Плач под душем - Ирина Лобусова

– Можно мне воды?

– Здесь нет воды. Придётся привыкнуть. Стакан может быть грозным оружием, если его разбить. Ну как, впечатляет? Знаешь, мне очень жаль. Может, скажешь сразу, где ты была утром четвёртого октября?

В глубоком отчаянии я лишь махнула головой. Никитин словно ожидал этого.

– Не хочешь говорить? Хорошо, не говори. Твой муж пришёл во второй половине дня. Он выглядел очень решительно и целенаправленно. Сначала я не мог понять его поведения, но потом… В те редкие встречи, когда я был у вас дома, он вёл себя совершенно иначе. А потом я понял, что, очевидно, вы из-за чего-то серьёзно поссорились, и таким своеобразным способом муж решил тебе отомстить. Итак, он явился ко мне во второй половине дняи с порога заявил, что имеет важную информацию по делу Гароева. Потом сказал, что пришёл дать показания, которые всё время скрывал потому, что пытался выгородить убийцу. А теперь в нём проявилась (якобы) совесть. Он официально заявил, что из своей квартиры четвёртого октября ты вышла в половине шестого утра и явилась обратно только в 7.30– 8. Что ты была очень взволнована, когда уходила, и совершенно подавлена, когда пришла. А когда пришла, на твоих руках были пятна, которые ты тщательно смывала в ванной. НасчётГароева он заявил, что ты была с ним в интимных отношениях, которые совершенно не скрывала. Наоборот, подчёркивала при каждом случае. Гароев делал тебе дорогие подарки, например, духи. О твоей связи с ним знали все, а точно подтвердила Ольга, компаньонка, в беседе с мужем. Якобы твойсупруг располагал доказательствами и всё давно знал. Вот так, моя дорогая. Все его слова официально оформлены в соответствующем виде, занесены в протокол. Итак, следствие получило важную информацию: ты уходила из дома утром четвёртого октября.

– Допустим, – языком, шершавым, как наждак, я облизала пересохшие губы, – но ведь это не означает, что я была у Гароева. Я могла выйти куда угодно. Например, просто подышать свежим воздухом.

– А пятна на руках?

– Не было на моих руках никаких пятен!

– Существуют свидетельские показания. Официально свидетель заявляет обих существовании.

– Супруг не может быть официальным свидетелем.

– Бывший супруг. Твой муж подал на развод. Вас разведут быстро и автоматически к концу следствия. Тыв тюрьме, детей у вас нет. Так что когда начнётся суд, он уже не будет твоим мужем. Значит, его показания очень существенны.

– Или нелепы. Что более точно.

– Возможно. Но они существуют. Они официально записаны. Кроме того, этоещё не всё. Идём дальше.

Снова лист из папки. Прочла.

– Этовдохновляет меня меньше, – прокомментировалон, – мелочь, но всё же… Твоя любимая подруга Галина дала показания о том, что в ночь убийства Ольги ты вернулась к ней в квартиру только в три часа ночи. То есть когда Ольга давно была мертва. И здесь ты лгала. Галина показала, что в ту ночь у тебя вроде была какая-то важная деловая встреча. Ты можешь объяснить, какая важная деловая встреча может быть в полночь?

– Могу. Например, с любовником.

– Имя любовника! Имя, фамилия, адрес.

– Не помню!

– Итак, двойная ложь. Ты отсутствовала в доме, когда убили Гароева. И ты отсутствовала, когда убили Ольгу. В обоих случаях у тебя нет никакого алиби. Тёмная история! И подозрительная. Заставляет задуматься, не так ли?

– И это всё, что у вас есть?

– Конечно, нет. Смешно было бы арестовывать, если быу нас было только это! Но, честно скажу, если бытвой муж не явился сюда, и не дал эти убийственные показания, я бы тебя не арестовал. Твой супруг дал нам основание для ареста, понимаешь? Показания подруги были выбиты из неё почти насильно, но это так, ерунда. Мелочь, которая подтверждает, что ложь была не только в первом случае. А вот добровольный рассказ супруга – это уже серьёзно. Скажи только, за что он тебе так отомстил? Не для протокола, а просто так, самому интересно!

– Я от него ушла.

– Жаль, что ты не сделала это раньше.

– Ваши сожаления мне не помогут.

– Верно. Поэтому читай дальше.

На столе появился очередной листок. Прочитала. Никитин ждал моих слов. И дождался. Я сказала:

– Но ведь это нелепо! Показания Алисы Гароевой! Полная чушь! Как она могла видеть нас вместе, если при случайной встрече она меня не узнала! Один мой друг устроил мне встречу с Гароевойв парикмахерской. Мы столкнулись нос к носу, и она меня не узнала. Потом парикмахерша спросила её про меня, кто я, и Гароева сказала, что понятия не имеет, и видит меня в первый раз в жизни! Всё это было снято камерой на кассету! Если вы позвоните моему другу, я представлю вам эту запись!

– Тыхоть слышишь со стороны, что говоришь? Здесь следствие, уголовный розыск, а не детский сад! Кто-то снял что-то на какую-то кассету… откудая могу знать, что это действительно Алиса Гароева, а не подставная актриса, внешне похожая на неё? Кто будет этим заниматься? Тем более, суд такие материалы вообще не рассматривает. Ты этого не знала? Так что хватит морочить мне голову! Перед тобой официальные показания Алисы Гароевой, написанные ею собственноручно в отделении милиции. А не какая-то нелепая самодеятельность с кассетами, друзьями и парикмахерскими! Что тебе ещё неясно? Алиса Гароева утверждает, что ты долгое время была любовницей её мужа, она знала об этом и не раз заставала вас вместе! Однажды она попросила своего знакомого сфотографировать вас вместе. Вот, пожалуйста!

Никитин бросил на стол несколько фотографий.

Собственно, вся моя жизнь была злом. Злом, совершённым не по-моему умыслу…. Или по моему? За всё надо расплачиваться…. Я всегда расплачивалась. И не только собственной болью.

По вечерам в больнице была удивительная тишина. Вдавливаясь в жёсткостьказённого покрывала, я закрывала лицо руками. Я совершила немало зла, не отдавая себе в этом отчёт. Теперь, сражаясь с призраками, я умирала в прозрачности страшной ясности, давящей, чем удушающая груда камней. Я совершила немало зла. Я теперь за это расплачиваюсь.

В тот день, в офисе, два года назад, когда мы только-только стали заниматься эскортом и проституцией, мы пили шампанское, празднуя удачное окончание месяца нашей работы, окончание, которое принесло неплохие доходы.

– Я никогда не думала, что мужики такие скоты, – расслабившись, даже вечно суровая Ольга выглядела веселее обычного, – ты только подумай! За месяц мы заработали столько, сколько раньше не получали за целый год! У Анжелики была удачная идея….

– Этобыла моя идея! – вставила я, – большие деньги можно делать на чём-то. Либо наркотики, либо проституция. А проституция существовала всегда, и до нас, и будет существовать после нас. Так что мы не открыли ничего нового. Тебе повезло – у тебя умная соратница!

– Да уж. А с отелямиты выдумала здорово! Система скидок на уик-энды…. – Ольга не успела продолжить. В этот момент распахнулась дверь, и в кабинет ворваласьполная, но хорошо одетая женщина лет сорока пяти. Вернее, ворвалась – не то слово. Она вошла быстро, но очень уверенно и гордо. Захмелевшие, мы не успели сориентироваться, лишь Ольга бормотнула:

– Вы кто?

Женщина бросилана стол фотографию. Улыбающийся мужчина, держащий на плечах двух одинаковых маленьких девочек.

– Он вам знаком? – сказала, словно скомандовала, она.

– Да. Один из наших клиентов. Был, кажется… – всмотрелась в снимок Ольга.

– Был. И вы разрушили нашу семью. Вы обе разрушили мою семью! Оставили детей без отца!

– Постойте! – я начала разбиратьсяв происходящем. – Разве это мы виноваты? В том, что он спит с проститутками? Это не наша вина!

– Вы разбили мою семью! – глухо повторила женщина. – Пусть всё это падёт и на вас! Будьте вы прокляты!

И, захватив со стола фотографию, гордо развернулась и вышла из кабинета.

– Сумасшедшая какая-то! – фыркнула Ольга. Потом добавила, неловко пряча глаза в пол:

– Всё-такиу неё двое детей….

– Да, двое, – сказала я, – дети. Мы поступили правильно.

И от радости, что этой женщине, имеющей детей, мы причинили такую боль, у меня свело ноги – от мучительнойзахлёстывающей радости! Настолько сильной, что мне захотелось рыдать! Словно отнаслаждения, причинённого болезненным ударом…

Ещё несколько лет назад. Экскурс в прошлое. Жёсткийкожаный диван в чужой, но знакомой квартире. Неудобно сидя на нём, я поджималаноги, как вор. Мне хотелось спрыгнуть с третьего этажа, но я удерживалась – от чрезмерной правильности воспитания.

– Да, я тоже думаю, что так будет лучше всего! После пережитого нам будет лучше расстаться! – яркие лучи позднего закатного солнца падали на его лицо, и золотили рыжие, ослепительно рыжие волосы, как всегда собранные в хвостик, и от этого буйного слепящего золота хотелось плакать.

– Знаешь, чего я больше всего боюсь? – я ненавидела это место, его квартиру – вся обстановка делала меня жалкой, – я боюсь, что больше никогда не смогу посмотреть в твоёлицо. Понимаешь? Никогда! Видеть черты, которые могли бы…