Судьбы водят хоровод - Лана Барсукова

совсем дряблой ее нельзя было назвать, но тенденция наметилась отчетливая.

На похоронах, и это заметили все, Вероники не было. Проявляя тактичность, никто про дочь не спрашивал, а если и спрашивал, то сам же предлагал ответ:

– Вероника не смогла? Да это и понятно, виза, огромные расстояния, разница во времени…

Илона лишь кивала, пряча заплаканные глаза за вуалью шляпы. Она не имела ни малейшего желания пересказывать разговор с дочерью.

– Вероничка, у нас горе, папа умер… – В горле перехватило.

– О-о-о-ой, – заплакала дочь. – Как такое могло случиться? Разве папа болел?

– Нет, что ты! Он следил за своим здоровьем, ты же знаешь. Это случилось внезапно, ничто не предвещало. Оторвался тромб, несколько секунд…

– Мама, ты держись там, – сквозь слезы попросила дочь.

– Ты не приедешь?

Повисла пауза.

– Мам, ну какой смысл? Его уже не вернуть, а мне это будет очень неудобно. Эта смена часовых поясов выкосит меня на неделю, а тут столько дел. Даже не знаю, стоит ли лететь… – Вероника многозначительно замолчала.

– Не стоит, доченька, – помогла ей Илона.

– Ну раз ты так считаешь… – И облегченный выдох.

Или показалось?

«Все правильно», – успокаивала себя Илона, но в памяти, как заноза, засело то облегчение, с которым дочь получила разрешение не приезжать на похороны.

Если бы Вероника рвалась в Москву, Илона бы отговорила ее. Она твердо решила не посвящать дочь в события, которые стоили Родиону Аркадьевичу жизни. Пусть дочь остается в счастливом неведении, спокойно учится. Зачем омрачать ее молодость? Зачем ей знать, что они жили отнюдь не только на зарплату главы семьи. Приедет позже, когда страсти улягутся. И тогда они вдвоем, мать и дочь, сходят на могилу. Таковы были планы Илоны. Но то, что Вероника самоустранилась от похорон, что ее не пришлось уговаривать, стало для Илоны неприятным сюрпризом.

Они регулярно созванивались, не теряли связи. Правда, звонила чаще Илона. Эти звонки были подобны игре в рулетку. Если повезет попасть в минуты, когда Вероника относительно свободна, то они поболтают. А можно и нарваться: «Мам, ну что ты все звонишь? Делать нечего? Я тут в бассейне, все, пока, целую».

Со временем у Илоны выработалась привычка спрашивать: «Ты свободна? Можешь говорить?» Так обычно связываются с деловыми людьми.

Словом, нить между ними не рвалась. Но Илоне все чаще казалось, что эта нить из теплой шерстяной стала какой-то синтетической.

Тем временем Вероника закончила отведенный ей американским университетом период обучения. Пора было возвращаться. И тут, прислушавшись к себе, Вероника услышала вопль, идущий от самого сердца. Возвращаться не хотелось категорически, никогда, ни за что, ни в коем случае. Ей здесь нравилось. Она любила солнце, разномастную студенческую среду, это веселое и жизнерадостное вавилонское столпотворение. Здесь учеба переплеталась со спортом, с вечеринками, с романами и романчиками… Словом, она чувствовала себя в американской среде, как рыба в воде.

Американский университет проявил сострадание. Время бесплатной учебы в рамках студенческого обмена закончилось, но Веронике пошли навстречу и предложили перевестись на платную образовательную программу. То есть учись, русская девушка, сколько душа пожелает, но за деньги. За американские доллары.

Цифра была впечатляющая, но подъемная. Родион Аркадьевич и не такие цифры поднимал. Как некстати он умер! Но должны же остаться капиталы, накопления.

Вероника позвонила:

– Мам, мне деньги нужны.

– Много?

– Много.

И Вероника назвала сумму.

Повисла пауза, не предвещавшая ничего хорошего.

– Вероника, у нас нет таких денег.

– Мам, ты шутить? Папа же должен был оставить…

– Понимаешь, папа много болел, все ушло на врачей.

– Мам, ты опять шутить? Ты же говорила, что тромб, мгновенная смерть.

– Все не так просто… Видишь ли, деньги любят не только врачи.

– Кто еще? Ты, что ли? – с вызовом спросила Вероника. – А тебя, мама, в детстве не учили делиться?

Илона задохнулась от возмущения. «Вот дрянь!» – промелькнуло в обиженном сознании.

– Не только врачи любят деньги, – ледяным голосом сказала она. – Еще их любят следователи, адвокаты, по мелочи – разные полицейские.

– Не поняла, – серым голосом отозвалась Вероника. – Что ты имеешь в виду?

– А пора понимать, девочка, ты уже большая. Папа ходил на грани закона… Возможно, я вполне допускаю, перешел где-то эту грань. Но ты должна помнить, что он, если это и сделал, то только ради нас, тебя и меня. Чтобы сберечь его честное имя, мы отдали этой своре практически все, что имели. Возможно, суд и оправдал бы папу. Но он не дожил.

Вероника ошарашенно молчала. Илона испытывала странное чувство. Ей стало легче оттого, что она рассказала правду, что больше ей не надо врать про скоропостижную смерть мужа. Но вместе с тем она чувствовала, что этот разговор аукнется ей. И была права.

С того дня удача покинула ее в телефонной рулетке. Илона звонила, звонила и снова звонила. И каждый раз у Вероники были срочные дела, прервать которые нельзя. То она училась, то обедала, то закупалась в магазине. Словом, Илоне хронически не везло. Поговорить с дочерью не удавалось.

У Вероники действительно не было свободного времени. Земля горела под ногами, роскошная калифорнийская земля уплывала из-под ног. Деньги любой ценой! С этой мыслью Вероника засыпала и с этой же мыслью просыпалась по утрам. А часы тикали, неумолимо приближая встречу с таким родным, но таким нежеланным аэропортом Шереметьево.

Вариант охмурить какого-нибудь американского старичка с тугим кошельком приходил в голову, но был отвергнут. Старички, имеющие деньги, кое-что в жизни понимают. Молодая русская студентка кажется им сомнительным сценарием. Нужно долго и терпеливо ублажать, доказывать, что «я не такая», а на это нужно время. Его-то как раз и нет. Требуется иной вариант, быстрый и надежный ход конем. Настоящий блицкриг.

Если мысль поселилась в мозгу, то рано или поздно она прогрызет дыру, из которой вырвется победный крик: «Эврика!» Так было у Архимеда, так случилось и у Вероники.

В одно прекрасное утро – впрочем, в Калифорнии любое утро прекрасно – она открыла глаза и поняла, что ей следует предпринять. Она раздобудет деньги, университет сам принесет ей финансовую помощь на блюдечке с голубой каемочкой. Впрочем, отсутствие каемочки Вероника простит, она не формалистка.

Натянув джинсы и футболку с модным принтом, Вероника помчалась устраивать свою жизнь. Через вторые руки она вышла на каких-то журналистов, телевизионщиков и борцов за права человека. Это было не трудно, поскольку примерно половина населения Америки принадлежала одной из этих категорий. Эта многочисленная рать соображала довольно шустро. Вероника лишь подсказала, в каком ключе стоит подавать ее историю, а дальше их профессионализм сделал свое дело.

Вскоре в местной американской