Ленин - Фердинанд Оссендовский

— Я не вижу даже зарева этого солнца, — проворчал Ленин.

— Ты не видишь, милый, а другие уже видят и тут и там… Я увидел ее перед собой в этот, последний день жизни… и рад, что дано было мне увидеть ее — лучезарную, как заря! Счастье это великое!

Мужик задумался и замолчал.

Ленин внимательно присматривался к нему. Постепенно осознавал сущность русской души — максимализм стремлений: или все, или ничего; мистическая вера в возможность основания на земле «Небесного Иерусалима»; таинственная убежденность о мессианстве народа и вечная тоска, ощущение ответственности и страданий за судьбы всего человечества от края до края земли, без самолюбия, без любви к собственной отчизне, приносимой, как жертвенного ягненка, на алтарь Божественной Правды во имя всех-всех, во всем мире, а может и дальше, до границ самых далеких, едва различаемых на небе звезд и светящихся туманностей.

Мужик не притронулся к принесенной еде.

Он стоял на коленях, обратив лицо на восток, размашисто крестился и бил поклоны, ударяя лбом в доски нар.

После полуночи заключенных разбудили. Охранник и солдат со штыком вывели мужика. Он уходил молча, сосредоточенный, радостный.

Ленин долго прислушивался, но товарищ не вернулся.

С утра он узнал, что приговор был приведен в исполнение.

Владимир до скрипа стиснул зубы и громко прохрипел:

Говоришь: «Не судите»! Тебя тем временем осудили и казнили? О, я буду судить без жалости, без сожаления… карать буду всей мощью моей ненависти и боли!

Новый день принес смерть невежественному простаку, верившему в возникновение «святого града», в котором люди не будут судить людей, и — свобода — для человека с дерзким, богатым разумом, в котором уже прозвучал приговор без милосердия и пылала жажда наказания, исполненного мстительной рукой.

Глава XV

Наступило лето 1915 года.

Из маленького домика с висящей над дверями вывеской убогого ресторанчика «Puits de Jacob» вышел невысокий, сбитый человек, с желтым лицом и темными раскосыми глазами.

Он посмотрел на лазурное небо и пошел в сторону парка Belvoir, улыбаясь голубой, мерцающей ослепительным блеском поверхности Цюрихского озера.

Он встал на берегу и смотрел на проходившую публику злым, угрюмым взглядом, на нарядных женщин, одетых в белые брюки и спортивные рубашки мужчин, группки веселых, счастливых детей.

Дуги его монгольских бровей хмурились, сжатые губы то и дело подрагивали, что-то беззвучно шепча.

Вдруг он радостно и по-дружески улыбнулся.

В светлой одежде и мягкой шляпе шел пружинистым шагом, слегка покачивая сильными бедрами, высокий, атлетически сложенный человек.

— Хелло, мистер Ленин! — крикнул он издалека, и на бритом, загоревшем от солнца и ветра лице расцвела добрая, почти детская улыбка.

Глядя стальными глазами, в которых мигали искорки веселья и легкой иронии, он размашисто потряс руку Ленина и похлопал его по плечу.

— Ну что ж, едем? — спросил он, набивая трубку.

— А как же! — ответил Владимир. — Сегодня у меня исключительно свободный день. Я хочу провести его приятно и с пользой, мистер… Кинг.

— Вы всегда спотыкаетесь на моей фамилии! — рассмеялся американец.

— Должен признаться, что через мое горло оно не проходит слишком легко! — согласился Ленин. — Надо же было каким-то злым духам нашептать вашим предкам такую ужасную фамилию! Кинг? Король! Подумать только!

Американец прыснул со смеху.

— Старики не знали, что у их блудного потомка будет такой радикальный знакомый, — воскликнул он, пуская густые клубы дыма. — Сегодня поедем на Утокульм. Страшная жара, мы наверняка никого там не встретим. Только я опасаюсь, что вам, мистер Ленин, будет жарко в этой темной одежде.

— Вовсе нет! — весело ответил Владимир. — Так как у меня есть только один костюм, то сегодня, надевая его, я приказал, чтобы он был продуваемым и легким, как греческий хитон!

Кинг снова окружил себя дымом и громко рассмеялся.

Зубастая электрическая канатная дорога завезла их на самую вершину. С железной веранды отеля они окинули взглядом развернувшийся внизу пейзаж.

Бело-желтое пятно Цюриха, похожего на холмик крота на берегу голубого озера, зеленая долина Лиммату, горные, искрящиеся ледниками хребты: Альпы-Саентис, Юра, над которыми величественно и грозно возвышали свои одетые в облачные тюрбаны пики Юнгфрау, Стокгорн, а дальше Риги, Пилат, едва вырисовывающиеся в тумане Фельдберг, вулканические конусы Егау и мутное, далекое зеркало озера Тун.

Они молчали, засмотревшись на необъятную для взгляда, великолепную палитру великого мастера — природы.

Мистер Кинг вздохнул и тихо сказал:

— У нас в Соединенных Штатах уже нет таких пейзажей! Земля повсюду рассечена железными дорогами, горизонт заслоняет дым фабрик, шахт, электростанций. Я должен раз в пять лет приезжать сюда, чтобы отдохнуть от бешеной американской жизни. Я привожу сюда своих сыновей, пускай учатся любить природу и понимать, что ее вековой труд и энергия более совершенны, нежели человеческие усилия!

Ленин загадочно усмехнулся.

Когда американец замолчал, он сказал насмешливым голосом:

— А я, глядя на эту такую спокойную, умиротворяющую, счастливую панораму, вижу вдали, вон там — за Туном пустые, голые просторы России, никем не заселенные горы, вьющиеся болотистые дороги, протоптанные миллионами звенящих кандалами людей! Они бредут сейчас с низко опущенными головами, сгорбленные, прибитые к земле секущим их кнутом царя в тюрьму, церковь или могилу. Если бы у меня были сыновья, я привез бы их сюда, а они бы выкрикнули с ненавистью: «Справедливости! Мести! Новую жизнь!»

Американец немного задумался и сказал тихим, серьезным голосом:

— Весь день я вчера думал о ваших взглядах и идеях. Они меня озадачили… Однако я пришел к убеждению, что вы мечтатель, утопист. Нельзя ведь с Утокульма одним прыжком перескочить на вершину Риги? Для этого понадобился бы самолет или канатная дорога, как над Ниагарой или в ущельях Скалистых гор!

Ленин ничего не ответил. Он стоял, заглядевшись на Юнгфрау, которую все больше окутывали густые лоскуты мягких серебристых облаков.

— Пойдемте выше, на самый пик! — предложил мистер Кинг.

Ленин молча кивнул головой. Они шли по узкой каменной тропке, среди скальных груд и мелких кустиков рододендрона, цепляющихся корнями за щели и сыпучие песчаные кочки.

Наконец, они пришли и сели на камнях.

Под ними растянулся зубастый хребет Альбис, а над ними плыли белесые полосы и обрывки облаков. Мистер Кинг посмотрел на Ленина и сказал:

— Я думал о нашем вчерашнем разговоре и пришел к убеждению что ваш план создания человека-машины и общества-машины нереален. Всегда найдутся индивидуумы настолько выдающиеся, что для них не будет места ни в каком сборном механизме. Если вы разместите таких людей в системе, они помимо собственной воли разрушат ее, взорвут, остановят гармоничное движение, направляемые собственной индивидуальной волей. Это люди, которые на голову выше, чем толпа.

— Общество укоротит свое туловище на одну такую голову, ведь власть и закон принадлежат подавляющему большинству, — возразил Ленин спокойно.

— Но эта голова наверняка принадлежала гению, — заметил американец.

— Толпа обладает коллективным гением, и этого должно быть достаточно.

— История, кажется, не знает таких случаев, — пожал плечами мистер Кинг. — Гении приходят на свет почти всегда с анархичными характерами — в смысле неподчинения правилам масс; гениальные головы ведут за собой толпы, а не наоборот.

Ленин молчал. Американец взглянул на него и добавил:

— Этапы прогресса… исторические эпохи в жизни народов — это биографии гениев в различных сферах деятельности.

Ленин все еще молчал.

Пыхтя трубкой и легко раскачиваясь на камне, мистер Кинг говорил:

— В области материалистических взглядов Америка опередила все остальные страны. Пришла она к этому путем поддержки выдающихся личностей. Мы имеем целые династии наследуемых индивидуальных способностей, граничащих с гением. Следует помнить, что вышли они из самых низких, иногда самых нищих слоев общества. Это противоречит вашему утверждению, мистер Ленин, что только наследственная буржуазия способна угнетать более слабых. Вы можете не знать, какие мысли рождаются в умах потомков пастухов, уличных продавцов газет, мелких торговцев, обычных матросов, иногда — уголовных преступников!

Ленин поднял голову и внимательно слушал.

— Они думают, как превратить пустыню в плантацию хлопка. У них есть разработанные планы и сметы мощных плотин на Миссисипи и ее притоках; знания о повышении урожайности почвы при помощи электрического тока высокого напряжения; они мечтают о замене человеческих рук тракторами в сельском хозяйстве, а в промышленности — сложными, точными машинами, приводимыми в действие электричеством, которое в неограниченном количестве доставят водопады, бурные реки, ветер и разбивающие о берег морские волны; они убеждены, что вскоре оставят угольные шахты, где в поте лица и с опасностью для жизни работают, как рабы, люди разного цвета кожи. Все заменит электричество! Оно обеспечит нас теплом, светом и силой. Исчезнут толпы рабочих, прекратится их тяжелый труд и перестанет существовать покоренный простор. Электрическая энергия и химия станут кормилицами и служанками человечества. Ба! Один из моих коллег — инженер-химик, как и я, утверждает, что через 50 лет химия будет производить волокно для одежды, синтетическую пищу, а в сочетании с электричеством и биологией — волшебную панацею для борьбы со смертью! Мой знакомый агроном, разрабатывает систему сельского хозяйства под землей на случай охлаждения земной поверхности… Другой биолог опять же работает над урегулированием плодовитости мух и над созданием мужских и женских особей, носясь с мыслью об искусственном воспитании гениев, пока… среди насекомых и ящериц!