Что предназначено тебе… Книга первая - Нэйса Соот'Хэссе

замолк, подбирая слова, — ты предпочитаешь играть с огнём, — наконец серьёзно закончил он.

Стефано не стал отвечать. Лекция о морали и нравственности от Габино абсолютно определённо не была ему нужна. Он снова повернулся к певичке и, поймав на себе её хитрый, как у лисички, взгляд, подмигнул.

— Я предпочитаю скотч, — после долгой паузы, когда перестрелка глазами была закончена, продолжил Стефано, — это лучший любовник на одну ночь.

— Это точно, — согласился Габино и сделал глоток.

Они поговорили ещё — обо всякой ерунде. О том, как тяжело стало пробиваться сквозь пробки по утрам, о том, как много стало в городе машин — и о том, как тихо было в Сартене десять лет назад.

— Я вырос здесь, — сказал Габино, когда официантка ставила перед Стефано очередной стакан, — ты приезжий, Стефано. Ты не понимаешь здесь ни черта. А я вырос в этом городе. Это мой дом.

— А я вырос в Палермо, — ответил Стефано и сам удивился тому, какой злостью были наполнены его слова, — чёртова война смешала мой город с дерьмом. Но это не значит, что я полный идиот.

Он залпом осушил стакан и начал вставать, но Габино поймал его за руку и заставил опуститься назад.

— Не злись, — сказал он, — давай выпьем ещё.

И они выпили ещё, и снова завели какой-то бестолковый разговор, так что домой Стефано вернулся уже в шестом часу утра — Габино подвёз его до угла.

— Дальше сам, — хохотнул он, — а то соседи решат, что ты спишь со мной.

Стефано кивнул, выбрался из машины и, пошатываясь, направился домой.

Лифтёр тихонечко дремал в углу, и Стефано не стал его будить — поднялся по лестнице на свой этаж и, не раздеваясь, пробрался в спальню, где рухнул на кровать и без единой мысли провалился в сон.

Проснулся он ближе к двенадцати — солнышко весело заглядывало в окошко сквозь полупрозрачную пенку штор.

Какое-то время потребовалось ему, чтобы прийти в себя, подняться на ноги и двинуться навстречу новому дню.

— Джессика! — окликнул он девушку, заметив светлые пряди волос, разметавшиеся по диванной подушке. — Доброе утро.

Джессика не отозвалась.

Стефано прошёл в ванную и, сбросив с себя пропотевшую и пропахшую скотчем одежду, забрался в душ. Тугие струи воды ударили по загривку, и Стефано замер, наслаждаясь. В голове по-прежнему стоял гул.

Наконец, выбравшись из ванной и обмотав бёдра полотенцем, он вернулся в комнату, намереваясь достать из комода свежее бельё. Джессика оставалась на том же месте, только рука её упала с края дивана вниз.

— Джесси… — осторожно произнёс Стефано и, углубившись в гостиную, сверху внизу взглянул на неё. Девушка лежала, откинув назад голову, будто спала. Только ни тени дыхания не колебало её грудь. Рядом с диваном на полу, там, куда опустилась тонкая рука, валялась на боку корзина, полная алых роз.

Стефано провёл языком по губам.

— Джессика… — позвал он скорее машинально, чем ожидая, что она откликнется. Затем присел на корточки и, наклонившись к корзине, потянул красную открытку, украшавшую букет. В следующую секунду раздалось шипение, и блестящее длинное тело рванулось к нему.

— Вот дерьмо! — выдохнул Стефано, чудом успев перехватить хищника за шею, и теперь глядя в маленькие чёрные блестящие глаза. Раскинув радужный капюшон, кобра выбрасывала вперёд длинный острый язычок и с ненавистью смотрела на него.

Стефано рванулся к окну и, открыв форточку, вышвырнул туда змею, а затем вернулся и снова поднял с пола упавшую открытку:

«Самому упорному из наших друзей. Мы наблюдаем за тобой», — значилось в ней.

*Святые ветры, благословенный шторм

17

— Осталось меньше суток, — произнёс Дель Маро, потягивая сангрию из высокого бокала.

— Не волнуйся, — Доминико закурил. В эти дни сигара почти что не покидала его рук, — всё будет хорошо.

Он затянулся и задумчиво посмотрел в окно.

Они встретились в небольшом ресторанчике «Траттория Паскуале», располагавшимся в получасе езды от отеля «Гранд континенталь», хотя для этого не было особых причин — Доминико просто пригласил Дель Маро, сказав, что хочет посидеть и поговорить ни о чём — а может быть, выпить за будущий успех.

И хотя встреча эта, казалось бы, не имела никакого отношения к профессиональным делам, оба пришли со своими помощниками — рядом с Доминико сидел Лоренцо Фебини, рядом с Дель Маро — Вико Тапарони.

— Когда всё будет сделано, приезжай ко мне, — сказал Доминико, — тебе понравится в Манахате.

Так около получаса они просидели и проговорили обо всякой ерунде, а потом с радостными улыбками вместе со своими спутниками вышли на Двенадцатую авеню.

К своему великому сожалению, Дель Маро даже не догадывался о том, что на соседней улице его уже поджидали люди в шляпах, низко надвинутых на лицо. На одном из перекрёстков Двенадцатой авеню они вышли ему навстречу и выхватили из карманов пистолеты. Дель Маро тут же бросился бежать к стоявшему на противоположной стороне улицы такси. Вико Тапарони, увидев убийц, ехидно улыбнулся и как вкопанный остался стоять на тротуаре.

Он видел, как те догнали его шефа, как выпустили в него заряд пуль. Дель Маро, залитый кровью, свалился на асфальт.

Всё это время Доминико стоял, прижавшись спиной к стене и наблюдая за происходящим, но ни он, ни Вико, ни люди, сопровождавшие их, не сделали ничего.

Когда же стрельба закончилась, Вико подошел к лежащему на мостовой телу, наклонился, чтобы проверить пульс, и со вздохом возвёл очи к небесам, туда, где слабо мерцала над горизонтом спираль Ветров.

— Santi i Venti, — произнёс он, — да упокоят Ветра душу друга моего.

Таскони, покинув своё укрытие, кивнул и, протянув руку, пожал протянутую ему в ответ ладонь.

— Это такое горе, — говорил он спустя полчаса, когда патрульные допрашивали его, — он был двоюродным братом супруги моего брата, можете представить себе? Какое это несчастье для меня…

Детективы опаздывали, а его, как одного из главных свидетелей, не хотели отпускать, пока не начнётся настоящий допрос.

Наконец, вторая полицейская машина затормозила рядом с ним, и, к немалому удивлению Доминико, из неё вышли двое — сначала малознакомый ему коп, который тут же представился:

— Габино Рамирез, старший сержант.

Доминико не слушал его. Второй коп остановился в паре шагов у Рамиреза за спиной. На лицо он был мрачен как