сохранилось от его величия.
Улицы Тимбукту настолько широки, что на них могут спокойно разминуться три повозки. Дома глинобитные, с внутренними двориками и фонтанчиками. Кое-где еще можно полюбоваться колоннадами в мавританском стиле, бастионами и глубокими колодцами, увы, по большей части — разрушенными. Множество пустующих хижин заполняется только с приходом караванов, привозящих рабов для двух невольничьих рынков, и происходит это нечасто[22].
Все же Тимбукту до сих пор является важнейшим торговым городом, хотя тут не производится ничего, даже продовольствия для местных жителей. Вот почему Тидиани, в 1885 году осадивший его, едва не уморил всех голодом.
В Тимбукту сходятся караванные пути со всей Северной Африки. Из Конго и Бамбары сюда везут золото и слоновую кость, из копей Танундерма и Боншебура — драгоценную соль.
Еще несколько лет назад здесь процветал религиозный фанатизм. Ни один «неверный», ни один европеец не мог под страхом казни вступить в этот город. Что не помешало Кайе, а потом и Барту, презрев смертельную опасность, проникнуть за его стены, переодевшись мусульманами.
В 1897 году капитан-лейтенант Карон вместе с четырнадцатью матросами, чернокожими и европейцами, поднялся по Нигеру на канонерке, но удовольствовался лишь видом на запретный город и даже не решился сойти на берег, побоявшись фанатиков-туарегов и султанских кисуров.
Лавируя между высокими кучами мусора, сваленного под полуразрушенными городскими стенами, Эль-Хагар и Эль-Мелах вошли в ворота. Смеркалось.
Ответив на несколько вопросов султанской гвардии, сторожившей город от неверных, они направились к караван-сараю. Последний представлял собой широкий навес, сооруженный для погонщиков, где те могли переночевать за сущие гроши.
— Делами займемся завтра, — сказал Эль-Хагар, слезая с мехари.
Они готовили себе ужин, когда к караван-сараю приблизилась знакомая шайка туарегов, только сейчас вошедшая в город. Эль-Хагар сразу узнал главаря.
— Разбойники караулили нас где-то у городских стен, — сказал он Эль-Мелаху.
— Выбрось их из головы, — отмахнулся тот. — По-моему, им нет до нас никакого дела. Зря ты о них думаешь.
— Может быть. Но мне было бы спокойнее, если бы их здесь не было.
Действительно, вождь шайки Амр-эль-Бекр, казалось, не обратил на двух путников никакого внимания. Вместе с четырьмя своими людьми он расположился в углу караван-сарая. Они развьючили мехари и как ни в чем не бывало растянулись на циновках.
Эль-Хагар и Эль-Мелах поужинали, покормили верблюдов и улеглись на ангаребы[23], положив рядом ружья, в точности как сделали туареги, которые вроде бы уснули. Мавр, уставший после тяжелого перехода, вскоре тоже захрапел.
Однако Эль-Мелах бодрствовал. Приподняв в очередной раз голову и убедившись, что спутник уснул, он неслышно встал с ангареба и прокрался в угол, где лежали туареги. Не успел он подойти, навстречу поднялась темная фигура.
— Это ты, Амр? — спросил Эль-Мелах.
— Я, — ответил главарь туарегов. — Где неверные?
— Остались в оазисе.
— Они что-то заподозрили?
— Пока нет. Знаешь, зачем сюда приехал белый человек, хотевший тебя застрелить?
— Нет, откуда бы?
— Он разыскивает полковника Флаттерса.
Вождь глухо выругался:
— Ему известно, что это мы…
— Тише, Амр. — Эль-Мелах закрыл туарегу рот ладонью.
— Он для нас опасен?
— Он — француз. И этим все сказано.
— Француз! — сквозь зубы процедил Амр. — Знай я это прежде, убил бы еще тогда, в пустыне.
— И лишился бы султанской награды за поимку кафира.
— Так ты ради награды притащил их сюда?
— Конечно. Мужчины — твои. Женщина — моя.
— Среди них есть женщина?
— И красивая, точно гурия.
— Что ты с ней собираешься сделать?
— Похитить и продать султану.
— Ну и змея же ты, Аль-Абьяд…
— Не называй меня так! Я теперь Эль-Мелах.
— Сменил имя?
— Не только имя, но и кожу. Узнай француз, что это я виновен в гибели экспедиции, мне бы не поздоровилось.
— Когда он собирается прибыть в Тимбукту?
— Через семь дней. Я сам приведу его сюда.
— Буду ждать. А сколько всего кафиров?
— Два европейца и один еврей.
— Ну что ж, за европейцев султан отвалит немало. Он давно мечтает заполучить белых рабов. А еврея с удовольствием сожжет, как бешеного пса.
— Только смотри не заикнись, что еврей — брат девушки, — предупредил Эль-Мелах.
— Хорошо, но за это тебе придется раскошелиться.
— А скажи-ка мне, Амр…
— Спрашивай, не стесняйся.
— Не было ли, случайно, среди рабов, захваченных твоими соплеменниками в оазисе Эглиф, старика?
— Вроде был один. А что?
— Он нужен мне, чтобы убедить кафиров приехать в Тимбукту. Если старого хрыча уже продали, перекупи его или укради.
— К утру он будет здесь, клянусь. Я знаком со всеми здешними туарегами и легко найду человека, которого ты ищешь.
— Где мы встретимся?
— На невольничьем рынке.
— Удачи, Амр.
И Эль-Мелах вернулся к своему ангаребу. Эль-Хагар продолжал храпеть.
Наутро, когда они проснулись, туарегов с их мехари и след простыл.
— Разделимся, — сказал Эль-Хагар. — Я займусь розысками полковника.
— А я тогда поищу Тасили, — охотно согласился Эль-Мелах.
— Увидимся в полдень. Перекусим и поделимся добытыми сведениями.
Подождав, пока Эль-Хагар удалится, туатец уселся на своего мехари и покинул караван-сарай, вокруг которого уже сновали люди. Улицы были заполнены верблюдами, лошадьми и ослами, груженными разнообразным товаром. Кого тут только не было! Купцы марокканские, алжирские и триполитанские, чернокожие с берегов Нигера, туареги из пустыни, красавцы-бамбара и фульбе в широких уазроцах и огромных чалмах. Некоторые щеголяли едва ли не в султанских нарядах, кто-то ходил в одной набедренной повязке.
Все городские площади превратились в базары, где сбывались горы европейских и африканских товаров. Ведь Тимбукту нуждается буквально во всем. Даже дерево туда привозят из Нигера.
Горы сушеных фиников и инжира, проса и ячменя, фисташек и картофеля, цитронов и лимонов, с огромными трудностями привезенных из Северной Африки. Рулоны тканей, пирамиды мыла, связки свечей, французские безделушки, сахарные головы, шкатулки из кораллов, и среди всего этого изобилия
